Гавриил Троепольский - Собрание сочинений в трех томах. Том 3.
Они пошли рядом, как заправские друзья, оба жестикулируя руками при разговоре.
Квартира Самоварова. Он спит в пуховиках. На столе пустая бутылка из-под водки, стакан и луковица. Быстро входит Хват. Он трясет Самоварова.
— Вставай!
Самоваров мычит. Хват трясет еще сильнее.
— Прохор Палыч! Беда!
— Кто? Что?
— Пакет! Евсеич пакет повез в райком: про вас написано.
— К телефону-у! — гаркнул Самоваров, вскочив с постели.
В хате Евсеича. Тося сидит перед планом поля и помечает карандашом. Она встает и говорит Марковне:
— Я поехала в поле. Завтракать приеду.
Входят Евсеич и Иван Иванович. Тося радостно:
— Иван Иванович! Как я рада! А я сегодня еще раз хотела к вам ехать. Невозможно больше так: Самоваров — это чья-то большая ошибка. Смотрите, он даже севооборот хочет уродовать. — Она подходит к карте. — Ну, хорошо. Шуров не даст ему портить в поле, но… но… сколько это стоит Шурову! Я не могу смотреть равнодушно… Петр Кузьмич… — Она замялась, смутилась.
Попов смотрит то на карту, то на Тосю, догадываясь о чем-то.
Евсеич Марковне тихо у двери:
— Секретарь райкома Иван Иванович Попов. Сам пришел. Чуешь?
— Партейный?
— Иль уж ты совсем без понятия? — разводит руками Евсеич. — Э, вот нету у тебя развития настоящего, старуха. Нет, да и только.
Марковна пытается возразить.
— Тсс… Видишь? Думает. — Он тихо подходит, кладет пакет перед Иваном Ивановичем, тихо, на цыпочках, уходит, маня за собой Марковну: — Не мешать… Видишь, в рассуждение входит.
Иван Иванович и Тося остались вдвоем. Он говорит:
— Шурова я знаю немного. Но… много о нем слышал: новатор.
— Он весь принадлежит полю… колхозу…
Попов думает. Потом говорит:
— Я пойду, товарищ Ельникова, по колхозу. Прошу вас пока не говорить о том, что секретарь райкома в колхозе! Вы идите на свое дело. Мы еще потолкуем сегодня.
Игнат в пожарном сарае чистит лошадь. Лошадь пытается брыкнуть ногой.
— Ну? Что еще выдумываешь? Моя обязанность такая, чтобы ты была в готовности. Вроде и умная животная, а без рассудка.
Подходит Попов:
— Здравствуйте!
— Здравствуйте! — приветствует Игнат, не бросая работы.
— Хорошая у вас пожарка, хорошая.
— А кто пожарник? — спрашивает Игнат и сам отвечает: — Игнат Ушкин. Он навел порядок. Тпр-ру-у!
— А кто это — Ушкин?
— Здорово был! Я и есть Ушкин, — отвлекается от работы Игнат.
— А-а… Интересно. Здорово!
— Факт, здорово. Я, брат, каждую трубу проверил. Тушить-то и дурак потушит, а вот не допустить пожара — дело посложнее.
— Да-а, это поважнее…
Игнат доволен похвалой. Он говорит с оттенком бахвальства:
— Мне сам секретарь райкома товарищ Попов Иван Иванович сказал: «А ну-ка, Ушкин, проверь комбайны в поле насчет огнетушителей».
— Ну-у! И как же вы?
— Собираюсь с этого дня взять под контроль всех комбайнеров. Я им пропишу! Игнат если взялся, то… извини, подвинься!
— А вы, значит, с секретарем беседовали?
— У-у! Сила. Душевный человек.
— Да ну-у!
— Раз народ говорит — хороший, значит, хороший секретарь. Ты и сам должон понимать — народ не ошибается.
— А насчет председателя Самоварова как народ говорит?
Игнат смотрит на Попова. И отвечает:
— Дым густой, а борщ пустой. Я вот, если увижу еще секретаря Ивана Ивановича Попова, я ему все выложу: и как меня подбивали на Петра Кузьмича подписать кляузу, и как он с Гришкой Хватом баранов режет. Я все выложу… И пьет водку без просыпу. Я, брат, с секретарем райкома — душа в душу… Постой! А ты кто есть?
— Вот и выкладывайте мне, товарищ Ушкин. Я Попов, — улыбнулся Иван Иванович.
Игнат не растерялся, он всегда спокоен.
— Значит, я засыпался? Влип?
— Ничего не засыпался. Я так и говорю: противопожарные меры на комбайнах надо взять под контроль. Я так и думал. Только жалею, что не сказал вам этого раньше.
— Значит, у меня понятие правильное?
— Абсолютно. Ну, рассказывайте о председателе.
Они садятся на оглобле пожарного насоса.
— Значит, так… — говорит Игнат.
Кабинет Самоварова. Он у телефона. Хват стоит рядом. Самоваров вызывает:
— Райком. Райком. Райком?.. Попов у себя? Не-ету? А где? В район уехал? — кладет трубку, — За Пяткиным ходил? — спрашивает он у Хвата.
— Ходил.
— Ну что?
— Сказал «не пойду»… Мне, говорит, от народа глаза деть некуда.
— Что-о?
— Так и сказал.
— Предал. Вот черт! — берет трубку. — Прокурора!.. Товарищ прокурор! Как со следствием по делу Шурова? Извиняюсь… На днях следователь выедет? Так, так. — Кладет трубку и снова берет ее: — Председателя райисполкома! Что? Нету? А где он? В область, говоришь, вызвали? Фу, ччеррт!! — кладет трубку и говорит: — Ну, куда? — и разводит руками, глядя в упор на Хвата.
Хват молчит. Стук в дверь.
Комната правления, где сидит Херувимов. Попов стучит в дверь кабинета Самоварова. Херувимов хитро посматривает на Попова.
— Кто? — зло спрашивает Самоваров. — Кого там черти носят безо времени?
— Тракторист, — отвечает Попов.
— Подождешь — занят!
Иван Иванович садится на скамейку, осматривает комнату и спрашивает у Херувимова тихо:
— Правда ли, что у вас десяти овец недосчитывается и трех тысяч яиц?
— Правда.
— Как это могло случиться?
— Вот, — выкладывает папку Херувимов, — тут все записки Самоварова. По ним можно установить, кому растранжирено. Я все вам писал по документам. Одному Хватову — три овцы и три тысячи яиц. Он у Хвата и гуляет: туда и баранинку, туда и яички…
— Пьет?
Херувимов утвердительно кивает. Попов снова стучит к Самоварову.
— Кого там носит? — вопрошает Самоваров.
— Колхозник, — отвечает Попов, изменив голос.
— Время не знаешь? Придешь завтра, после пяти.
Попов тихо выходит, кланяясь Херувимову. После ухода Попова к Херувимову входит следователь, — юркий, узколицый молодой блондин, — с весьма толстым портфелем, и скороговоркой обращается к Херувимову:
— Здрс-с!.. Следователь. — Здороваются. — По делу Шурова. Где председатель?
Херувимов молча указывает пальцем на дверь.
В кабинете Самоварова. Самоваров трясет ладонь следователя:
— Ну вот! Во-от… Наконец-то!
— Прямо и — за дело. — Следователь разгружает портфель на стол, на стулья и с очень важным видом, не идущим к его комплекции, начинает следствие: — Итак, ваш материал подходит под действие статьи сто девятой, глава третья. Преступление по должности.
— Именно! — восклицает Самоваров. — Я и сам так думаю. Даже и крупнее бы ему статью надо: двести девятую ему!
— Нет такой статьи. На двести пятой кончается кодекс.
— А жалко. Ей-богу, жалко! Ну, валяй по сто девятой!
— Первым вызвать Хватова Григория Егоровича.
— Я! — отвечает молчавший до сих пор Хват.
— Прошу освободить комнату, — обращается следователь к Самоварову.
— Понимаю: закон! — улыбается Самоваров и выходит.
— Та-ак… Фамилия?
— Хватов!
— Имя и отчество?
— Григорий Егорович!
— Вы лично видели и можете подтвердить, что: а) по приказанию Шурова посеяли по непаханой; б) Шуров сам присутствовал при выполнении данного преступления другими лицами, подчиненными ему по должности?
Херувимов из соседней комнаты прислушивается к разговору. Качает головой. Ухмыляется.
Поле. Буйный овес. Попов, Шуров и Тося у овса.
— Хорош! — восхищается Попов. — Он самый?
— Тот, что по непаханой, — отвечает Шуров.
— Значит, ты вспахал глубоко под картофель в прошлом году?
— В позапрошлом — под зябь.
— А в этом году уже не пахал?
— Да.
— Ой, как это здорово! И засуха не повредила.
— Очень хорошо! — восхищается и Тося.
— Поклонница твоего метода? — спрашивает Попов, указывая на Тосю.
— Поклонница — это не то… — отвечает Шуров.
Тося смущена. Она вопросительно смотрит на Шурова.
— Ты, Шуров, сделай-ка докладик на партактиве о своем методе. А? — обращается Попов.
— С удовольствием, — соглашается Шуров.
Они идут по полю овса. Потом — среди пшеницы. Попов говорит:
— Мне еще надо увидеться с Пшеничкиным.
— А что у вас к нему?
— Заявление его у меня: просит отпустить учиться в институт. Он заочно окончил первый курс, а теперь хочет на очном. Что он за человек?
— Замечательный, — отвечают оба сразу.
И вдруг Шуров мрачнеет. Тося грустнеет. Оба молчат.
— Что с вами стряслось сразу? — удивляется Попов. — Или что с Пшеничкиным не так?
— Я… расскажу все. Потом. Его, кажется, надо оставить здесь. Кончит заочно.
— Ну, я что-то ничего не пойму, — говорит Попов.
