Эмэ Бээкман - Возможность выбора
Орви ждала, чтобы Маркус снова остановил красный БМВ где-нибудь на обочине дороги. Не имело смысла начинать разговор во время езды. Маркус не сможет достаточно внимательно следить за ним.
Потом пусть делает, что хочет.
Чтобы стать по-настоящему свободной, надо было рассказать свое прошлое. Может быть, невидимая магнитная буря именно потому и терзала по ночам женщин их комнаты, что все они — Малле, Эбэ, Сайма и Орви — были лишены возможности излить душу.
Странное понятие независимость. Маркус тоже хотел быть свободным от обязанностей, от дома и детей. Он освободился. И от второй жены тоже. А теперь вот уже довольно давно он преследует Орви — для него свобода обернулась нестерпимым одиночеством. Нет, нет, Орви постарается устроить свое будущее поумнее. Но как? Наверное, найдутся люди, кто, не ограничивая твоей свободы, сумеет в то же время избавить тебя от чувства одиночества.
Уж этот некогда столь самоуверенный Маркус! Когда Орви, взбунтовавшись, потребовала развода, Маркус не принял этого всерьез. Он посчитал слова Орви пустой угрозой. Такой разговор мог произойти в любой семье, особенно в наше время.
Что-то оборвало нить мыслей Орви. Какой-то неизвестно откуда исходивший глухой звук. Как будто где-то за пазухой ударили в гонг.
Да, Маркус может возразить Орви, он может спросить — так неужели у них не было ни единого светлого и запомнившегося дня?
Пока их семейное здание еще держалось, оттуда порой раздавался и смех. Теперь же, когда они понуро сидят на развалинах, следует искать причину катастрофы.
В самом деле, выдавались ведь и хорошие дни — иначе Орви не вынесла бы десяти лет рядом с Маркусом.
38Маркус выключил мотор, машина, шурша, еще немного пробежала вперед, прежде чем он нажал на тормоз. Орви приникла лбом к переднему стеклу. Прошло некоторое время, пока она поняла, что они находятся над обрывом. Раньше они, бывало, приходили сюда в хорошую погоду полюбоваться силуэтом города. Очевидно, и сегодня Маркус остановил свою машину где-то в нескольких метрах от обрыва. Орви, которую, словно тени, преследовали кошмары, представила себе, как на следующее утро, в дождь, ее труп найдут в кустах под обрывом. А возможно, пройдут недели, прежде чем ее начнут искать. Маркус, разумеется, поедет домой и отравится в гараже выхлопными газами. Два трупа, и никому невдомек, что же произошло. Посторонний, услышав их историю, пожмет плечами: вот ведь чудаки, из-за таких пустяков! Неужели человек в наше время не в состоянии достичь даже небольших целей, которые он перед собой поставил? А ведь все кажется так просто: хочет женщина ребенка, она его рожает. У всех есть дом, одна только нашлась такая беспомощная, что не сумела справиться со столь простым делом. Молодая, здоровая, руки-ноги есть, чего ей не хватало, что могло помешать ей?
Два трупа — нет, видно, эта пара сошла с ума, что еще могли подумать люди. Никаких серьезных забот у них не было, муж — человек порядочный, жена тоже не шлялась, жили в свое удовольствие. От хорошей жизни тронулись, не иначе.
— Я слушаю тебя, — напомнил о себе Маркус.
Орви вздрогнула и повернула голову. Муж сидел, как и прежде, на своем месте, положив руки на руль и ссутулившись. Стекла машины постепенно снова покрылись пленкой мелкой измороси, далекие огни города потускнели и скрылись во мгле. Вновь возникло чувство, будто в этом мире они совершенно одни, сидят, понурившись, в своей ржавой жестяной оболочке, которая отделяет их от всего остального. Здесь шумел ветер, такой же примерно звук рождали шорох подметок и обрывки разговоров там, на площади.
Никто нигде не ждал их.
А ведь было когда-то место, где Орви и Маркуса считали желанными гостями.
Кто знает, сам ли Маркус начал испытывать потребность в обществе, или это было его уступкой Орви, во всяком случае, он возобновил одно давнее знакомство.
Конец недели они стали проводить на взморье — у Бритты и Алара.
Маркус поступил умно. Орви невероятно истосковалась по людям. Как раз в то время потерпела крушение попытка Орви наладить более близкие отношения с детьми Маркуса и Сулли. После того дня сказок дети долгое время не появлялись у них. Вероятно, Сулли испугалась, что новая жена Маркуса переманит ребят и они предадут свою мать. Позже Орви и сама поняла, что не имела никакого права баловать детей. Орви представила себе, как, заупрямившись, дети стали бы кривить рот и угрожать Сулли бросить ее и уйти к Орви. Добрая Орви покупает красные, как мак, платья, игрушки, штаны с эмблемой тигра и без конца заказывает им все новые и новые порции мороженого.
Когда нет нужды соприкасаться с буднями, можно создать себе ореол удивительного человека и носить его как шапку. Когда-то давно и Реди должен был осудить Маркуса: за Маркусом, когда он появился, тоже тянулся фальшивый душок. Почему его красная машина так призывно сверкала под окном у Орви? Сулли заботилась о том, чтобы у ее мужа всегда была чистая рубашка, и он только тем и занимался, что крутил баранку, и на его загорелом запястье тикали часы с золотым браслетом.
Так и повелось, что, когда являлись дети, Орви опять стала уходить из дому.
Теперь, когда Орви знала действительное отношение Маркуса к своим детям, в особенности к сыну, отцом которого он не был, она могла быть уверена, что там, в квартире Паулы, с ребятами не цацкались. Орви считала Паулу вообще не способной к нежностям. Она относилась к детям как к животным, — главное, чтобы они с аппетитом поели, только в таком случае будут расти и людьми станут.
Таким образом, приятное общество надо было искать на стороне. Они стали ездить к морю, где жили Бритта и Алар.
Там их всегда встречали с радостью.
Когда Бритта, открыто улыбаясь, протягивала руку, у Орви каждый раз возникало чувство, будто через холодную и порожистую реку перебросили мост. Зато от барской манеры Алара, от его устало опущенного рта и цепкого взгляда Орви становилось не по себе.
Там, на прибрежном хуторе, их каждый раз настойчиво упрашивали обязательно приехать на следующей неделе снова.
На самом деле и Бритта, и Алар были горожанами. Алар, так же как и гости, приезжал домой в пятницу вечером. Жена жила на хуторе круглый год, она поселилась здесь не так давно, после того как умерла мать и больной отец остался один в доме.
Орви поражало, что Бритта не сожалеет о своей городской квартире и городской жизни. Утешало ли ее то, что это временно, или она просто была жертвенной натурой — Орви не знала.
Благодаря простоте и непосредственности Бритты гости очень быстро осваивались в ее доме. По вечерам в пятницу всех ждала натопленная баня. Бритта ходила по двору с ворохом льняных полотенец, точь-в-точь как некогда хозяйка большого хутора. Согласно неписаному закону, на Маркусе лежала обязанность привозить из города пиво. Ящик с пивом стоял в предбаннике под вешалкой с полотенцами, и мужчины подолгу нежились на полке.
Женщины шли мыться поздно вечером, как это принято в деревне. Когда разморенные мужчины вразвалку возвращались из бани, все усаживались за стол. Ужин с большим усердием и любовью готовили Бритта и Орви.
За столом шел неторопливый разговор, который никого не утомлял. О делах обычно не говорили. Алар что-то проектировал в какой-то конторе, Маркус тоже не мог рассказать ничего интересного о своей работе кровельщика. Да и Орви — что особенного в том, что пуговица за пуговицей падают в ящик. Заработок есть заработок.
Все трое уже вышли из возраста, когда хочется непрестанно говорить о своей работе. Пока Бритта водила старика в баню и хлопотала на кухне, гости чесали языками просто так. Алар, обладавший прекрасной памятью, знал массу пикантных историй из жизни знаменитых людей, в этом смысле он походил на Лулль, в обществе которой гости никогда не скучали.
Закончив хлопоты по хозяйству, Бритта брала нить разговора в свои руки. Хотя она жила здесь относительно уединенно и редко встречалась с людьми, ее истории были самыми занимательными. Старый дом, берег моря, сад и лес превращались в рассказах Бритты в какие-то поистине необыкновенные места. Благодаря красноречию Бритты они становились средоточием маленьких чудес. Она тепло говорила о собаке, кошке, поросенке, о яблонях. Даже грядки с капустой и морковкой приобретали какую-то значимость, но лучшим другом Бритты было море. С вечера она начинала ждать встречи с утренним морем. Его постоянно меняющееся лицо будило в Бритте все новые и новые переживания. Цвело ли море или лениво колыхалось, светлое и бескрайнее, Бритта говорила, что она счастлива. Если же волны с шумом набегали на берег — то и в буре Бритта находила радость. Она утверждала, что море никогда не бывает злым или жестоким, подобные слова не вязались с природой, природа всегда права.
Неизменно радостное настроение Бритты вызывало у Орви недоумение. В особенности когда она замечала, что старик отец, ради которого Бритта оставила свою городскую квартиру, душевнобольной.
