Гавриил Троепольский - Собрание сочинений в трех томах. Том 3.
— Я… расскажу все. Потом. Его, кажется, надо оставить здесь. Кончит заочно.
— Ну, я что-то ничего не пойму, — говорит Попов.
Тося посмотрела на Петра Кузьмича и сказала:
— Я пойду… — и ушла.
Попов смотрит ей вслед удивленно. Шуров отвернулся.
Поле. У лесной полосы. Попов садится на траву и говорит:
— Садись, Петр Кузьмич, рассказывай.
Шуров садится рядом с Поповым и говорит:
— Алеша любит Тосю всем сердцем. Но хочет убежать от нее… Он жертвует собой ради одного человека.
— Кого? — настойчиво спрашивает Попов.
Шуров молчит, глядя перед собой.
— Ну, выкладывай. Тут судьба молодого коммуниста Пшеничкина.
— Он… — медленно говорит Шуров, — делает это ради меня.
— Ты любишь?
— Да.
— И оба хотите стать жертвой друг для друга?
— Я не имею права…
— Любить?
— Нет, разрушать чужую любовь.
— Да. Если они любят друг друга, то… — Попов задумывается. — Как должен поступить коммунист?. — спрашивает он не то у самого себя, не то у Шурова.
В хате Евсеича. Тося укладывает в чемодан вещи.
— Что же ты до сроку едешь? — спрашивает Марковна. — Говорила — до сентября, а сама целого месяца не дожила.
— Надо ехать, — говорит Тося. — Буду писать дипломную. Отзыв о практике попрошу выслать письмом. Я… обязана ехать.
— Да что ж такое стряслось-то, детка моя?
Входит Шуров. Тося не обернулась, но она почувствовала вошедшего и замерла с каким-то платьем в руке. Она рада приходу Шурова и не понимает цели его прихода, но какая-то затаенная надежда искрится и ее глазах.
Марковна выходит.
— Тося! — произносит Шуров.
— А? — вздрогнула та и обернулась к Шурову.
— Почему вы уезжаете?
— Дипломную буду писать… И…
— Неужели вы не знаете, что одному человеку будет тяжело?
— Кому? — спрашивает, волнуясь, Тося.
— Ему.
Тося, не глядя, опускает в чемодан платье, поджимает его коленом и накрывает крышку, что-то похожее на жест безнадежности в этом ее движении.
— Неправильно вы поступаете, Тося…
— А вы уверены в этом?
— Да.
— Ничего-то вы не понимаете!
Входит Алеша говоря:
— Подвода подана.
Попов садится в автомашину на том же месте, где он утром вышел из нее. К автомашине подбегает следователь:
— Здр-с-с! Имею просьбу, товарищ секретарь райкома: не подвезете? Дело срочное — к прокурору.
— А что за срочность?
— По делу агронома Шурова: преступление по должности — сто девятая.
— А-а!.. Ну и как?
— Во! — постучал следователь по портфелю. — Явное.
— Так-так. А ну-ка, поедемте вместе прямо в ваше учреждение: допросите по этому делу еще… меня.
— Вас?! — И он растерянно делает шаг назад от машины.
— Ну, чего вы так смотрите? Разве секретари райкомов не могут быть свидетелями?
— Да. Конечно. То есть как так? Вас?!
— Меня. Да садитесь же! Дело-то у вас «срочное»…
— Ну!
Следователь ныряет в дверцу машины.
В автомашине. Попов, повернувшись к следователю и будто заканчивая какой-то разговор, говорит:
— Вот видите, как оно получается?.. То-то и оно! Молоды вы еще! Молоды… Поможем.
Следователь вздыхает.
Вечер. Комната Шурова. Та же обстановка. Но на тумбочке, кроме портрета матери, портрет Тоси. Шуров смотрит на портреты и говорит:
— Не так все, не так это… Все не так.
Он берет гитару и поет песню Тоси.
Он кончил песню. Сидит, глядя в пол. Входят Алеша и Катков.
— Добрый вечер! — приветствуют оба.
Шуров приветливо улыбается:
— Здравствуйте, пятый раз сегодня!
— Зашли посоветоваться, — говорит Катков, — Завтра совещание передовиков сельского хозяйства.
— Знаю, — говорит Шуров.
— Получил отношение: от колхоза должен выступить передовик. Подписано Недошлепкиным. Велено того человека прислать к нему.
Шуров думает. Вдруг его осеняет какая-то мысль, и он восклицает:
— Терентия Петровича! Он пропишет!
— Идет! — поддерживают оба собеседника.
Районный городок. Здание райисполкома. Съезжаются автомашины, тачанки, дрожки. Среди приехавших передовиков и руководителей колхозов стоит Попов. Его окружили колхозники. Он весел и о чем-то горячо беседует. Подъезжает автомашина колхоза «Новая жизнь». Петр Кузьмич машет рукой Попову. Тот отвечает таким же приветствием и говорит:
— И Терентий Петрович приехал! Вот хорошо! — Он подходит к автомашине колхоза «Новая жизнь», оставив окружающих его.
Все оставшиеся удивлены и следят за Поповым: какой же это большой начальник приехал, если сам секретарь райкома встречает.
Самоваров вышел из кабины. Он видит идущего к нему Попова и приготовился поздороваться. Он важно оглядел присутствующих, — дескать, сам секретарь приметил его, — но Попов проходит мимо него. Подходит к кузову машины и жмет руку первому Терентию Петровичу.
— Здравствуйте, здравствуйте, Терентий Петрович! Я качеством вашего сева прямо-таки восхищен. Замена тельно!
— Не я один — нас много, — обводит рукой Терентий Петрович собравшихся.
Кабинет Недошлепкина. Недошлепкин в кресле, Стол завален отпечатанными на машинке листами. Терентий Петрович подошел к столу.
— Гм… Ты?! — удивился Недошлепкин.
— Ну, давай, делай. Вот тебе речь. Тут все написано, только фамилии проставишь там, где точки. Никакой отсебятины.
— Да я сам-то, может, лучше надумал!
— Но-но! — пристукнул легонько Недошлепкин ладонью. — Чтоб без запинки! Все написано. Активность совещания тоже надо организовать по плану. Соображаешь?
Терентий Петрович свернул речь вчетверо, сунул в боковой карман и только после этого ответил:
— Нет, не соображаю. Речь читать не буду. Как это так — и в публику смотри и читай? Не способен.
— А ты не лупи сразу глаза на народ. Настоящий оратор сперва должен прочитать все, а потом уж глянуть в публику. Все! Установку получил — выполняй.
Терентий Петрович выходит, в недоумении разводя руками.
Фойе. Дверь в зал открыта. Слышен легкий гул собравшихся. Около двери делегация колхоза «Новая жизнь»: оба бригадира, Шуров, Костя, Петя, Домна Ушкина. Они ждут Терентия Петровича. Тот подходит угрюмый, вздыхает.
— Ну? — спрашивает Шуров.
— Вот, — подает он речь. — Велел читать.
Шуров читает и улыбается. Все наклонились над бумагой, кроме Терентия Петровича.
— Не буду читать, — говорит он так же угрюмо.
Шуров что-то шепчет ему на ухо. Лицо Терентия Петровича светлеет и веселеет по мере того, как Шуров все энергичнее шепчет ему. И вот Терентий Петрович уже совсем весело говорит:
— Э, мать честная! Буду речь читать!
Костя отвел Терентия Петровича к буфету и говорит:
— Иди-ка, чего скажу.
У буфета.
— По сто? — спросил Костя.
— Можно, — подтвердил Терентий Петрович, но сразу почему-то стал скучным. Он угрюмо взял стопку, чокнулся с Костей, но вдруг задумался и не стал пить.
Костя опрокинул свою стопку, воткнул вилку в сардельку и недоуменно спросил:
— Ты что ж, Терентий Петрович?
Терентий Петрович ничего не ответил. Он стоит в раздумье и слушает духовой оркестр.
— Что с тобой? — участливо спрашивает Костя и тихо шепчет на ухо: — Ты ж хотел, как на «обходе»… Пей!
— Нет, Костя, пить не буду.
— Для смелости долбани чуть…
— Не буду. Чую в себе силу и без водки…
Зал. Совещание передовиков. Над сценой призыв: «Привет передовикам сельского хозяйства»; на сцене президиум: Попов, Недошлепкин, Шуров, Катков и другие. Председательствует Попов. Он нажал звонок. Стало тихо. Попов объявляет:
— Продолжаем совещание. Слово предоставляется лучшему прицепщику района товарищу Климцову Терентию Петровичу.
Аплодисменты.
Терентий Петрович стал сбоку трибуны, держа перед собой «речь». Он начал читать унылым голосом, совсем на него не похоже.
— Товарищи передовики района! Товарищи руководители района! Исходя из соответствующих установок высших организаций и на основе развернутого во всю ширь соревнования, а также под руководством районных организаций и председателя колхоза… Тут точки… Мы одержали громадный успех в деле выполнения и перевыполнения весеннего сева на высоком уровне развития полевых работ и образовали фундамент будущею урожая как основу нашей настоящей жизни в стремлении вперед на преодоление трудностей и… Ох! — вздохнул он и посмотрел в публику. Он потерял строчку, но не смутился, а честно объявил: — Потерял, товарищи. Ну, пущай, ладно… Я с другой строчки пойду… Мы, передовики колхоза… точки!.. под напором энтузиазма закончили сев в пять дней… Ага! Вот она — нашел! Та-ак… В пять дней… И мы, передовики колхоза, многоточие, обязуемся вывести все прополочные мероприятия в передовые ряды нашей славной агротехники и на этом не останавливаться, а идти дальше к уборочной кампании в том же разрезе высших темпов. И мы, передовики колхоза, опять точки, призываем вас последовать нашим стопам в упорном труде. — Он неожиданно прервал чтение, посмотрел в публику и сказал: — И тому подобное, товарищи. А теперь я скажу от себя.
