Кристина Хуцишвили - DEVIANT
Но он мне снится, улыбается и посылает пустые электронные письма. Так я узнаю, что он есть. У него есть ноутбук, квартира на Манхэттене и, слава богу, деньги.
Иногда мне кажется, что Георгий и я должны сделать что-то великое и тем самым оправдать несуразность нашего положения. Нелепо ведь с рождения быть одаренным всем и не стать счастливым. И еще эта моя дурацкая память; то, что я постоянно забываю слова, – это и смешно, и несуразно. То, что нам досталось, – верю, досталось не просто так. Мы должны сделать что-то для этих людей, для другой жизни. Надо быть сильным и смотреть в лицо судьбе с улыбкой. Ведь мы все умрем. Важно то, сможем ли мы прямо, с улыбкой на лице, заглянуть в глаза смерти.* * *12 мая 2009 года
E-mail То: George
Подари мне надежду. Ту единственную, что я могу у тебя просить. Я даже не прошу, это странно, – ты же никогда не делал меня просительницей. Это унизительно, ты бы никогда так не поступил. И да, наши отношения назвать идеальными язык не повернется. И да, бывают проще – бывает просто, как у людей. Ну а у нас вот так. Я сейчас пишу, и мне кажется, что не все еще, что точки не расставлены, здесь и там – окончания, полутона.
Взять бы книжку-раскраску и хорошие карандаши – сделать все ярким-ярким, до неприличия. Пусть мимо пройдет малыш и упрекнет нас, невежд, что мы не знаем, как надо, и в своем незнании неубедительны. Сами не в курсе и ни у кого справиться не удосужились, так ведь не бывает. Не бывает оранжевых звезд, неприлично синих рек. А мы виновато опустим глаза, ведь он полностью прав. Но докажем сами себе, что мир не враждебен, он в нашем распоряжении. Что мы держим в своих ладонях его маленькую копию – хрупкое, приближенное подобие мира. И она не выскользнет из рук, ведь у нас две пары ладоней – вполне достаточно для подстраховки. Надежда – это как раз то, что мне нужно. Она особенно ничего не требует, но дает возможность жить. Сколько людей надеются на чудо и только поэтому не наложили на себя руки – тихонько живут, день за днем. И даже не думают, что может быть что-то другое.
Трудно смириться с тем, что мир тебе не принадлежит. Невозможно жить, понимая, что тебе не принадлежит даже кусочек мира. Осознай ты это… станешь истеричкой, или наркотики, или снотворное – и все. А если думать, что да, пусть так сложилось, сегодня этот мир не мой, у меня его нет, у меня только маленький кусочек, в котором все не так, все некрасиво, больно, ну так это только до завтра. А потом будет другой день – там, наверху, все переиграют, сверят данные, и станет очевидным, что, вот, произошла ошибка, поправимая, слава богу. Не стоит никого винить, never mind. Раз уж придет судьба, нужно встретить ее великодушно – это же начало новой жизни! И пусть она замешкалась в пути – ничего, наверстаем. С кем не бывает.
Я не знаю, во что мне верить. Я, возможно, верю в Бога. И в испытания. Но тут, очевидно, не стыкуется: мы с тобой не могли их преодолеть, мы просто люди со свойственными людям слабостями, это было понятно с самого начала. Зачем тратить время на тех, кто априори обречен? Что мы способны такого сделать, как выйти из этого испытания достойно? Мы слабые, Георгий, мы избалованные, мы горя не видели, успехи наши, они же в картонной коробке делались. Это все игра – да, соревнование, да, соперники достойные. Но просто нам сверху помогали, с рождения дали все-все: таланты, любящих родителей, друзей, столицу… А если где-то что-то среднее получали, то мы это уже считали вселенской несправедливостью. Хорошо, пусть не помогали сверху, но по крайней мере не мешали – это и случайность, и обстоятельства. А может, просто соперник достойный не попадался. И мы все посреди этой пустоты – да, именно так выражаясь, были более людьми, чем остальные. Но это ни-че-го не значит. Просто в сообществе карликовых деревьев одно оказалось более близким природе, чем остальные.
И вот мы возомнили себя невесть кем, а падать больно, да. Но мне все равно, пусть кончим нищие, без ничего, пусть над нами смеются, пальцем показывают. Мне все равно, если мы проживем – вместе – долгую жизнь. Все равно мы будем лучше них, потому что после этого нельзя быть хуже. Да, я сейчас косноязычная немного, знаю, ты улыбаешься.
Это мы, мы будем смеяться над ними. Я теперь знаю, что такое счастье: это очень просто – самые простые вещи. Дай мне свою руку, вернись в Москву или разреши мне найти тебя. Будет у нас все еще хорошо, послушай меня хоть однажды.
Пожалуйста, сделай так, ты столько раз уезжал, и сколько раз я из-за тебя плакала.
Пусть это будет мой реванш. Я хочу взять над тобой реванш. Пусть это будет моя маленькая победа. Пусть хотя бы сейчас я услышу о себе «моя жена». Мне все равно, даже если это будет ложь. Это все такие мелочи, но сейчас я в первый раз в жизни хочу это слышать. Пожалуйста, вернись ко мне.Сохранено в черновиках
* * *Нью-Йорк
Текстовый документ
Рейнальдо Аренас был довольно известным писателем, родом с Кубы. Самое известное его произведение – роман «Швейцар». Он покончил с собой в нью-йоркской квартире, говорят, из-за того, что ему было совсем плохо, болезнь наступала, а сил не оставалось. Он оставил предсмертное письмо, в котором объяснял свой поступок:
New York, December 7 ,1990
Dear friends!
Due to my delicate state of health and to the terrible emotional depression it causes me not to be able to continue writing an strugglingfor the freedom of Cuba, I am ending my life. During the pastfew years even though Ifelt very ill, I have been able to finish my literary work, to which I have devoted almost thirty years. You are the heirs of all my terrors, but also of my hope that Cuba will soon be free. I am satisfied to have contributed, though in a very small way, to the triumph of this freedom. I end my life voluntarily because I cannot continue working. Persons near me are in no way responsible for my decision. There is only one person I hold accountable: Fidel Castro. The sufferings of exile, the pain of being banished from my country, the loneliness, and the diseases contracted in exile wouldprobably never have happened if I had been able to enjoy freedom in my country.
I want to encourage the Cuban people out of the country as well as on the island to continue fighting for freedom. I do not want to convey to you a message of defeat but of continued struggle and of hope.
Cuba will be free. I already am.
Reinaldo Arenas [5]Его автобиография была экранизирована и вызвала много пересудов.
Самое главное в этой записке – слова о болезни, свободе и невозможности творить. Причем свобода – на первом месте.
Странно, ему казалось, что, уходя, он обретает свободу, а я читаю это – и мне совсем так не кажется.
Надеюсь, на небесах он давно обрел покой.Люди движутся навстречу смерти. Кто-то идет вперед, кто-то отступает назад, кто-то бегает по кругу, сам себя в него загнав, а затем сокращая радиус. И молит о прощении, тогда как логичнее было бы просто отхлестать самого себя по щекам. Глупо винить кого-то за дверью, захлебываясь слезами, за то, что запер, – тогда как ты хоть и вправду на замке, но ключ в твоем собственном кармане.
А есть еще интересные люди, наиболее интересные, на мой взгляд. Те, что движутся куда-то – и так, и эдак, и по кругу, но вообще ничего не замечают. Они все в себе, замкнуты на себе, зациклены. Их стало много: не одиночки и не психи, вполне успешные, занятые, оттого на все план и расчет. Все по шагам, все выверено. Чтобы не допустить оплошности, не обойдется без того, чтобы постоянно сверяться с ежедневником, нужна сосредоточенность, одно дело в единицу времени.
Крайний экземпляр из таких, возглавляя крупную российскую компанию, устраивал жесточайшую экзекуцию подчиненным, стоило ему заметить у них на столе несколько разных документов: «Работайте с одним листом бумаги, когда закончите – переходите к другому, и никак иначе». Такая вот доктрина послушания. Сейчас, правда, покинул пост, скрывается где-то от прокуратуры. Заодно с одним своим предшественником и тремя последователями.
Но самодурство в российском бизнесе так и не вышло из моды. И весь этот менеджмент, теории мотивации и прочее – к сожалению, проще забыть о них еще до того, как вы выйдете из самолета. А книжки – хранить на память о двух чудесных годах в Wharton/Harvard/LBS/Insead… Заглядывать в них по необходимости не придется, только по желанию. Но сейчас не об этом.
Конечно, ни у кого нет времени, да и странно это – глазеть по сторонам. У людей этих очень много друзей и знакомых, все очень яркие, очень успешные. Но это если говорить о настоящих людях такого типа – всегда ведь есть подделки и стремящиеся. И будет пошло, банально, просто тьфу – закончить тем, что все они не умеют жить, что жизнь проходит мимо них.
А много ли жизни видят те, кто с детства только и делал, что… слонялся , очень удачное слово. Поступил в какой попало институт – удача, если недалеко от дома. Женился на однокурснице, разливал на свадьбе «Советское» шампанское…
Да даже сейчас я не смогу сказать, что их судьба – счастливее моей. Нет, я в это не поверю. У меня столько всего было – и Лондон, и Нью-Йорк, и учеба интересная, и эта вечная гонка. Я же побеждал. Мне нравилось побеждать. И Маша. Как же нам с ней было хорошо… Она ведь такая же: ей все мало, все время мчится куда-то. И если вдруг, кажется, притихла, задумалась, и мысли какие-то: а не выбрать ли кольцо, – так потом оказывается, что она просто в уме пробежалась по основным пунктам новой фантазии, новой сверхзадачи. И снова вперед. И без этого она – не она, представить невозможно. Ничего ее не сломает. Она упадет, поплачет, а потом поднимется, сделает дальше несколько шагов, а потом опять побежит.
