Вячеслав Малежик - Снег идет 100 лет…
И через полтора месяца он вернулся… У меня были концерты в Краснодаре, и, оседлав свою старенькую «Волгу», Грибанов прикатил ко мне. Полночи после концерта Саша рассказывал об отце, о Канаде, о его жене, с которой он подружился, о своих сводных братьях, живущих на Западном побережье – у них там свой бизнес. Саша, не увлекавшийся никогда тряпками, был недорого, но модно прикинут, и ему доставлял явное удовольствие интерес, проявляемый мной к его одежде и к его рассказу. Он показал фотографию своего отца и отдельно и вместе с собой. Если бы еще на фото вмонтировать изображение его дядьки, то получилась бы фотография трех братьев – так они – два брата и Саша – были похожи.
– Ты что-то похудел, – сказал я, разглядывая изображение Саши на фотографии с отцом, – не кормили, что ли?
– Да ты что? Не знали, куда меня отвезти. Лучшие рестораны в окрестности Монреаля были наши.
– Ну и как? Папочка держит удар?
– В смысле выпивки? О, да.
– Водку пили?
– Да, больше вискарик.
– А ты ему не привез своей фирменной «грибановки»? Как-никак его именем зовется напиток!
– Нет, с собой я не брал. Но там смастерил, правда, ингредиенты не те, а так всем понравилась.
– Скажите, Саша, ну а что там с дефицитом рабочей силы? Есть ли нужда в специалистах высокой квалификации в области медицины? И как финансируется исследовательская деятельность государством?
– Ну что вам сказать, сэр? До конца в проблему я проникнуть не сумел. Но должен заметить, что Канада – это все-таки не США. А так вроде бы выглядит тип-топ. Но профсоюзы стоят на охране своих членов, и пробить их оборону сложно. Может, я трус и боюсь встревать в сражение, но, думаю, в моем возрасте начинать восхождение на пик «Канада» проблематично.
– Ну и слава богу. Нам без тебя будет худо. И потом, кто стране сыграет на механическом пианино? Мастеров-то осталось – по пальцам пересчитать.
– Да… Не готовлю я себе смену.
– Ну а что дома? – спросил я, меняя направление беседы.
– Дома порядок. Мне кажется, что наши половинки так срослись, превратившись в единое целое, что нас разъединить можно только автогеном.
– Главное, чтобы в критическую точку не тюкнуло, знаешь, как в бронированном стекле.
– Знаю-знаю… Вот ты, зануда, вечно ложку дегтя наготове держишь.
– Нет, Саша, просто боюсь такого безоблачного счастья, хотя рад за тебя безмерно.
– Знаешь, если честно, то мне не совсем была понятна ее реакция и на фотки, и на мои рассуждения «зацепиться за Канаду – не зацепиться». У меня проскочила мысль, что, соглашаясь со мной на словах, она не против бы поменять нашу жизнь.
– А у тебя как с языком? – спросил я.
– Ну для общения хватает. Ты же понимаешь: рок-н-ролльная юность. А так, телевизор не понимаю.
– А Вика?
– Да никак.
– Какие же бабы дуры… – молвил я.
– Ты это о ком, дружище?
– Да, о бабах, как об особой субстанции. Поменять жизнь… Что на что менять?
– Остается успокаивать себя, что на их фоне нам легче быть умными, – подвел итог нашей беседы Грибанов.
XII
Не прошло и года, снова концерт в Ростове. Филармония, прекрасный звук, обещали аншлаг, и он был. Звоню Грибанову. Телефон долго не откликается, наконец трубку снимает Вика.
– Здравствуйте, Слава, а Саши нет, он будет только в половине седьмого.
– Вика, мне перезвонить или ты передашь, что я вас жду на концерте? – сказал я, даже не обратив внимания, что Вика со мной на вы.
– А я бы могла до концерта подъехать к вам? Мне надо переговорить…
– Если удобно, в три в филармонии, я там буду делать звук.
В три часа в зал филармонии вошла Вика. Лицо ее было сосредоточенно, и она напоминала студентку, пришедшую на переэкзаменовку.
– Привет, Вика, как ты, как Саша?
– Здравствуйте, сейчас попробую все рассказать.
– Может, сразу изложить в письменном виде? – пытался я перейти на шутливый лад.
– Мы можем где-то поговорить тет-а-тет?
– Хорошо, но буквально пять минут.
Я еще раз спел запев-припев своей тестовой песни и, сказав «спасибо» всем службам, спустился со сцены в зал. Мы с Викой вышли на улицу и повернули на Садовую.
– Вячеслав, мне бы хотелось вам что-то объяснить и о чем-то попросить, – после некоторой паузы заговорила Вика.
– Вик, а что, мы теперь на вы?
– Знаете, после того, что я вам расскажу, я не уверена, что вы захотите вообще меня видеть.
– Так уж?
– Не ерничайте, Вячеслав.
– Ну, давай-давай, Вик, приступай.
– Вячеслав, я развожусь с Сашей, и это еще не все…
– Как разводишься?!! Ведь я ему звонил три дня назад, и ничего об этом не говорилось?
– Так три дня назад еще и ничего не было…
– Вика, ну, поругались, с кем не бывает… Вы такая замечательная пара.
– Нет, нет, Вячеслав, это продолжается уже больше года.
– Что продолжается??
– То, о чем я хочу вам рассказать.
– Так что, это осознанное с твоей стороны решение?
– Да… Я до последнего момента не верила, что это произойдет…
– Стой-стой, – перебил я, – давай все по порядку.
– А по порядку… Работы у Саши нет и не было, его «Механическое пианино» на радио денег не приносило. Злился он… Я сначала как-то держала оборону, а потом моя подружка Наташка мне рассказала, что вскоре выходит замуж за американца и что ее сосватало какое-то агентство.
– Подружка-то, небось, без мужика?
– Наташка-то? Да, была незамужняя, а вот недавно уехала в Штаты и, судя по письмам, она свою половинку за океаном нашла.
– И ты половинку решила поискать? – пробормотал я.
– Что вы сказали? – спросила Вика.
– Да ничего, так… Мысли вслух. И что же, ты хочешь без Саши в качестве свидетельницы в США полететь?
– Да, нет… Все не так… Если бы… Наташка свела меня с этим агентством, и я без задней мысли отнесла туда свои данные, фотографию и все такое.
– И что ты замужем, тоже сказала?
– Да, там мне сказали, что у них такие случаи часто встречаются.
– Вот суки… И что же дальше?
– Прошлым летом он приезжал в Ростов. Саша как раз был в командировке, и мы с Любашей провели с ним целый день.
– И что, его не смущало, что ты замужем?
– Нет, он сказал, что у него тоже не сложилась личная жизнь.
– Что значит – тоже? Я всегда думал, что вы с Сашей идеальная пара, такая, о которых пишут в книгах.
– Поймите, Вячеслав, я так устала от безденежья, от того, что мне все время надо Грибанова вытаскивать то из депрессии, то из алкогольных путешествий, то из безысходки… Спасите его. Я так ждала вашего приезда, он вас любит и он вас послушает…
– Это как?? Ты его вытащила практически из могилы, чтобы потом своими руками убить?
– Вы неправильно понимаете…
– А спасти как? Вы дали ему в руку мину, которую взорвете, отбывая в Америку, а мне предлагаете поработать сапером или врачом, собирая его по кусочкам? Я так понимаю, американский Ромео уж задыхается от вожделения и ваши вещички уже собраны? Когда же перелет, мадам?
– Через неделю, двадцать третьего… Вячеслав, помогите мне, от меня все отвернулись.
– Если и помогу, то только Саше. Больше не смею вас задерживать… Одумайтесь, Вика, еще не поздно.
Она ушла, утирая на ходу слезы, а я, всклокоченный от того, что узнал, пошел к залу филармонии. Около входа меня ждал Юрий Петрович Ремесник со своим товарищем Андрюхой, хорошим добрым парнем, который иногда подвозил Петровича на своих «Жигулях». Толком не поздоровавшись, я вывалил на своего соавтора и на его друга информацию о Грибанове.
– Успокойся, Слава, тебе сейчас петь концерт. Это же бабы, а они – инопланетяне.
– Петрович, второй раз на те же грабли!
– Бить их надо… «Домострой», ой, какая умная книга была. А где Саша?
– Я пока не знаю, – ответил я. – У меня есть пара телефонов его друзей, думаю, где-нибудь пьет.
– Пусть пьет, это снимает боль, а потом мы его как-нибудь поставим на ноги. А Вика-то какая хорошая девочка…
– Ты по делам суди, Петрович…
– А я по делам и сужу. Она же его на ноги поставила после развода с первой женой…
– Так это еще хуже…
– Чего хуже, она ему подарила десять счастливых лет. Ты меня не перебивай… Не бывает так, чтобы виновата одна сторона. За женщин иногда думает их материнский инстинкт.
– Петрович, ты сначала про «Домострой» и про то, что баб лупить надо, а потом про материнский инстинкт. Тебя не поймешь.
– Знаешь, если бы я знал, как надо, – начал заводиться Ремесник, – у меня у самого было бы все о’кей в жизни, а то… – махнул рукой Петрович.
В это время к нашей компании, так и продолжавшей стоять у входа в филармонию, направился мужчина, в котором я признал одного из апостолов ростовского рок-н-ролльного братства – Серегу Стрижева.
– Привет московским гастролерам, – сказал он, широко распахнув руки для объятий.
– Здорóво, – ответил я, похлопывая его по спине. – Как мама, несравненная Анна Александровна?
– Все хорошо, да я не за маму просить к тебе пришел…
