Родди Дойл - Ссыльные
Мика вернулся в лоно церкви.
— Тут‑то я и одумался, мужик. Всем обязан Господу.
Джимми рассказал ему о «Ссыльных» и о звонках среди ночи и ранним утром.
— Что бы с таким вот сделал Господь, Мика?
— Выбил бы из него всю срань, — ответил тот.
— Так ты берешься?
— Ладно.
— НОВЫЙ ШЕ — РИФ НАПИСАЛ МНЕ ПИСЬ — МО. — Они уже резвились по — настоящему, в «Унисексе» стены от стен отлетали. ВЕЛЕЛ МНЕ ЯВИТЬСЯ — ЖИВЫМ ИЛИ МЕРТВЫМ. Они были готовы.
Это пел Пэдди Уорд. Негусу Роберту очень не хотелось уступать микрофон, но теперь он слушал и наблюдал за губами Пэдди… МНЕ НЕ НРРРА — ВИТСЯ ТРУДНЫЙ ОТЕЛЬ ТВОЙ. Пэдди обхватил Негуса Роберта рукой за плечи, тот шагнул к микрофону, и они закончили песню вместе: ЖИВЫМ ИЛИ МЕРТВЫМ — ДОРОГА ТРУДНА — ААА.
Когда Пэдди возник на репетиции, Кенни попробовал возмутиться. Спросил:
— Он то, что я о нем думаю?
Джимми это врасплох не застало.
— Он путешественник, да. Ты что‑то имеешь против, Кенни?
— Э — э…
— Потому что нам жаль будет с тобой расстаться.
— Нет — нет, блядь, нет же. Это просто — ну, как‑то необычно. Э, типа — ну, путешественник. В группе.
— Кенни, оглянись вокруг, — сказал Джимми. — Это необычная группа. В этом, блядь, весь смак. Ты с нами?
— Господи, ну да. Еще бы. Спасибо.
Джимми тем временем наблюдал за Кенни. Тот давал жару, улетев на какие‑то небеса. Керри играла на ритме, а Кенни мог привольно бродить. И он бродил — на этой своей гитаре он заезжал дальше любого путешественника на «хайэйсе».
Теперь у них было восемь песен Гатри, плюс еще кой — чего, чтобы хватило на концерт. «Поднимайся, вставай» — выбор Гилберта. «Жизнь во время войны» выбрала Керри. «Блюз внутреннего города» — Негус Роберт. Звучал он изумительно — его свели только к джембе и голосу. И МНЕ ХОЧЕТСЯ ОРРА — АТЬ.
— Хочется, — объяснил Негус Роберт. — Не «хотца». Мистер Марвин Гей был гений, но дикция у него, как ни жаль мне это признавать, была крайне скверная.
«Отель „Калифорнию“» предложил Дан. «Ла Вида Лока» — Младший Дан, а совсем хорошую выбрала Агнес.
— ПА — ЙО — ОМ МЫ ПАДДАЖДЁМ… ПА — ЁМ МЫ ПАДДАЖДЁМ… ЧУДЕСНОЕ ЧУСТВА — МЫ ЩАСЛИВЫ В НЁМ…
— Какая, блядь, приятная, — сказал Кенни.
Он был немножко влюблен в Агнес. Сам же выбрал «Смердит подростками».
— Ты пошутил, да? — сказал Джимми.
— А чего? — сказал Кенни.
Джимми оглядел парикмахерскую:
— Кто петь будет?
Никто не успел даже ничего пробормотать, как вперед выступил Пэдди Уорд:
— Это работка по мне.
И схватил микрофон — мужик, которому в последний раз стукнуло шестьдесят.
— ГРУЗИ СТВОЛЫ, ДРУ — ЗЕЙ ЗОВИ. — Бас Мэри двинулся за ним следом, Лев подхватил и составил им компанию. ЛЕГКО ТЕРЯТЬ И — ДЕЕЕЕ — ЛАТЬ ВИД. Кенни взял две знаменитые ноты — ДИ — ДААА — и пропал за своими волосами, чтобы порыдать вволю. ВОТ ОНИ — МЫ — ЫЫ — ЫЫЫЫ… РАЗВЛЕ — КАЙЙЙ — ТИИИИ. За час они всю ее разложили. И МУЛ — АТТТААА — ЛЕЙКОПАА — ТА. Их песня — полностью их, совершенно новенькая. И МОСКИ — ТАА — И ЛИБИИИДОООО. Стены прошиб пот — ЙЕЕАААА… Пэдди, задыхаясь, рухнул на пол, а Джимми сделал свое важное объявление:
— Играем в среду.
— В футбол или песенки? — спросил Пэдди.
Все засмеялись, но им не терпелось услышать дальше.
— Песенки, — сказал Джимми.
— Будьте добры — где?
— Не там, где обычно, — сказал Джимми. — Но для рекламы здорово.
— Где?
— Ну, — сказал Джимми. — Лиффи знаете?
Глава 11
Гражданская война
Это была, блядь, катастрофа.
Они играли на плоту под новым пешеходным мостом — разогревали перед организованным заплывом, которого не случилось. Мероприятие отменили из‑за сообщений, что в Лукане крысы нассали в воду.
— Желтушный лептоспироз, — сообщил по мобильному организатор, муж одной из двоюродных сестер Джимми. — Передается крысиными ссаками. Анемия, глаза болят, кровь из носу, желтуха. И это лишь начало.
Джимми стоял на мосту, пытаясь удержать трос. К другому концу его привязали надувную бутылку «Хайнекена» — гигантскую зеленую гирю, которая то и дело билась о плот. Хай — хэт Льва уже улетел в воду. А от ветра шли такие волны, каких Джимми никогда раньше на реке не видал.
— Крысиные ссаки? — переспросил он. — Господи, чувак, да убери ссаки из Лиффи, и река пересохнет.
— Я знаю, это твоя родина, — сказал муж двоюродной. — Но рисковать мы не можем.
— И поэтому ты дома, а мы, блядь, тут.
— Я на работе.
— Все равно.
— Извини, Джим, но врачи не советуют заходить в воду.
— Ай, так сходи попей ее тогда, блядь, обалдуй.
Джимми сунул мобильник в карман и сосредоточился на веревке. Бутылка «Хайнекена» снова пошла в атаку на плот. Мика расположился у южного конца моста — охранял аппарат; они уже поймали парочку юнцов, которые хотели покидать в реку запасные гитары Керри. Джимми посмотрел на плот. Его прибило к набережной под самым променадом, и волны подбрасывали его и роняли. Пэдди упал на колени, пытаясь за что‑нибудь ухватиться. Лев лежал на своей установке — он уже оставил все попытки играть. Агнес старалась цапнуть перила и взобраться на променад. Концерт закончился, едва начавшись, хотя Негус Роберт пока не желал этого признавать: А — ААА МЕНЯ ЗВАТЬ БЕЖЕНЦЕМ ПЫЛЬНОЙ ЛОХАНКИ, — и Джимми было не до смеха.
Он помог всем перебраться с инструментами через парапет на твердую землю.
— Отлично поработали. Вы были великолепны.
Но в ответ на все свои старания он ничего не получил, кроме влажной ненависти во взорах и сердитых слов, разбавленных морской болезнью.
— Мне такие концерты не нравятся, — сказал Дан — старший, вытирая глаза.
— Жалко, Дан, — сказал Джимми.
— Да, — ответил тот. — Мне тоже.
Уходя прочь, оба Дана поддерживали друг друга. Негус Роберт отвалил, Джимми даже сказать ему ничего не успел. Пэдди завалился на заднее сиденье такси. А Керри стегнула Джимми.
— Ремнем от гитары, — позже в постели сообщил Ифе Джимми. — По ногам сзади.
— Покажь, — сказала Ифа.
— Да нечего там смотреть, — сказал Джимми.
— Все равно покажь, — сказала Ифа. — Ай.
Смоки только что укусил ее за сосок.
— Брайан, Брайан, Брайан, — сказала Ифа.
— Совсем как его па, — сказал Джимми.
— Господи, я так и знала, что ты это скажешь. Так и что будешь теперь делать?
— Не знаю, коза, — ответил Джимми. — А ты как думаешь?
— Позвони всем, извинись и попроси дать тебе еще один шанс.
— Фиг там, — ответил Джимми.
Но позвонил. Назавтра не пошел на работу, сказался больным и попробовал дозвониться до каждого. Легче сказать, чем сделать. У некоторых не было телефонов, а Лев и Гилберт жили вообще не там, где говорили. Кроме того, раз он остался дома, Ифа отправилась в город — у нее это было первое приключение после рождения Смоки, — а Джимми велела присматривать за детьми.
— Будешь знать, как выеживаться, — сказала она, вынимая ключи от машины у него из кармана.
— Картофки! — скомандовала Махалия. — Сичас!
Все они его выслушали — Мэри, Керри, Пэдди, Даны, Агнес. Они были не против попытаться еще разок.
— Только, блядь, под крышей, мужик, — сказал Кенни.
И Джимми опять возбудился. После, уже в потемках он пошел и выследил Гилберта. Африканец, открывший дверь старой квартиры барабанщика, долго пялился на Джимми, потом отправил его по другому адресу — в многоквартирный дом возле Норт — Сёркьюлар.
— Когда следующий концерт? — спросил Гилберт.
— Пока не знаю, — ответил Джимми.
— До пятницы? — спросил Гилберт.
— Не думаю, — сказал Джимми. — А что?
— Меня депортируют, — сказал Гилберт.
— Нет, — ответила Ифа, когда Джимми спросил, нельзя ли Гилберту немного пожить с ними.
— Он славный, — сказал Джимми.
— Нет.
— Он тебе понравится.
— Нет.
— Его семью перебили в гражданскую войну, — сказал Джимми.
— В Нигерии нет гражданской войны. Стыдно смотреть на тебя, Джимми Кроллик.
— Ладно, ладно, — сказал Джимми. — Я ему скажу.
Он встал с кровати.
— Господи, Джимми. А до утра не подождет?
— Вообще‑то нет, — ответил тот. — Он у нас на чердаке.
Глава 12
Задний двор Толстого Ганди
Джимми был прав. Ифе Гилберт действительно понравился. Она ему сделала сэндвич с беконом — и себе такой сделала, а Джимми — фигу…
— Осталось только два, извини…
…когда Джимми спустил Гилберта с чердака.
— Там холодно было? — спросила она.
— Нет, — ответил Гилберт. — Там было довольно уютно.
— Видишь? — сказал Джимми. — Я же тебе говорил.
— А ты заткнись, — сказала Ифа. — Он же не брал с вас денег, правда? — спросила она Гилберта.
