Алексей Колышевский - Изгои. Роман о беглых олигархах
Повернувшись, нос к носу столкнулся с Викой. Она глубокомысленно посмотрела на футляр в моей руке:
– Душегубствуешь?
– Я как раз хотел найти возможность предупредить тебя. Не ешь фрукты, дольше проживешь. В чем дело, Вика?
Она странно поглядела на меня. Чувствовалось, что появилась в ней какая-то напряженность. Черт возьми, вот так сюрприз!
Но она взяла себя в руки очень быстро. Послушно кивнула, мол, «не волнуйся, все будет в порядке».
В туалете я снял заглушку с детектора дыма и вкатил дозу полония в воздухозаборник. Для верности. Интересно, отравил я сам себя? К сожалению, быстро выяснить не получится.
В кухне никого не было, турбины самолета гудели ровно, и когда я шел по коридору, то на мгновение мне показалось, что в самолете, кроме меня, нет ни одной живой души.
В кают-компании все без изменений: близнецы дуют свою колу, Феликс треплется с кем-то по спутниковому телефону, а Вика листает журнальчик. Блюдо с фруктами она поставила прямо перед Феликсом. Молодец. Значит, она все-таки на моей стороне. Интересно, слопал он уже что-нибудь? Непохоже.
– С облегчением, – Феликс закончил плеваться в телефонную трубку, – прошу садиться. Вот хотел спросить тебя, Павлуша. Можно?
– Валяй, – беззаботно ответил я, располагаясь в удобном кожаном кресле.
– Спасибо. Ты море любишь? – неожиданно спросил Феликс, и я, не чувствуя никакого подвоха, ответил, что, конечно, люблю. Кто ж его не любит? Мечтаю окунуться в Индийский океан, если представится такая возможность.
– Да конечно представится, делов-то, – задумчиво сказал Феликс и кивнул на блюдо с фруктами. – Чего не угощаешься?
– Не люблю я фрукты, у меня от них живот бурчит, – соврал я.
– Понятно. А я люблю ягоды. Вот думаю, что бы мне съесть. – Он повернул блюдо по часовой стрелке и взял нанизанную на зубочистку большую клубнику. Разинул рот, поднес руку, и…
– Нет! Не надо!
Вика… Она бросилась к Феликсу и выбила клубнику из его руки. Ягода ударилась в стекло иллюминатора и оставила на нем красный след.
Возникло не больно-то продолжительное молчание, во время которого лично я успел подумать лишь о том, что я все же очень несчастливый мужик. Придурок, который дважды наступил на те же грабли. И скорее всего (даже разумеется) очень плохой человек. Достойный того, чтобы со мною вот так поступали женщины. Хотя, оно конечно, хочется подсластить пилюлю самому себе, утешившись, мол, «бабы такие попадаются – подлые». Кого достоин, те и попадаются: подобное притягивает подобное. Все это слилось в единственный мысленный импульс. Сколько он длился? Секунду, не больше. А в следующее мгновение эти хрупкие с виду близнецы в очередной раз доказали закон жизни, гласящий, что внешность обманчива. Девка прямо-таки вылетела из-за своего столика и с потрясающей точностью ударила меня каблуком в висок. Убила бы, вложи она в удар чуть больше силы! Превратившись в бесполезный сноп, я осыпался на пол, а перед тем как сознание покинуло меня, увидел, что братец девки приготовил электрошокер. Он выстрелил, в мою плоть вонзились два оголенных контакта, и мой персональный экранчик, медленно и неохотно оборотившись в точку, потух.
Как долго я был без сознания? Возможно, несколько минут. Какая разница? Теперь уже все равно… Я валялся на полу, превращенный в тряпичную куклу, и сквозь дурман мне слышался насмешливый голос Феликса:
– Меня нельзя убить, придурок. Феликс значит «счастливый».
Придя в себя, я увидел, что дьявол со своей свитой стоят надо мной и совещаются. Речь у них шла о том, как бы побыстрее от меня избавиться. Высказывались разные прожекты, один другого неприятнее. Но то что всех (кроме, разумеется, меня) устроило, презентовала Вика:
– Давайте выбросим его за борт, и дело с концом, – с гадкой улыбочкой предложила она.
Тотчас один из близнецов (кажется, парень, я отличал их по каблукам – одеты они были совершенно одинаково, только обувь различалась) отправился в кабину к пилотам. Самолет начал снижаться.
– Летуны говорят, что хоть это и смертельный риск для двигателей, но они все же смогут опуститься до трехсот метров, тогда можно будет открыть люк багажного отделения и выбросить это дерьмо за борт.
– Сам ты дерьмо, – прохрипел я, – гомик вонючий. Я тебя дерьмом-то еще накормлю, можешь не сомневаться.
Точно парень, его ноги бьют больнее. Они пинали мою голову, словно футбольный мяч, но Феликс прикрикнул:
– Стоп! Довольно! Я хочу, чтобы он пожил еще немного. Чтобы видел свою смерть.
Он склонился надо мной.
– Я ж не случайно спросил тебя, Паша, любишь ли ты море. Мы сейчас как раз над океаном, вот и наплаваешься скоро. Вдоволь.
Руки мои были связаны за спиной широким скотчем. Ноги забинтованы им же до самых колен. Рот мне залепили тем же скотчем крест-накрест. Упаковали, в общем, подготовили ценную бандероль к отправке. Подняли меня втроем: Вика держала голову. Феликс, расправив плечи, следовал впереди, придерживал двери. Все спустились в багажное отделение, сюда же пришел один из пилотов, долговязый парень в рубашке с золотыми погончиками и с жестким ежиком волос, равнодушно посмотрел на меня. Похоже, его совершенно не волновал обмотанный скотчем человек, которого собирались выбросить из самолета. Пилот хладнокровно распорядился положить меня точно по центру багажного люка:
– Потом всем нужно будет подняться на верхнюю палубу. Как только мы выйдем на глиссаду, я дистанционно открою люк, и он провалится вниз. В этот момент всем лучше сидеть в креслах и пристегнуться. Мы сразу приступим к набору высоты, будет перегрузка. Может подташнивать, – предупредил он моих палачей.
– И что, я не увижу, как это будет?! – Феликс с досадой сплюнул себе под ноги. – Как же так?! Я мечтал об этом столько лет, а теперь вместо этого буду сидеть в кресле?! Что нужно нажать, чтобы открыть люк?
– Вот здесь кнопка, – пилот показал на щиток перед дверью в багажное отделение. – Вы сами хотите? Но это запрещено полетной безопасностью.
– А разрешено полетной безопасностью открывать люк во время полета? – с усмешкой парировал Феликс, и пилот покорно кивнул:
– Как вам будет угодно.
Все вышли из багажного отделения, кроме Вики. Она замешкалась возле меня, и я почувствовал, как она пытается что-то всунуть мне в руку.
– Паша, возьми. Прости меня, я не могла поступить иначе. Храни тебя господь.
Это был нож. Самый обыкновенный, сервировочный. Быть может, она стащила его с кухни. Зачем ей это? Пытается напоследок загладить вину? Успокаивает сама себя? Какая теперь разница… А может, нож – это моя соломинка утопающего? Знак, что не все еще потеряно? Ведь если бы его не было, то можно было бы заставить себя умереть еще в воздухе, просто от разрыва сердца.
Я увидел ее удаляющиеся ноги, и даже не будь рот мой заклеен, я ничего не сказал бы ей напоследок. Не материться же, в самом деле? Более-менее придя в себя, я стал ощущать мышцы своего разбитого тела, а в прямоугольнике окошка, вставленного в шлюзовую дверь багажного отделения, я увидел искаженное злорадством лицо Феликса. В последний миг своего пребывания на борту этого, наверное, последнего в моей жизни самолета я вдруг понял, что в моем заднем кармане все еще лежит тот самый футляр. С него все началось, с ним все и закончится. Я стану грязной полониевой бомбой, затонувшей в океане.
Феликс нажал кнопку.
Я провалился вниз.
Солнце резануло по глазам, я задыхался от потока воздуха, через который несся сейчас с огромной скоростью, вращаясь, будто пущенное из катапульты полено. Внизу, насколько хватало глаз, простирался Индийский океан. Я умер. Прощайте. Мне бесконечно жаль.
* * *Илья поставил точку, хотел захлопнуть ноутбук, но передумал. Еще раз перечитал последнюю сцену, хотел что-то подправить, но понял, что нет. Слишком устал. Завтра, на свежую голову, он еще раз все самым внимательным образом просмотрит и после вызовет Ванечку. Пусть тот оценит.
Его размышления остановил телефон. Илья снял трубку:
– Алло? Я слушаю. Кто? Ах, это вы… Да-да, я помню, конечно. Да, мы можем встретиться. Можем прямо сейчас. Вы знаете, где я живу? Прекрасно. Тут недалеко есть суши-бар, если вы не против. О’кей. Тогда через десять минут.
Спустя десять минут Илья вместе с каким-то средних лет мужчиной сидел за столиком в том самом японском заведении. Со стороны их беседа не вызывала никакого интереса, но тем не менее была весьма и весьма любопытной. Человек, сидевший напротив Ильи, был несколькими днями ранее представлен ему на очередном светском сборище как один из агентов крупнейшего голливудского кинопродюсера. Протянув Илье руку, американец отрекомендовался следующим образом: «Помните, как там у нашего Набокова?» И процитировал: «Позвольте представиться, – сказал попутчик мой без улыбки. – Моя фамилия N». Так вот, фамилия моя вам ничего не скажет, а имя у меня апостольское, Пол.
