Валерий Пудов - Приключения Трупа
Кромсали и восхваляли новобранца, как на танцах:
По красоте и честь телу!
Но забывали, что и доброте есть пределы.
И когда назвали покойного лагерной чушкой без достойного пристанища и обстреляли в подвале лазерной пушкой, земляки сказали: «Беда!» — и не дали в обиду товарища. Старики подмигнули, и удручённые для виду санитары пулей вернули облучённого на нары.
Им вслед бойцы-молодцы затянули, как дым, куплет:
— Вам нужна чушка, а нам нежна — подружка.
Но карму не разъяснили и командарму, а санитаров проводили без литавров.
Потом закрыли замком казарму, с напором отбили кадрили и — хором пустили Труп на слюб.
Полюбили тело — за дело, а не за зуб!
Вместе и под песню — солдатскую, залихватскую.
9. СОЛДАТСКАЯ ЗАЛИХВАТСКАЯБез женщин, блин, солдату скверно. Как кратер создан для лавин, важнейший орган у мужчин милейших хочет очень нервно.
Без них не смей своих затей сочить в ночи на покрывало, не стой стрелой под одеялом, кальсон казённых не залей, тащи прыщи, ищи, как серна, куда нежнейший сон избыть: туда — не смыть, сюда — не скрыть.
И в бочку сперму слить — неверно: украдкой с кадкой переспать — не меньше может быть измена, а дольше ждать — цистерна больше, но лежа с ней трудней ласкать.
Любить ребят, а не девчат — на прыть манить в кровать волчат. Тут не цветы — в гарем, а мат, и суд построже, чем дисбат: не рад любви — удар по роже, а хвать за ножик — ты в крови, а стар и гад — за автомат, а друг моложе — вдруг заложит.
А если пары вместе — к ладу, то надо нары расширять, постель забрать в перегородки — отель «Бордель», мать-перемать!
И ради прав — устав менять: в бараке надевать колготки, помадить губки, в юбке спать, красивых в драке разыграть и драть задир ленивых бляхой, а командир послужит свахой. С советом нужен — старшина: «Вот этот — он, вон тот — она».
Но стлать кровать — не слать молитву.
Устроят трое в койке битву, нестойкий в бой пойдёт с другой — и месть за дверь: не счесть потерь. С чужой женой в засаде ляжет, и верь-не-верь, а свой накажет: пальнёт не в тире — не промажет, а вражий, глядя, скажет: «Бляди».
Не взвод, а сброд без дисциплины — печальней в мире нет картины. А на войне — на ней вдвойне: отчаянье!
По чьей вине?
Ответ — секрет: натура — дура, боец — самец, экстаз — фугас, бабец для ласк — не клиентура, комендатура — не указ.
Во вред — запрет на процедуру. Но раз сосед не даст, продаст, а в таз оргазм — что в амбразуру, макет побед — не педераст и не сосуд, на блуд не скорый, а тот ларец, что и не глуп, и не жилец, не скот матёрый, и не предмет, а хмурый труп.
На стон и пот зови, пружина! Мертвец — ловец, но — не сердец. Сквозь сон трясёт скелет дружина — авось найдет любви конец!
10.Даже обед уступил Труп: и аппетитный суп с наваром, и пару говяжьих котлет, да и компот не влил в рот.
— Кормилец! Без сил, а сытный гостинец подарил, — похвалил старшина. — Каждый, у кого голодна рожа, не однажды сможет получить за него харчи. Поглядим за ним в работе — на смотре в роте.
И едва встал у рва для облегчения, как прозвучал сигнал на учения.
Но и тут мертвец не подкачал — даже без оправки: и лажи избегал, и ничем не вызывал огорчения у ставки.
Редут штурмовал совсем как боец, на плечах салаги — отягчал хилых и духовно закалял трусливых. Пули принимал не без отваги, как глотал пилюли, и страх навевал на условного противника, даже на циника со стажем, одним своим ражем рубаки. Заменял и поноску собаке, и для упора стрелкУ подставки, и доску для шофера, который застревал на боку в канавке. Всегда бесстрашный и, как бронь, готовый на удар, без труда и растерянности принимал рукопашный и штыковой бой, огонь, пожар и газы — и по отдельности, и сразу.
А на привале был мил и служил подушкой. А для маленьких сосунков и маменькиных сынков — игрушкой!
11.Проверил он и действие новейшего оружия.
Зверем дрожал полигон. Кружево огня весело утюжило тени дня, в месиво превращало вал металла. Мишени жевало, как пельмени.
А пострел — устоял!
И показал пробел: сделать тело врага трупом оружие может без фальши, а дальше — негоже и тупо, как кочерга или хуже. Не лупа. А если вместе на поле чести лежат целые смертники без эмоций, то побежит пехотка без техники, и неумелый солдат, паразит, споткнется.
Недоработка! Поле из репейников!
— Доколе из веников, — в адрес оружейников разругались инструкторы, — в клопа стрелять и кашу, мать вашу?
Конструкторы похватались за черепа:
— Не достарались! О детали не догадались: в жертвеннике пленники — толпа!
И зажались, изменники, как девственники от баб, как стадо гадов и жаб.
И достались им дни — лихие: одни стрелялись на зависть другим, а другие за убытки нарвались — на пытки.
А дорогого мертвеца, раскрывшего измену и постигшего детали и цену преступления, как отца родного, не лишнего для управления, хоть на плоть слаб, призвали для изучения — в штаб!
12.Штабные, смурные, шныряли у карты. Издавали сап. Примеряли медали. Подавляли храп. Без азарта искали фарта: в мучении затевали наступление.
— Куда? — спросил танкист о направлении — Сюда?
— Не в тыл, — съязвил тыловик и сник.
— Не сплетник, но речист, — похвалил советник.
Программист тоскливо прогундосил:
— Спросим о вопросе машину, по давешней программе, — и суетливо придавил клавиши компьютера.
На экране вспыхнула рыхлая картина в тумане.
И вдруг на диаграмме муторно всплыл круг из чернил, а в нём по борозде заюлил — шиш!
— С огнём шалишь! — взвопил неряшливый, как баба, начштаба. — Спрашиваю, где начнём? Где?
Утопили в мыле шеи и всадили дули в ущелье — ткнули истерически, наобум.
Не угодили:
— В прогал? Уснули на стульях? Космический шум!
Жалкий без вины Труп стоял впривалку у стены.
Но тут показал весь стратегический ум: упал на карту, на уступ за рекой, словно взял редут и приказал рукой:
— Здесь! Поголовно — к старту! В бой!
Подступились — гроза, сомнение и примесь удивления.
Сгрудились — глаза дико навыкате:
— Гляди-ка ты!
Внезапно прослезились:
— Укорот снаружи! И не обнаружат, и бьёт в точку!
Навострились, как на кашу в ужин:
— Поэтапно разметим. Окружим и — в сети вашу дочку!
Встали, как один — салютовали мертвецу-молодцу:
— Попробуем! В жилу!
Обещали:
— Победим — дадим чин, медали и особую могилу.
И описали — умело:
«Теория военного дела, несомненно, претерпела агонию страждущего конца, но апория мертвеца ввертела в историю гармонию падающего тела».
XVIII. БОЕВОЙ ГЕРОЙ
Перед боем от потери покоя бойцы-молодцы запоем сочиняли многолистные письма и отправляли телеграммы.
Пугали страхом краха и нагнетали печали и драмы.
Призывали, чтобы зазнобы не молчали, а отвечали, а товарки — паковали подарки.
От лица мертвеца, словно безусловно живого, написали отчаянное прощальное слово:
«Страдаю за вас жестоко. Защищаю от зараз небесный покой. Ни милки, ни бутылки, ни копилки — одиноко. Опоры — никакой. Сплошная суета. А скоро — в честный бой. Неизвестный сирота.»
Перечитали — восторженно.
С жаром размножили и адресовали куда могли: в города и села, старым и молодым, веселым и больным от земли до земли — и скучающим товарищам, и сердобольным вдовам, и нездоровым дедушкам, и вольным девушкам.
Идею изрекли с жаждой складчины:
— Уцелеем от пекла в груде пепла и не будем околпачены — получим кучу всячины.
И каждый признал: у бездны покойный, как и прежде, любезно вселял надежды на достойный финал!
2.И грянул бой — кровавый, под зарёй — багряной.
Штурмовали уступ.
Неувядаемая, но ожидаемая слава без земли и могилы покрыла собой Труп.
В начале дела командиры с барабанным боем обнесли тело задиры перед строем.
Обманным околеванцем предостерегли новобранцев:
— Так кончит засеря-трус! Сопляк — наутёк, но — не убёг. Нам флаг — бог! Короче, усекли намёк?
Драным смутьяном вызывали у салаг вкус к ранам:
— И вам в срок, баранам, к потрохам рваным!
Иначе дали урок ветеранам:
— Он на перевале сражён за честь! Задача — месть!
Потом тайком переодели покойного в неприятельское знамя, выставили форменного перед врагами как пойманного в перьях на ели лазутчика и неистово прохрипели в динамики издевательское:
— C вами, маменькины голубчики, будет так же, как — ему! Наляжем на груди — перебьем по одному!
И — матерком, многоэтажно, не по-тихому, по-ихнему!
3.Пропаганда Трупа вздымала на попа и задевала по престижам, идеалам, крупам, гландам и пониже пупа.
