Манохар Малгонкар - Излучина Ганга
Даже для предварительного рассмотрения дела в Пачваде Большой дом пригласил адвоката из Лахора. Он прибыл в черной мантии, мрачный и величественный, в сопровождении трех помощников. Как слон во главе процессии, проследовал он в грязное помещение провинциального суда, уселся в предназначенное для него кресло, предварительно смахнув с него пыль носовым платком. Во время своей речи он держался как примадонна, согласившаяся принять участие в деревенском благотворительном спектакле. Адвокат подал ходатайство об освобождении обвиняемого под залог на время следствия, приведя в поддержку своей просьбы множество пунктов из указаний Верховного суда. При этом он ловко ввертывал словечко «милорд», адресуясь к мировому судье, которому по чину полагалось лишь обращение «ваша честь». Коротышка мировой судья слушал, склонив набок голову, и, казалось, получал большое удовольствие от этого спектакля. Выслушав, он отказался удовлетворить просьбу адвоката.
— Как будет угодно вашей милости, — сказал адвокат, низко поклонившись и лишь легкой усмешкой сопроводив принятие столь странного решения.
Судебное разбирательство было назначено на третье июня, ровно через месяц после убийства. За это время Дамодар и все обитатели Большого дома развили лихорадочную активность. Они отчаянно ринулись в бой. Все пошло в ход, все было перепробовано: связи, шантаж, лесть, взятки, молитвы. Деньги текли рекой. В семейной молельне отслужили десятидневную махапуджу, другая, еще более пышная, была обещана богу Вишну, если он обеспечит оправдание любимого сыночка.
В Малый дом зачастили крючкотворы и их посыльные, дальние родственники, общие знакомые, которых годами никто не видел, даже совсем чужие люди, называвшие себя «благожелателями». Они предлагали взятки или, напротив, угрожали расправой. Гьян был одинаково тверд со всеми.
— Убирайтесь и поступайте как угодно, — отвечал он. — Я хочу видеть Вишнудатта на виселице. Только так!
Однажды ему даже пришлось вытолкать за дверь Какаджи, одного из многочисленных зятьев рай-сахиба, когда тот предложил «начать переговоры».
После этого посещения прекратились, но ненадолго. Назначенный день суда приближался… Большой дом не мог ждать.
Поздним вечером к ним пришел пандит, деревенский священнослужитель. Он явился с черного хода, чтобы не столкнуться с Гьяном, и спросил Аджи.
— У меня есть поручение от тех, из Большого дома. Могу я поговорить с вами наедине?
Аджи вынесла ему деревянную скамейку, и он уселся, скрестив под собой ноги, — посланец бога с миссией добра. Он говорил убедительно, мягким, елейным голосом, натренированным в сотнях богослужений. Речь его была насыщена цитатами из священных книг.
— Они готовы отдать Пиплоду, если твой внук проявит благоразумие, — сообщил он Аджи.
— Кто поверит словам Дамодара? — она пожала плечами. — Он теперь что угодно пообещает, лишь бы спасти сына.
— Он поклялся, припав к стопам Шивы, такую клятву нарушить невозможно.
Аджи покачала головой.
— Гьян меня не послушается. Никого он не станет слушать…
— Он должен послушать, ему надо образумиться. Идти по этому пути — безумие! Объясни ему хорошенько, что ему выгоднее. Гьян мальчишка, горячая голова, как и его отец! Его ждет разорение, если он станет упорствовать. Подумай, что он говорит — Вишнудатт должен быть повешен! Это же смешно. Ручаюсь, Вишнудатту нее равно ничего не будет. Полицейский инспектор и тот на нашей стороне, я хочу сказать — на стороне Большого дома. Почему бы вам не воспользоваться тем, что они предлагают? Вам предоставляется последний шанс. Так омойте же ноги, пока в Ганге еще есть вода.
Аджи вздохнула.
— Мальчик не станет меня слушать. Он ведь теперь глава семьи. Смею ли я ему указывать?
— «Кшама вираси бхушанам», — процитировал пандит. — «Способность прощать лишь увеличивает храбрость» — так говорится в священных книгах. К тому же — что прошло, то прошло и исчезло в водах Ганга. Теперь надо копать землю там, где мягко. Как сможет он вернуться в колледж, если ему надо жить здесь и заниматься всеми этими делами? Откуда возьмутся деньги, скажи, пожалуйста?
— «Кто дал птице клюв, тот позаботится и о пище», — ответила Аджи старинной пословицей. — На то воля Шивы — вернется мой внук в школу или нет. Не буду я Гьяну подсказывать, что надо делать.
— Твой долг — подсказать! Не хочешь же ты видеть его в нищете и печали? Не желаешь ведь ты гибели своему роду?
Брызги слюны вылетали у него изо рта, палец поднимался и опускался в такт речи, зрачки сузились и превратились в маленькие черные точки. Аджи снова покачала головой и беспомощно развела руками. Пандит разочарованно прищелкнул языком, гордо завернулся в свою коричневую шелковую шаль и собрался уходить.
— Что ж, ты сама бросаешь камень себе под ноги, — предупредил он. — Я сделал все, что мог.
Он засунул ноги в сандалии и двинулся к выходу, надутый, похожий на изваяние. В дверях остановился, повернулся назад и снова уселся на возвышение. Теперь его голос перешел в доверительный шепот.
— Они из кожи вон лезут, можешь мне поверить. И своего добьются. Вы будете стерты с лица земли — вы и ваш дом. Ты нарушишь свой долг, если не сумеешь убедить Гьяна отказаться от безумных мыслей.
— Я передам ему ваши слова, — обещала Аджи. — Это все, что я могу сделать.
— Рай-сахиб совершению уверен, что его сына освободят. Упрямством Гьян ничего не добьется. Дамодар велел сказать, что вернет даже те сто акров, которые твой сын продал во время суда. Подумай об этом! Гьян разбогатеет, неужели ты не понимаешь? Он получит Пиплоду и все поля, которые принадлежали тебе и твоему мужу. Твой внук сможет продолжать учение, он женится и приведет к тебе в дом помощницу. Он продолжит род!
— Я передам ему все, что вы сказали, — покорно отвечала Аджи. — Это его дело. Почему бы сейчас не позвать его? Он, должно быть, в…
Пандит сразу отступил.
— Нет, ни в коем случае, — воскликнул он, тряся головой и отчаянно жестикулируя. — Твой внук слишком горяч. Но должен же он понимать, в чем его польза. Я слышал, он чуть не сломал Какаджи руку… Какая грубость!
— Мальчик сам не свой, — объяснила Аджи. — После того, что случилось. Почти ни с кем не разговаривает. Даже не молится.
— Непростительно! — произнес пандит. — Ты должна привести его в чувство. Поговори с ним, когда я уйду. Растолкуй, что ему же будет лучше. И пусть молится Шиве…
В тот же вечер Аджи все рассказала Гьяну. Он молча выслушал ее. Потом лег спать, так и не произнеся ни слова. А ночью ушел из дому. Он выставил оконную раму в своей спальне и выскользнул тихонько, чтобы не услышала Аджи. Почти всю ночь Гьян бесцельно бродил по полям, долго сидел под деревом на деревенской площади. Когда он возвратился домой и так же неслышно шмыгнул к себе в комнату, уже кричали петухи. Наутро Гьян поехал автобусом в Сонаварди. Он хотел посоветоваться с Раммуни Шармой, адвокатом, хорошо относившимся к Хари.
Слушая его, Шарма низко склонился над столом и что-то чертил синим и красным карандашом.
— Вы совершенно правы, с этими людьми нельзя иметь дела. Но, может быть, не стоило и грубить им?
— Я не мог сдержаться, — признался Гьян. — Я хочу видеть Вишнудатта на виселице, а они требуют, чтобы я показал на суде, будто его тогда не было в поле. А с этим мудрецом-пандитом я даже не виделся…
Адвокат поднял голову.
— Они нашли топор? — спросил он.
— Топор? Обязаны были найти!
— Обязаны? Не знаю, не знаю. Где мог Вишнудатт его спрятать, как вы думаете?
— О, где-нибудь в джунглях, они там густые. А мог и в воду бросить, когда пробегал по дамбе.
— Там искали?
— Я слышал, посылали ныряльщика. Вскоре после… убийства.
— И до сих пор не нашли?
— Нет.
Шарма принялся снова чертить на промокательной бумаге синие треугольники — один внутри другого.
— Не кажется ли вам, что полиция нарочно не хочет искать орудие преступления, а? — Он посмотрел прямо в глаза Гьяну. — Такие случаи известны. Все бывает. Вспомните, заставили же они чиновника подделать записи в книге пошлин.
— Но полиция! Да еще в таком важном деле, как расследование убийства?!
— Полиция! — Шарма со злостью вдавил кончик карандаша в самый центр синего треугольника. Грифель сломался. Он перевернул карандаш другим концом и принялся чертить снова. Треугольники теперь получались красные. — Это значит всего-навсего, что взятки побольше. У Большого дома хватит денег и на большие взятки.
— Но свидетели? Я сам видел, как он размахивал топором, угрожал.
Адвокат нетерпеливым движением поднял вверх карандаш. Его тяжелые веки опустились.
— Но вы же не видели, как он убил вашего брата, — сказал он. — Примите это во внимание. В юридических спорах такие вещи играют роль. Почти решающую. К тому же ваши показания для суда вообще мало что значат. Вы заинтересованная сторона, свидетель, замешанный в длительном семейном конфликте. Адвокаты свяжут вас по рукам и ногам, найдут кучу зацепок.
