Дни в книжном Морисаки - Ягисава Сатоси
«Жаль, нечего почитать», — подумала я, бессмысленно глядя в темноту. Я бы хоть время скоротала.
Тут я охнула. Это ведь книжная лавка. Здесь же куча книг. Так как сейчас я к ним не испытывала ничего, кроме ненависти, то совершенно забыла об их истинном предназначении.
Я включила свет и начала искать какую-нибудь интересную книгу поблизости. Но мне ничего такого не бросалось в глаза. Одни старые книги. Вот дядя без труда нашел бы в этих стопках произведение, которое бы мне понравилось.
Я зажмурилась, беспомощно стоя перед горами карманных изданий. Вытянув руку, я наугад вытащила первое, до чего дотронулась. «До ее смерти» Муро Сайсэя. Я слышала о нем на уроках японского в старшей школе. Оставив включенной лишь тусклую настольную лампу, я завернулась в одеяло и без особого энтузиазма открыла книгу. Думала, что наскучит, и я быстро усну.
Но не тут-то было. Спустя час я полностью погрузилась в чтение. В рассказе было много сложных слов, но главная тема — душевное состояние обыкновенного человека — тонко перекликалась с моими мыслями.
Основной сюжет повествовал о том, как главный герой, выросший в Канадзаве и с детства мечтавший стать поэтом, отправляется в Токио и начинает жить в Нэдзу. Там он сгорает от любви то к сводной сестре, то к возлюбленной друга. Та, о ком говорится в названии книги, — девушка, с которой главный герой знакомится случайно, оказавшись без работы и на грани нищеты. Благодаря общению с ней его израненное сердце постепенно заживает.
Что меня больше всего зацепило в этом произведении, это то, каким спокойствием и добротой от него веет, несмотря на главного героя, чье детство прошло в тяжелых условиях, а юность — в печали. Заключенное в словах неуловимое чувство умиротворения постепенно проникало в мое сердце. Да, несомненно, это ощущение было особенно сильным оттого, что сам автор до безумия любил жизнь.
Я даже не заметила, как начало светать.
И все равно я продолжала читать страницу за страницей.
На следующий день, когда пришел дядя Сатору, я встретила его с радостным волнением. Он очень удивился тому, что я, которая обычно даже не здоровалась, буквально подлетела к нему.
— Это очень интересная книга! — воскликнула я, держа в руке «До ее смерти».
И что вы думаете? Дядя вмиг расцвел. Совсем как ребенок, который получил замечательный подарок на день рождения.
— Правда? Правда? — восторженно вторил он.
— Да, отличная! Такая, очень трогательная, — от нетерпения я не могла подобрать подходящих слов. «Трогательная» не в полной мере описывало возникшие у меня сложные чувства.
— Такако, я очень рад этим словам. Еще и Муро Сайсэй, у которого есть довольно мрачные вещи.
Дядя был настолько искренне счастлив, что даже я, заразившись этим настроением, обрадовалась.
И так мы какое-то время обсуждали эту книгу. Всего одна вещь неожиданно объединила меня с человеком, с которым, как раньше казалось, у меня нет ничего общего. Хоть этим человеком оказался дядя, точнее, именно поэтому, мое сердце ликовало.
Неосознанно я открыла в себе новую грань — именно так я воспринимала происходящее.
Благодаря этому я поглощала книги одну за другой. Казалось, что спавший внутри меня заядлый читатель вдруг вскочил и побежал, точно по сигналу.
Я медленно читала том за томом, смакуя каждую книгу. Времени было полно, и я не переживала, что перечитаю все в магазине. Нагаи Кафу, Танидзаки Дзюнъитиро, Дадзай Осаму, Сато Харуо, Акутагава Рюноскэ, Уно Кодзи… Я взахлеб читала все: произведения тех, о ком я слышала, но никогда не читала; тех, чьих имен я не знала; в целом все то, что мне казалось интересным. И при этом я продолжала находить что почитать.
Раньше я и не знала, насколько это ценный опыт. Даже возникло ощущение, что до этого у меня и жизни-то не было.
Я решила прекратить предаваться лени, как раньше. В этом больше не было надобности. Вместо побега в сон я по сменам присматривала за магазином вместо дяди и читала книги то в комнате, то в кофейне.
В старых книгах было столько истории, чего я даже представить не могла. И это относится не только к содержанию. Именно в самой книге я частенько находила следы прошедших десятилетий.
Например, в «Пейзажах души» Кадзии Мотодзиро в одной главе я наткнулась вот на это:
«Чем теперь является увиденное мной? Частью моей души или тем, что поселилось в ней?» — сбоку написал человек, которого некогда глубоко впечатлила эта книга. Тот отрывок главы тоже зацепил меня, поэтому я обрадовалась, что мои чувства совпали с чувствами кого-то незнакомого.
Еще я находила закладки в виде засушенных цветов, вдыхала уже едва уловимый аромат и думала о том, кто, когда и почему положил сюда эту закладку.
Такие встречи сквозь время возможны только в старых книгах. Тогда я начала любить эту букинистическую лавку Морисаки за то, что она дает такую возможность. В этом небольшом помещении, где размеренно течет время, начинаешь осознавать, что очень важно оставить себя в покое. Благодаря этому я стала довольно неплохо разбираться в писателях, чьи книги у нас были, и потихоньку сближалась с постоянными покупателями. Господин Сабу, заметив, что я изменилась, пересмотрел свое отношение и стал говорить мне:
— О, Такако, молодец.
И еще у меня появилась новая привычка: гулять по району.
Именно в то время стало прохладно: идеальная погода для прогулок. Вид желтеющих день ото дня деревьев, словно вторя медленным изменениям в моей душе, почему-то будоражил меня.
Прогуливаясь, я смотрела на улицы Дзимботё совершенно другими глазами, чем когда приехала сюда впервые. Теперь район казался мне полным приключений, что будоражило мое воображение. Так на главных улицах и закоулках этого квартала, наполненного дружественной атмосферой традиционной торговли, было полно разных букинистических лавок, кофеен и баров в европейском стиле. При этом все было погружено в исключительное спокойствие и совершенно не ощущалось вульгарности, которая так мне не нравилась.
Я наконец заметила, что те же книжные лавки отличаются друг от друга цветом.
Были такие, которые специализировались на иностранной литературе или исторических романах; были и такие, где продавались журналы о кино, детские книги и даже японские книги вахон [8] периода Эдо. Владельцы тоже встречались разные: от упертых «старикашек», как мой дед, до молодых и обходительных людей. Судя по тому, сколько мест я нашла, только книжных здесь оказалось больше ста семидесяти штук. Действительно, как и говорил дядя, это самый большой в мире район книжных магазинов.
Вскоре, уставая бродить, я заходила отдохнуть в кофейню. Выпить горячего кофе в конце прогулки, когда уже замерз, — что может быть лучше?
Так я проводила осенние дни.
Я даже не сомневалась, что каждый новый день будет поднимать мне настроение. Моя душа, которая долгое время словно находилась в свернутом состоянии, наконец начала расправляться.
Словно вторя этому настроению, район все больше открывался мне. Я очень сблизилась с хозяином и персоналом уже полюбившейся мне кофейни «Субоуру», а с официанткой Томо мы и вовсе сдружились.
Она училась на первом курсе магистратуры кафедры японского языка и литературы, а в свободное время подрабатывала в «Субоуру». Иногда захаживала и в лавку Морисаки как покупатель. Она была младше меня на два года. Обычно тихая, Томо казалась простодушной, но за этой оболочкой скрывалось горячее сердце. В частности, будучи студенткой факультета японской литературы, она обожала писателей. Мне безумно нравился ее богатый внутренний мир.
Со временем Томо, если у нее не было дел, по пути домой стала заглядывать в магазин, где мы с ней пили чай на втором этаже в окружении книг.
— Ух ты! Здесь все прямо как во сне! — воскликнула Томо, впервые зайдя в мою комнату.
