Николай Удальцов - Модель
Я продолжал с ней встречаться и общаться, потому что я думал, что она все-таки лучше, чем судьба, которую она выбирает.
Ведь она казалась мне женщиной умной.
Хотя тогда я еще не знал, что она со временем продемонстрирует мне, что не бывает больших дур, чем умные женщины.
Впрочем, это произошло потом, а пока все шло своим чередом.
Если такой черед существует.
И однажды, выбираясь из-под одеяла, под которым мы покувыркались в новой позе, Бау хихикнула:
— Дядя Петя, из тебя получился бы неплохой инквизитор.
— Нет, — ответил я, — я не смог бы судить тех, кто относится к ослу как к ослу, а не как к твари Божьей.
— Ты это — о ком? — ее голос насторожился.
— Об осле, — ответил я; и она очень грустно улыбнулась:
— А я думала — о моем муже…
…Не то чтобы Бау плюнула на мужа, просто превратила его в предмет интерьера, никчемный, но и не слишком докучающий.
Вернее, он сам превратил себя в такой предмет.
Она стала заниматься своей карьерой — дорогой, на которой оказалось много не только ступеней, видимых всем, но и мелких ступенек, обходных дорожек, кратких остановок не только на отдых, но и на рекогносцировку диспозиции.
Это было дело, в котором я ничего не понимал и не мог быть ей советчиком.
Но это была не самая большая проблема ни для меня, ни для ситуации. Хотя бы потому, что я знал, что самой большой проблемой являются люди, разбирающиеся во всем и во всем стремящиеся быть советчиками.
Я не давал ей советов совсем не потому, что надеялся на то, что моих советов она не послушает.
Просто на мою жизнь вполне хватало моей собственной глупости, и я понимал, что чужая глупость станет для нее перебором.
Мне оставалось самое простое и приятное — помогать, чем смогу, красавице делать то, что она сама считает правильным…
…Мы часто льстим человечеству, называя каждого человека уникальным.
Когда так говорят политики — это ханжеское создание электората, когда так говорят поэты — это просто глупость.
Незаменимы очень немногие люди.
Пьющий человек всегда заменим…
…Второй муж Бау стал прошедшим мужем еще до того, как стал прошедшим.
Этот пьяница время от времени появлялся на ее каком-то размытом другими событиями горизонте.
А потом они разошлись.
И сделали это так же незаметно, как и жили вместе все последние месяцы.
Просто она сбросила со своих женских плеч никчемную ношу, а он — мужским желудком обнаружил однажды, что холодильник пуст…
…Она занялась началом карьеры — одним из самых осмысленных действий человека, а он концом своей страсти — самым бессмысленным человеческим увлечением.
Его горизонт сужался до дна стакана, ее — расширялся до края горизонта.
И вот тут на ее горизонте появился Вова.
Впрочем — это появление было уже вторым пришествием.
Хотя об этом я узнал позже…
— … Как вы не понимаете! Он же был у меня первым! — Незнакомый мне чисто женский аргумент привел меня к мысли:
— После такого первого второго уже могло не захотеться…
…Нет более умных мужчин, чем мужчины, не стремящиеся быть умнее, чем они есть.
Нет больших дур, чем женщины, уверенные в том, что ума им хватает.
Бау побыла замужем два раза, но, похоже, ума ей это не прибавило.
И продемонстрировала, что тезис «Глупо быть умным» пора заменить тезисом «Глупым быть естественно».
Если человек думает, что все свои ошибки он уже сделал, его ждут ошибки соседей по лестничной клетке.
А мне еще предстояло убедиться в том, что многое из того, что мы любим — мы любим только до тех пор, пока предмет любви не продемонстрирует свои подробности.
Умной женщине должно хватить ума для того, чтобы сделать себя счастливой с кем угодно и в любых обстоятельствах.
Дуре хватает глупости только на то, чтобы не понять своего несчастья.
Не произошло ничего невероятного.
Просто прошло не так много времени, и Бау нашла свой позор…
— …Вы говорите, что люди не должны делать глупостей… — начала Бау не знаю — что и не помню — по какому поводу. Но остановилась, встретив мое молчание.
А молчал я по одной-единственной причине — того, что люди не должны делать глупостей, я никогда не говорил.
Для того чтобы говорить такое о людях — нужно быть о них чересчур высокого мнения: глупость — явление человеческое.
А заодно говоря, что люди не должны делать глупостей, нужно быть очень высокого мнения о себе самом…
…Все получилось довольно просто.
Я еще продолжал лежать в постели, когда, уже присев на край и надевая трусики, Бау сказала:
— Я замуж выхожу.
За Вовочку.
Я такая счастливая… — она сопроводила эти слова таким красноречивым многоточием, что сомневаться в этом было как-то двусмысленно.
И мне пришлось в первый раз сделать то, что я, в последующее время, вынужден был делать довольно часто.
Промолчать.
Хотя ответ у меня был:
— Какая гадость…
…Женщины молчат — когда ничего не могут сказать.
Мужчины молчат — когда ничего не могут поделать…
…Дело в том, что этого Вовочку я знал, как знал всех, кто ее окружал.
Причем не сиюсегодня, а самого детства.
Репутация у него была — так себе, но сам он был еще никчемней.
Человек — это то, что ему удалось из себя сделать.
Хотя, возможно, человек — это то, что ему сделать из себя хотелось.
Вовино малоумство оказалось больше предоставленных ему возможностей.
И мимо своих возможностей он прошел мимо.
Окончив школу, то есть войдя в тот период жизни, когда жизнь, собственно говоря, и начинается, потому что начинается период самостоятельных решений, многие Вовины одноклассники пошли в институты и университеты, а Вова пошел драить ствол танковой пушки.
И служба в танковых войсках оказалась его единственным достижением, которым он гордился; даже не гордился — хвастался.
В танковые войска Вова попал по призыву, то есть случайно.
И, как всякий ничтожный человек, он не отличал случайностей от закономерностей в своей жизни — ничтожества, не сделавшие ничего существенного в своей жизни, искренне гордятся сделанным другими.
Я так и не понял: что Бау нашла в Вове.
В нем не было ничего демонического, кроме рогов, разумеется.
Вова был собой вполне доволен.
В то время.
А потом, сойдясь с Бау. он так и оставался никем; и когда я рассказал о нем журналистке Анастасии, то закончил словами:
— Есть же люди, гордящиеся тем, что гордиться им нечем. — Анастасия сказала:
— Вообще-то, ему есть чем гордиться.
— Чем? — не понял я.
— Рогами от тебя…
…До мысли о том, что для мужчины унизительно делить женщину с ничтожеством, иногда бывает еще очень далеко…
— …Мой Вовочка, конечно, видит во мне недостатки, но говорит, что я — лучшая на свете, — сказала Бау, в очередной раз напомнив мне о существовании этого оболтуса; и я в очередной раз ничего не ответил…
…Но как-то спросил Ивана Головатого:
— Как по-твоему, для женщины хорошо встретить мужчину, видящего ее недостатки, но считающего ее лучшей?
Иван — поэт, и ответы у него — соответствующие:
— Для женщины хорошо встретить мужчину, не видящего ее недостатков…
…Впрочем, глупый человек бывает так глуп, что от своей глупости не терзается.
Учиться Вова так и не пошел — посчитал, что ума ему хватает без учебы.
Тем, кому не хватает ума развивать свой ум, остается одно — развивать свою глупость.
И первое, что он сделал — нацепил на шею православный крест из турецкого золота, которое золотом, собственно, не было.
Впрочем, и крест на Вовиной шее не был православным, потому что Нового Завета Вова не читал, так как вообще читал мало, и потому он оказался таким же не нужным православию, как и православие ему.
Когда глупость свела Бау с Вовой, первое, что предложил ей Вова, это обвенчаться.
И она рассказала мне об этом:
— Правда здорово, дядя Петя.
— Попроси его, — сказал я, — пусть он перечислит тебе десять заповедей и вспомнит семь смертных грехов.
Если он этого не сможет — венчаться будет не здорово, а смешно…
…Я давно заметил, что о Боге больше всего рассуждают те, кто не сумел освоить школьную программу.
Мне трудно себе представить, но я понял бы человека обладающего обширными знаниями, но считающего, что знания не способны объяснить окружающее происходящее — и оттого обращающегося к Божьим свершениям.
Но когда о Боге говорит человек, не помнящий, что такое логарифм, таблица Менделеева или генетика, мне становится смешно и грустно одновременно…
