Кристина Хуцишвили - DEVIANT
12 марта 2009 года
Москва
– Помнишь, ты делала репортаж про N?
Мы пьем кофе. Ведем светский разговор. В Москве кризис, но никто из нас его не чувствует. Наверное, его ощутили какие-то другие люди. Мы сторонние наблюдатели. Креативный класс.
– Да, помню, в ресторане, он уже открылся, интересно? Там неплохо, очень даже, необычно так. Правда, ехать неудобно, вечные пробки.
– У него проблемы, говорят, с кредиторами.
Удочка. Сплетня. Скучно.
– Ну, сейчас у всех проблемы – больше или меньше, особенно в их отрасли, где куча начатых проектов и надо теперь искать соинвесторов. Но там, как мне рассказывали, такое покровительство, что если у них останется даже один-единственный шанс, они выстоят. Ну а если совсем все запущено, то как-то аккуратно эта проблема решится. Не позитивно, но по миру его тоже не пустят, ну и национальным посмешищем вряд ли сделают.
– Да, тем более он выключил, видимо, свои гуру-замашки. Заметь, ирония судьбы – как только люди забывают, что, в общем, этим днем не только самим себе обязаны и начинается головокружение от успехов, потом скоро по ним первым как тряхнет…
– Ну, мне кажется, при этом он не бесталанный человек.
– Безусловно, безусловно… Кто спорит.
Почему-то в последнее время мир рушится на тех, кто выстраивал агрессивную пиар-стратегию. Мельтешение везде. Лекции, встречи, назидания.
Я не анализирую, констатирую, мне в общем-то все равно…
– Но они там все, знаешь, такой типаж – русский мужик. Не особенно интеллигентные, кроме него, остальные и говорят плохо: не очень понятно, что, собственно, сказать хотят. Здесь специфика бизнеса – выживают вот такие мужики. Он среди них просто относительно причесанный, глянцевый, ну и отчасти благодаря этому публичный; там есть и не менее значимые люди в доле. Ну, и этот задор мужицкий, и амбиции заполнить собой все пространство – это кого-то раздражает, а меня нет. Это такой тип личности.
– Да, таких несет обычно…
– И при этом это и мешает. Когда нужно было вовремя остановиться и подумать стратегически и о рисках, их все еще несло. Отсюда и проблемы с долгами.
– Как ты думаешь, выкарабкается?
– Уверена. Но не потому, что придумает что-то оригинальное, просто его прикроют. Он на самом деле, очень сильно в тень ушел, как я понимаю. До этого он был везде, а сейчас ни слуху ни духу. Для него это большая травма, он же никогда в жизни ничем не рисковал, не привык к такому прессингу.
– Совершенно верно. Он всегда был под крылом. Слушай, а как там твоя бизнес-школа? Все-таки в Америку поедешь?
Так банально. Будто бы тебе-интересно-чем-я-занимаюсь-потому-что-я-твой-друг. Скучно. Но в тысячный раз…
– Да, наверное, в Америку. Там самые лучшие школы, общеизвестно. Ну, в целом, – мне сейчас чем дальше, тем лучше.
– А что в Лондон не хочешь?
– Не знаю даже. Лондон как-то опасно близко к Москве. Шучу.
– У меня племянница там училась, в Лондонской школе бизнеса. У них половина направления были русские.
– А потом она работать в Лондоне осталась?
– Да, сначала в инвестбанкинг хотела, но ей объяснили, в кого там женщины превращаются через полгода. А она такая, как ты, модная, но упертая, пока ей пальцем не показали на пару экземпляров – не верила. В итоге стала маркетингом заниматься, но, по-моему, сейчас больше тусуется, да и замуж пора.
– А сколько ей лет?
– Двадцать восемь. Вообще, в Лондоне, конечно, поздно семьей обзаводятся. Она еще, смешная такая, говорит: «Приезжаю в Москву и прямо чувствую гнет общественного мнения». Вроде ничего не говорят, но про себя думают, что замуж давно пора. Кажется ей, наверно. Впрочем, я не специалист.
– Нет, не кажется, стопроцентная правда. Но не надо обращать внимания, никто лучше тебя не знает, что тебе нужно. А как там сейчас в кризис?
– Увольняют, хорошо так увольняют – особенно финансовые компании. Но при этом русские нужны, потому что рынок развивается, нужны люди, которые хорошо знают русский язык. Лена говорила, что в Лондоне больше трехсот тысяч русских.
– Вообще да, Лондон у нас в моде.
– Их даже зовут «челски». Часто путают с поляками, но поляки обычно работают в сфере обслуживания, а русские приезжают с деньгами – либо учиться, либо работать в хороших компаниях.
Безобидная светская беседа. То, что нужно. Не надо притворяться, что все хорошо, потому что разговор ни о чем.
– К русским при всем при том хорошо относятся, я так понимаю. По крайней мере, ото всех это слышу.
– Да, неплохо, Лена не жаловалась. Она такая смешная – вроде взрослая девушка, приехала в бизнес-школу. Первый наш разговор по скайпу начала с жалоб на то, как англичанки плохо одеваются.
– Ну, там такой casual на улицах, а в школах не знаю. От Москвы настолько сильно отличается?
– Она говорит, что русских видно издалека, потому что они хорошо одеты. Ей нравятся английские мужчины – шарфики, всё со вкусом, а женщины категорически не нравятся. Говорит – выхожу зимой на улицу без каблуков, простенько. А вокруг можно увидеть сандалии, зеленые платья, теплые куртки и все это, к примеру, с голыми ногами.
– Да, девушкам нужно одеваться. Вспомни Ремарка или Елинек, правда, там все это нездорово, но красивые вещи помогают жить, это очевидно.
– Да, и она жалуется, что к такой простоте привыкаешь, начинаешь так же выглядеть, а потом – бах – в русскую компанию обратно попадаешь, и все, уже не котируешься…* * *Метаморфоза: явление пятое
Мне холодно, меня продувают ветра. Откуда ветру взяться в камере, ума не приложу. Мне надоело это, это какой-то глупый розыгрыш: то, что я здесь, – алогично.
Розыгрыш – затянувшийся, ко всему прочему. Я хочу отсюда выбраться. Нет, конечно, мне не страшно. Я спокоен, немного взвинчен, но это неудивительно.
Здесь на редкость неприятно, все время что-то капает, сквозняки, долго мне здесь ждать или нет, никто не может сказать. Я периодически слышу шаги, но они где-то далеко. Я совсем один и чего-то жду. А вдруг я жду зря…
Нет, есть совершенно четкое ощущение – я жду чего-то конкретного. Кто-то придет или что-то произойдет. Совершенно очевидно. Пол холодный, как мне кажется. Что-то капает. Я взвинчен. Сколько же ждать. Почему я здесь?
Шаги далеко. Они не вызывают надежды. Надежда и шаги никак не связаны. Я стою и жду. В камере гуляют сквозняки. Ничего не происходит, только отдаленные шаги и капанье и ветер, который гуляет по камере. Мое пребывание здесь алогично. В голове ни одной стоящей мысли, только ожидание. Сколько же мне ждать? В голове ни одной стоящей мысли. Я заключенный в собственной голове…
«Вы признаете себя виновным?»
Мне кажется, я сошел с ума, почему он требует от меня признания в том, сути чего я не понимаю.
«Если вы признаете, всем сторонам будет лучше».
Боже мой, чего он хочет. Он опять появился из ниоткуда, я не могу поймать тот момент, когда он появляется, – в который раз. Помню, я ждал. Прошло неизвестно сколько шагов, я перестал считать, я отвлекся – даже не на мысль, а просто. Наконец-то удалось немного отдохнуть. И тут он, а я совсем не готов. Чего он хочет?
«Я не знаю, что вы хотите услышать. – Я повторяю это в который раз, уже скорее по памяти, по ощущениям. – Как я могу признаться в том, о чем не имею представления?»
«Вы просто тянете время, а оно работает против вас. Неужели мои слова в этих обстоятельствах звучат неубедительно? Мне кажется, вам пора все переосмыслить и дать, наконец, признание».
«Можно мне еще подумать? – Это единственное, что приходит на ум, самое бессмысленное предложение в моей жизни. – Я действительно не понимаю».
«Вы тянете время, это начинает раздражать. На повестке дня ваша жизнь, душевный покой ваших близких – не будьте эгоистом, подумайте о них, каково им сейчас. – Его интонации меняются. – Примите правильное решение. Единственно правильное. Сейчас вы просто тратите свое же время. Это очень неразумно».
Оказывается, я никогда не знал, что такое шантаж. Вот это шантаж.
Я не знаю, что говорить и чего он от меня хочет. И что будет, если я признаю свою вину. По-моему, лучше не будет. Или я хотя бы узнаю, почему попал сюда… Может, это и есть выход.* * *– Человек первоначально ничего из себя не представляет.
– Неправда. Человек в каком-то смысле подобен Богу, говорить так – грех.
– Человеком он становится позже, причем таким человеком, каким он сделает себя сам.
– Это атеизм. Это означало бы, что Бога нет. Смешно и даже глупо.
– Нет Бога, потому что нет человека. Нет никакой определенности в том, каким может быть человек. Человек просто есть, он не такой, каким ему назначили быть, – он еще и такой, каким хочет стать.
– Что же, человек – это такой… проект?
– Вне всяких сомнений. Но не такой, каким он пожелает быть.
– Есть наша воля и есть воля вне нас. Это и Бог и все что угодно. Не все подвластно нашей воле.
– Но это не снимает ответственности за собственное существование, ведь так?
