Кристина Хуцишвили - DEVIANT
Неугомонная, самая лучшая женщина…
Да, мы такие, и притом ничего, кроме себя, и не видели. И да, мы грешники, наверное, ведь гордыня страшный грех. Но я считаю, что выпало – то выпало. И теперь, когда дышится и не очень больно (вернее, совсем не больно, как сейчас), я могу сказать твердо, отдавая отчет в каждом слове. Мы не были столь уж неправы. Были бы, если бы вдруг стали пустотой, никем, после того как в нас столько вложили. Это было бы плевком в лицо – друг другу, родителям, обществу. Все эти голливудские старлетки, которые смешивают себя с грязью, потому что все есть – сразу, чуть ли не с детства, а что с этим делать – неясно. Вот это – слабость, вот это – малодушие, жалкое зрелище. Когда просто повезло, надо отдавать отчет, что это «просто повезло». Что на планете Земля миллиарды людей, и если вдруг с какой-то радости повезло именно тебе, да еще при этом не висит дамокловым мечом «служение», ты не обязан приносить особой пользы – виртуозно спасать людей, писать гениальную музыку и прочее и прочее, – так пожалуйста, будь добр быть счастливым. Делай свою работу, показывай тем остальным, из миллиардов, что должна быть мечта, что она может сбыться и к ней надо стремиться. Говори об этом в интервью, а не валяйся у ног секьюрити в ночном клубе. Будь человеком, быть супергероем от тебя не требуется.
Мы не лучше других, и может, я все это заслужил. И даже, допустим, Маша заслужила обливаться слезами, портить свою жизнь из-за такого ничтожества, как я, пустого гордеца. Но ответ один. Сейчас он такой: я прав, и правоту свою могу доказать только тем, что пройду через все это достойно, с человеческим лицом. Я пока не знаю, что под этим подразумевается, пока на ум приходит только – превозмогая боль. И я сделаю все, что в моих силах, чтобы Маше было хорошо после меня. Она чудо, необыкновенная, вы ее еще узнаете. Мне самому трудно ее охарактеризовать – для самого себя объяснить словами, какая она. Но я попробую, потому что иначе – будто бы я ее забываю. Ничего подобного.
Во-первых, она очень обаятельная и красивая, с отличным вкусом – у нее миллион вещей, все очень хитро скомбинировано, но на самом деле это совершенно неважно, ей замысловатая одежда даже и не нужна, она отлично выглядит в джинсах и майке, но просто не любит это. По крайней мере, не любила. А еще она говорила, что находится в плену у манер. Она не была застенчивой, так казалось. Но, видимо, внутри была какая-то тайная комната, какая-то скрытая зажатость. Она что-то думала. Не говорила что. Человек мог ошибиться. Она редко кричала, но потом просто переставала общаться. У нее была своя система ценностей и, мне кажется, самая правильная. Какая-то врожденная – уж точно не помогала жить, не давала жить просто. И оттого она такая замечательная, не как все.
И вправду трудно жить в плену у манер, почти так же, как быть гуманным. Ну, обычное сравнение, очень банальное: комната полна народа, слезы подступают к горлу, хочешь закричать на них, но не можешь – просто исторгаешь воздух, но ни звука.* * *Москва, наши дни
E-mail To: George
А вдруг мы просто марионетки, и от нас ничего не зависит? Меня это правда мучает, особенно вчера – сегодня я расписала все по минутам, и думать не было времени. Все же так удобно, когда нет времени думать! Нам повезло, что сие маленькое открытие мы сделали раньше других. Это хороший способ управления массами, вообще хороший способ контролировать кого-то на расстоянии – занять его так, чтобы не имелось возможности думать. Вроде как ты и ни при чем, и дистанция соблюдена, но эффект поразительный. Этим руководствуются родители, загружающие детей кашей из знаний и умений, чтобы не было времени на «ерунду».
Это не что иное, как программирование: вводишь в систему массив данных, имя человека, его ключевые характеристики, выбираешь подходящее занятие, расставляешь часы и вот – можно спрогнозировать результат. Отталкиваясь от того, что хотим получить, мы можем корректировать вводимые данные, пока не добьемся желаемого результата. Нам нужно самостоятельно мыслящее существо – вуаля, покорный раб, еще проще.
Этим механизмам можно подчинить и взрослую жизнь. Так работают очень многие компании: попадая туда, ты уже знаешь, что тебя ждет: ближайшие 12–14 лет жизни расписаны заранее. Ты знаешь и результат – должность и компенсацию в любом году, реперные точки: когда тебя повысят, когда ты обретешь заветный статус «партнера». И вопреки всему, я не считаю, что это так уж плохо и унизительно. Да, мало приятного осознавать, что вроде как твоя жизнь, по крайней мере в рабочее время, не совсем твоя. Но определенность – это и великая ценность. Да, всех восхищают бунтари-одиночки, идущие против толпы, победители, но это ведь путь не для всех, исключение из правил. Ошибочно считать, что надо идти только таким путем. Вообще, большая ошибка – переоценивать свои силы и заниматься не своим делом.
Размеренность хороша для нервной системы. Да и не ты первый, не ты последний, можно трактовать это как маленький «общественный договор» – не такой амбициозный, как у просветителей, но вполне реальный сегодня. Ты отдаешь себя, а взамен получаешь план своего развития, немного уверенности в завтрашнем дне и какое-то известное имя, за которым можно спрятаться, когда не хватает своего. Такая вот история.Никогда не понимала тех, у кого получается красиво творить в жанре научной фантастики. Вот у Бэнкса, в «Стеклах» кажется, прочитала про перевернутый аквариум и людей-паразитов, у которых не осталось даже мечты, потому что ни одна не сбылась: у них только два выхода, которые есть у всех, даже у тебя и у меня. Покончить с собой – как бы более достойно, вроде как с гордо поднятой головой: я не играю в ваши игры – и шаг в окно. А второй – паразитировать на других, войти в сознание другого человека, жившего много лет назад. Жить его ощущениями, предаться гедонизму (возможно) и, не найдя в себе силы уйти, прожить так до конца своих (его) дней, оправдывая свое существование тем, что вроде как хочешь что-то изменить в жизни этого человека в лучшую сторону. А на самом деле ни-че-го изменить нельзя, ты просто кайфуешь, паразитируешь внутри, но твоя воля ничего не значит.
А если наше сознание так же устроено? Что, если программа успешно записана на жесткий диск, а ты и я – просто оперативка? Мы ничего не решаем, просто выполняем план, исполняем судьбу. Мне стало страшно от этой мысли.
Помнишь, тебе казалось, что люди умирают еще и оттого, что смертельно надоедают сами себе. Вот это стопроцентная правда.
Чтобы не надоесть, надо становиться лучше или хотя бы меняться, а кому-то это делать незачем, потому что они не видят будущего. Не умеют его поменять, им незачем куда-то стремиться. Это как биться в глухую стену. И вот тогда, день за днем, год за годом, все может так опостылеть, что и смерть будет казаться благом – как изменение, разомкнувшийся круг. Ты же видишь – каждый раз, когда по телевидению показывают что-то страшное, люди замирают. Я бы сказала, восторженно замирают, но это не значит, что они совсем прогнившие злые люди, которым удовольствие доставляют страдания ближнего. Нет, иногда это не худшие из нас – и да, все объясняют психологическим эффектом: мол, а у меня все не так уж и плохо. Кстати, из этих соображений многие еще постоянно ходят в кино на фильмы ужасов, даже если боятся.
Но я объясню по-другому: люди вокруг меня умирают – значит, жизнь существует, мир изменяется, мы все куда-то движемся. Значит, я еще не умер.* * *Нью-Йорк
Текстовый документ
Ироничное саморазрушение – это как раз трагично, по крайней мере, для чувствительных натур. Это и есть то, что в девятнадцатом веке называли производными от «лишних людей». Точнее, обозначили это явление мы сами, уже в двадцатом, но появилось оно все-таки в девятнадцатом. А может, это все ерунда и политика, и вовсе не было таких людей? Заковырка в том, как это подать, как домыслить.
Может, порывшись-покопавшись, все встанет с ног на голову, не хватает – как его, research , а произведи мы его, так окажется, что это была вовсе не трагедия, не человеческая драма даже, а так, скука, ерунда, даже не временное помешательство. Мелочь, которая и сейчас никуда не делась, просто кто-то первый еще давно ее красиво описал – получилось эффектно и образно. И потом пошло по накатанной, прибавили мелодраматизма. Никакой трагедии и крови, просто меньше развлечений, чем следовало, просто очень буднично, однообразно, а потому некуда себя деть. Придумываешь, что любишь N, потом добиваешься взаимности, гордишься, и вот уже кажется, что слишком уж легко этой N достался. Как-то быстро начинает надоедать ее навязчивость, хотя сама N все еще кажется привлекательной.
Потом начинаешь винить себя: что ты за животное такое, обязательно нужно огрызнуться и испортить настроение. Коришь себя за малодушие. Становишься добрее с N, понемногу начинаешь слушать, что она там говорит, поскольку молчать все время невозможно, а когда говоришь ты, она восхищенно хлопает глазами, не переставая, и это раздражает, так что приходится себя сдерживать и изъясняться лаконично. И вот после нескольких неловких пауз она таки начинает говорить – и, о боже, постепенно, вслушиваясь, ты понимаешь, что она клиническая идиотка. И тогда напоследок повторяешь то, что было между вами самого приятного, затем убеждаешься, что она уже не настолько привлекательна для тебя, прощаешься и уходишь.
