Валерий Пудов - Приключения Трупа
Фронтовик отвык смотреть на пляжную лень и пёсьи ворсинки в стакане сока после того, как каждый день у него — смерть и морока на грани заскока, на волосинке от шока:
— Забыть, — плачет под сурдину, — что ты наполовину покойник, значит не жить. Шуты на бойне! Им бы сыть заполучить и нимбы! И ходить под наркозом, а на угрозы иноземной заразы — и глазом не косить. А со страной зато — лишь бы что! Им бы, презренным, утаить и отвагу, и кручину, и ни шагу не ступить, чтобы остановить лавину, а набить утробы и — в малину!
Ветеран боёв — суров и ничуть ни гурман, а потому и не простак: суть жизни, по нему, не в тризне натощак, а в голодовке на пиру — в обновке не ко двору гуляк. Получил в круговерти печать, что вступил со смертью в брак — не растрать пыл на пустяк!
Нет сомнения, что такие рассуждения солдата — достойный ответ на любые ухищрения разврата.
Фронтовик — передовик в отказе от бытовой грязи.
Но он — не покойный, а живой человек и на век обречен проказить: пройдет срок, и былой настрой на голодный паёк найдёт поворот и улизнёт наутёк.
А вот холодный Труп, наоборот, ни от кого и ничего не ждет. Он — не глуп и не умен, но покой для него — сухой закон, и настрой бывшего бойца — оплот для остывшего мертвеца.
Однако события в развитии поразительнее своего посыла: клоака тыла и его поглотила!
2.Сначала жена тайком порыдала: сор не выметала.
Потом побежала во двор сказать о возвращении мужа:
— Война, перемать, зажала в ущелье — не сдюжил!
Собрала толпу на тропу — повела в квартиру.
Вой подняла — наперерез всему миру!
А герой исчез: мундир цел, а командир — улетел!
Ну, дела! Не по ранжиру!
— Не пойму, — изрекла вдова, — голова была в поту…
— Ту-ту! Дал дёру! — пристал к разговору дворник. — На бал солдат: на разврат! Позорник!
— Жене — агрессия! И до чего зла! — признали глухо.
— А мне пенсия за него нужна, — понесла молодуха.
— Пенсия нужна? — в толпе замигали глазами. — А рожна не видали?
— Видали, — отвечали сами, — на тропе да с ногами!
И захохотали — без печали.
3.Пошла жена, белым бела, как дым у окна, заявлять о пригожей пропаже, похожей на кражу.
Брела в контору не скоро — бед ждала от разговора!
А там — глядь: гам вразнос, галерея слёз, бред вперехлёст и за печать на справке — в давке очередь!
Обмерла:
— Хвост длиннее ночи ведь!
И от живых — чередой навстык — такой крик:
— МОчи нет! Серенады пел и посмел удрать!
— Надо их, мать, на отстрел сдать!
— Ждала козла, а толку? Заглянула в пасть волку: шлёп в гроб и — шасть на разгулы, в самоволку!
— А чей отпрыск, кровь чья? Свекровь — змея!
— Враг — не дурак неуклюжий. На войне как на войне: по всей стране обыск нужен!
Судили — рядили, устало давили бока, пока вдова не сказала слова:
— Глупо верещать из-за обуз! В военкомате имя Трупа оскорбили — давайте сообща снимем с фамилии груз!
Застыли. Подхватили. Обговорили и — учредили поголовный союз терпения для спасения кровных уз.
Сочинили и свой неотступный кодекс.
И открыли — большой трупный розыск!
4.Возвращение Трупа с уступа породило глухое раздражение. Население тыла полюбило своего героя, но допустило его размножение.
Повсюду кричали упрямо:
— Мой оттуда и тот самый!
— Твой — идиот без медали!
— Моего награждали, а твоего не видали!
Главной причиной скандала из-за молодца стала неясная личина славного мертвеца.
Оттого — и мешанина без конца, и спутница ужасного момента — путаница в документах.
Кроме того, пока ждали смельчака вкупе, возросла в объеме и нужда в Трупе.
Дела стояли без управы, печали — без забавы, а вражда расцвела со зла — кроваво. В доме мечтали — о кормильце, в другом — о любимце, за углом — об озорнике, у кабака — о напарнике, в ларьке — о должнике, у станка — об ударнике.
Разлука с телом пролетела не в бровь, а задела по нерву и веру, и науку, и любовь.
Жалость к павшим превращалась в происшествие, а следствие по особам, сбежавшим из гроба, заводили часто, как автомобили у начальства.
5.Сектанты искали — святого.
Уверяли, что без крова таланты ему — ни к чему.
Умоляли, чтобы жители не держали злобы на учителя.
Взывали к чужим, чтобы отдали им отца отцов, и предупреждали ради морали, чтобы не срезали прядей с мертвеца мертвецов.
Обещали, что за целого прародителя народ обретёт переход в закоренелые небожители.
Но в споре из-за престола не избежали раскола.
Многие, даже убогие ревнители веры, в задоре и раже предлагали сомнительные химеры.
Подозрительные типы и группы не раз выставляли напоказ для печали под всхлипы и всхлюпы разные заразные трупы.
6.Задрожали в скандале руки и у науки.
В академии сообщили, что недополучили премии, а студенты провалили эксперименты на гнили.
Математики из института семантики завопили без экивоков, что пропуски уроков и смута поглотили поиски абсолюта.
Физики установили, что образцовая трасса у космонавтики — низенького класса и без мертвеца до конца не вытанцовывается.
А биологи заключили, что Труп люб не эскизом, не голубем над бризом и не фризом в прикрасах, а как огрызок мяса на ножах — в узлах кровавый ком, а не плюгавый мертвяк в бегах порожняком.
Сообща огорчённые ученые прокричали, трепеща, что мал в арсенале совокупный трупный материал, вместе назвали штучную норму и — поймали для научного прокорму, как невесте — женихов, прорву мертвяков.
7.На шалый улов объявилось и немало вдов.
Стенали о потере и слезой, как грозой, вышибали двери.
Напирали на милость и не шутя напоминали редкостные детали о вояке, хотя некоторые — не состояли и в браке.
Зато напоказ по сто раз покупали гортензии и с песнями предъявляли претензии на пенсии.
Утверждали, что им, родным, без мужа-мертвеца хуже, чем без конца — палец, и повторяли, что всем нужен покойник-постоялец, а не разбойник-скиталец.
Но кричали всему миру, что дружок — забияка и с жиру утёк, однако в блуде урок ему будет жесток.
А урывали кусок мяса — наоборот, заверяли со рвотой, что — вот он, милок, сохранён, не убёг, и вымогали с приплясом за него с кого — должок, а с кого и залог.
И всюду процветали причуды и подлог!
8.Прославляя уступ, искала Труп и удалая военная прокуратура.
Незабвенная натура бойца подгоняла истца-генерала до исступлённого аллюра.
Помогала ему — ясно, почему — комендатура: заявляла громогласно, что солдат и без суда завсегда виноват, а забубённый, беглый и облезлый — стократ.
Пугала — развалом:
— Ежели убитый был таков, поди-ты, останови-ка свежих призывников и собери-ка: не ежевика!
Прокуратура без проблем перекопала чем попало дороги в тыл и подвалы у соседства и в итоге строгих мер многих понурых достала из бегства.
— Пример — в наследство! — завершил некрологи офицер из министерства.
9.Прочих, охочих до поимки на авось, нашлось не меньше.
Публиковали снимки искомых в газетах, ковыряли ломами под настилами у богатейших, вилами шныряли на сеновале, руками — в апартаментах у незнакомых женщин.
И тоже не раз заявляли о похожей находке.
Поднимали негодную поклажу даже в подводной лодке.
Но узнавали на глаз, а искали — по ложной наводке.
Вначале сполна изобличали в мертвеце дезертира, а в конце срывали с мундира ордена и медали. Коллекционеры ликовали, но кавалеры — едва ли.
Ненадлежащие меры — укол в зуб тупым пестом.
А настоящий Труп пошел другим путем.
ХХ. БЕЗ ЧУВСТВА — В ИСКУССТВО
Для задиры покой — что котел с дымом для живой утки.
Шел мимо квартиры с гробом баловной художник, любитель стёбы — заложник шаловливой шутки.
Брёл — не с той ноги, но красиво плёл круги.
Глядь — обитель нараспашку: кровать из поздних и китель нарастяжку.
И козни — в непорожних исподних.
Нахал не стал ждать от других побудки на полдник и по-свойски быстро, как в будке сапожник, снял с геройского бедняжки сапоги, фуражку, тельняшку и брюки (у артиста нет потерь — одни находки и трюки!), не дыша взвалил голыша на хребет (а шмотки — ни-ни! — не тронул) и — отступил в дверь:
— Привет воронам!
Притащил домой — взгромоздил на стол.
Пошутил:
— Тыл — не бой. И без увечий ореол обеспечен.
Заключил посыл в раму — изложил программу:
— Идём вдвоём в клуб — приведём молодняк в чувство.
Так Труп вошел в искусство.
2Купцам — казну, дворцам — белизну, творцам — новизну.
Но трудно извлечь небывалое из живого, когда и великое, и малое вдоль и поперек изучено.
