Горький вкус любви - Аддония Сулейман

За синими столиками кафе сидели выходцы из Эритреи. Я подошел к официанту и обратился к нему с вопросом на родном языке. Он указал мне на мужчину, сидящему в глубине зала. Тот был одет в костюм-двойку, а на правое плечо он накинул габи — традиционную эритрейскую шаль. Его волосы и борода были такими же белыми, как габи. Он заметил, что мы с официантом говорим про него, и протянул мне руку, когда я приблизился к его столику. Рядом с ним сидел еще один мужчина.

— Ассаламу алейкум, — вежливо произнес я.

— Ва-алейкум салам, — ответили мне оба эритрейца.

— Садись, сынок, — сказал мне мужчина в габи. — Как тебя зовут?

— Насер, — представился я.

— Мое имя — Хадж Юсеф, а это — Муса, — сказал мужчина в габи, представляя себя и своего друга, лысеющего человека с широкой черной бородой.

Я подтянул к их столу третий стул и сел.

— Как жизнь? — продолжил беседу Хадж Юсеф.

— Алхамдулиллах, — ответил я.

— Пришло время уехать отсюда, а?

Я кивнул.

— Не беспокойся, сынок. Аллах сказал, что превозмогший тяготы будет вознагражден. Куда ты хочешь отправиться?

Я пожал плечами и сказал:

— Куда угодно. Главное — уехать из этой страны. В Эритрею я не могу возвратиться, так что мне подойдет любая страна, и чем дальше отсюда, тем лучше.

— Мы поможем тебе. Всё устроится, — подбодрил меня Хадж Юсеф.

Я немного оправился от первого смущения и обратил внимание на морщины на его лице, на безупречное габи на плечах, на эритрейскую газету, которую он держал в руках.

Он тем временем обратился к Мусе:

— Пожалуйста, помяни этого юношу в своих молитвах. Больно смотреть, как человек вынужден менять страны, удаляясь от возлюбленной родины. Но так уже суждено Аллахом.

— Такую судьбу сыну нашему Насеру уготовил не Аллах, — строго поправил его Муса. — Да прости меня за то, что возражаю тебе, Хадж, но за это ответственны люди, облеченные в этой стране властью.

Он помолчал, прежде чем продолжить:

— Два мальчика, которых я знал, были пойманы в прошлом месяце без документов и теперь ожидают депортации из Джидды. Они совсем еще дети, о Хадж, которые приехали сюда, спасаясь от войны. Кто станет отправлять людей обратно в зону военных действий, тем более детей?

— Неужели их отошлют обратно в Эритрею? — воскликнул Хадж Юсеф. — Не может такого быть! Скорее всего, их отправят в Судан.

Муса покачал головой:

— В Судан отправляют только тех, у кого на руках паспорт, выданный ООН в Судане. А в случаях, как у тех двух юношей, привезенных в Джизан контрабандистами, правительство распорядилось отправлять всех обратно — тем же путем, которым они прибыли в страну: на рыбацкой лодке.

Я стиснул челюсти. Нет, на утлой лодчонке рыбаков я плыть никуда не намерен!

Потом Муса обернулся ко мне со словами:

— Поезжай в Европу, сынок. Я отправил туда своих детей, и там с ними обращаются уважительно. Видишь ли, европейцы понимают наши страдания и оказывают нам поддержку, пока на нашей родине дела не пойдут на лад. В Джидде образование только для саудовцев, а в Швеции делается всё, чтобы мои дети учились. О Аллах, вот какая разница! Я знаю, что моим детям Швеция кажется далеким и холодным местом, но зато они не видят, как их отца унижают день за днем, как его бьют, плюют на него, угрожают депортацией.

— Поделись с нами своими бедами, сынок, — сказал мне Хадж Юсеф. — Я старый человек и многое повидал на своем веку. Мой долг — помогать соотечественникам. Это единственное, что доставляет мне радость. Я счастлив, когда могу дать им совет и познакомить с нужными людьми, которые переправят их в безопасное место.

Каждая морщинка на его щеках, казалось, рассказывала свою историю, и доброе лицо Хаджа Юсефа располагало к доверию. Поэтому я сказал:

— Нас двое. — Не вдаваясь в подробности о том, кто такая Фьора, я рассказал, что мы оба хотим как можно скорее уехать из Саудовской Аравии.

— Полагаю, у вас есть паспорта ООН? — уточнил Хадж Юсеф.

— У меня есть, но у моей спутницы паспорта нет, — ответил я.

Хадж Юсеф изогнул левую бровь, поняв, что я собираюсь бежать с женщиной. Он улыбнулся и спросил:

— Как же так получилось, что у нее нет паспорта?

— Она родилась здесь, — ответил я.

— Это даже проще и дешевле, — обрадовался за нас Хадж Юсеф, — поскольку с саудовским паспортом у нее не возникнет проблем с выездом!

Я объяснил, что она никогда не выезжала за границу и что ее отцу, хотя он тоже родился в этой стране, было отказано в гражданстве. Муса воскликнул гневно:

— Как они могли забыть, что в прошлом нуждались в помощи других народов? Разве они не помнят первую хиджру,^[27] когда пророк Мухаммед повелел своим сторонникам бежать в нашу страну, спасаясь от преследования? И ведь тогда наш царь принял их, выделил им землю для строительства домов и дал всё необходимое. Они даже женились на наших дочерях, а теперь вот как с нами обращаются!

— Успокойся, — остановил Хадж Юсеф друга. — Не держи ненависть в своем сердце. Ненависть — как огонь, она спалит тебя изнутри. — Он повернул ко мне голову и сказал: — Хорошо, Насер, теперь давай поговорим о деле.

— Сколько будет стоить добраться до Европы? — немедленно задал я самый важный для меня вопрос.

— Тут всё будет зависеть от удачи, — получил я туманный ответ. — Если всё сложится гладко, то есть если мы договоримся с нужным человеком — назовем его бизнесменом, если сделанный им паспорт будет как настоящий, если поддельная виза не вызовет ни у кого подозрений и если партнеры нашего бизнесмена не слишком жадные, то всё обойдется тебе в две, три, максимум — четыре тысячи долларов. Но если этот бизнесмен, как часто случается, забудет про какой-то штамп в визе, то тебя могут поймать, посадить в тюрьму или, в лучшем случае, отправить в посольство для выдачи новой визы. Контрабанда — непредсказуемый бизнес, порой весьма рискованный, поэтому ты должен быть готов заплатить по семь тысяч долларов за каждого из вас.

— Четырнадцать тысяч долларов… О Аллах! — Мои плечи поникли. — А если мы поедем в Египет? Туда, наверное, не так дорого добраться?

И снова вмешался Муса:

— Сын мой, Египет — прекрасная страна. Но там не хватает средств на нужды собственного населения, что уж говорить об эмигрантах. Египет сам вынужден полагаться на помощь Америки. И еще: вряд ли египтяне согласятся дать вам статус беженцев.

— Ну, а если я найду деньги, вы уверены, что ваш бизнесмен поможет мне? — спросил я Хаджа Юсефа, хватая его за руку.

— Мы ни в чем не можем быть уверены, сынок, — ответил он. — Но если ты придешь с деньгами, то я постараюсь обо всем договориться. Однако будь готов к дальнейшим проблемам. В Европе жизнь уже не так безоблачна, как раньше.

— Благодарю вас, — сказал я, целуя его руки.

Выйдя из эритрейского кафе, я в отчаянии побрел куда глаза глядят. Мне представлялось, что бегство из страны будет стоить гораздо меньшую сумму — сотни долларов, а не тысячи. Где я найду столько денег? Мои скромные накопления за те месяцы, что я не работал, растаяли, оставалось не больше четырехсот риалов. Тут я впервые в жизни пожалел, что не родился в семье богачей или саудовцев, но быстро опомнился и отчитал себя за дурные мысли.

Я перебирал в уме своих знакомых, прикидывая, кто бы мог нам помочь. Хилаль потратил все свои сбережения, чтобы устроить переезд своей жены из Судана и обставить для нее новый дом. Фьора не могла попросить денег у матери, потому что всеми финансами в доме распоряжался отец.

Должно быть, я долго бродил по улицам, потому что в конце концов оказался перед торговым центром, расположенным весьма далеко от эритрейского кафе. Я вошел внутрь и сел возле фонтана, бездумно уставившись на бегущую воду. Наконец мое внимание привлекла тишина. Покупатели уже разошлись по домам, слышно было только жужжание кондиционеров. Я огляделся.

Из обилия витрин в глаза бросалась одна, ярко освещенная и горящая миллионом золотых искр — витрина ювелирного магазинчика. Я медленно поднялся и пошел к нему, едва передвигая ноги. Мысленно я подгонял себя: живей, ничего страшного не произойдет, нужно только всё сделать быстро. Я же отлично бегаю. Я знаю все переулочки в этом районе. Я исчезну прежде, чем хозяин магазина дозвонится до полиции.