Вячеслав Малежик - Снег идет 100 лет…
На заднем плане тревожно и задумчиво звучит песня о девушке Татяне, которую схватили вероломные враги и повели на допрос. На переднем плане Марина и ее ненавистные враги в исполнении Щелчка и Сереги Стрижева (он же оберштурмбанфюрер СС).
Первый фашист:
– Ты кто? Как тебя зовут?
– Таня, – гордо отвечает Марина.
– Где Сталин?
– Не знаю…
– А где Брежнев?
– Брежнев умер в борьбе за дело коммунистической партии Советского Союза.
– Ты еврейка? – спросил второй фашист.
– Нет, я русская.
– Докажи…
– Налейте стакан водки.
– Налейте ей стакан водки.
Крупно – бутылка, из которой льется жидкость. Крупный план – глаза Грибанова, готовые выскочить из орбит.
Второй фашист, указывая на Грибанова:
– Партизанен? Расстрелять!
Грибанова под белые руки выводят из комнаты.
Слышен голос Грибанова: «Всех не перестреляешь! Да здравствует товарищ Сталин».
Звук выстрела.
Первый фашист:
– Я еще раз спрашивать: ты еврейка?
Марина:
– Нет, я русская.
Первый фашист:
– Пей.
Второй фашист протягивает Марине стакан с водкой. Марина аккуратно берет стакан в правую руку и, отставив мизинец с хорошо обработанным ногтем в сторону, не спеша выпивает водку и с чувством достоинства и глубокого удовлетворения ставит его на стол. Затем из потаенного карманчика достает белоснежный носовой платок с вышитыми долгими бессонными ночами инициалами любимого. И промокает свои алые губы, соскучившиеся по поцелуям суженого, потерявшегося на партизанских тропах Белоруссии.
– Почему ты картавишь? Ты есть еврей?
– Нет. Просто в художественной самодеятельности я делала пародию на Добрынина. Мне пришлось 1000 раз на бис спеть песню «Не сыпь мне соль на рану». Я научилась грассировать, как он, и теперь не могу выйти из роли.
– Добрынин – еврей?
– Не знаю, – гордо отвечает Таня.
– Ты готовишь идеологический взрыв в Винсдорфе?
– Нет, я хочу осуществить гуманитарную миссию для сближения наших народов.
– Значит, ты есть еврей?
– Нет.
– Если ты не еврей, зачем ты осуществлять гуманитарную миссию?
– Хорошо, я – еврейка.
– Вот и здорово, Щелчок тоже еврей, только скрывает, – молвил второй фашист.
– Марина, – раздался голос Грибанова.
– Саша, тебя же расстреляли?
– Это – шампанское.
Конец фильма.
И Марина уехала повышать лингвистическую культуру жителей демократической Германии, а Грибанов остался в Ростове на хозяйстве.
VI
Следующее наше свидание с Грибановым произошло в Москве. Мы синхронно приземлились – он во «Внуково», рейсом из Ростова, а я – в «Домодедово» самолетом из Перми. Два дня в Москве я был шофером Саши и экскурсоводом в одном лице. В те годы Москва еще не знала пробок десятых годов XXI века. Мы в экспресс-режиме сделали все его дела. Он собрал необходимые бумажки с вельможными подписями, и мы отправились ко мне домой. Моя жена, когда захочет, может удивить своим борщом и варениками даже записного гурмана. В этот день ей это хотелось сделать. И пусть не с таким шиком, как у Анны Александровны, и не с таким куражом, как у Грибанова, но ужин удался, тем более что для дорогого ростовского гостя пел, в том числе и неизвестные для широкой зрительской аудитории песни, сам Вячеслав Малежик. Гость был польщен приемом. Мы сначала болтали втроем, а потом Татьяна пошла укладывать спать нашего Никиту. И мы вдруг заговорили с Сашей о теме, которой он избегал.
– Саша, извини, а почему твой дядя не бывал у вас в Ростове?
– Николай Грибанов-то? Да дело в том, что я, как ты уже понял, воспитывался без отца. Мать замуж второй раз так и не вышла. Мне говорили, что отец погиб на войне. Короче, они с матерью поженились, я же – с сорок первого, августовский. Отца призвали на войну, когда мама была на сносях. Как выяснилось, отец попал в окружение и сдался в плен. А ты ведь знаешь, какое отношение к сдавшимся в плен было у нас в войну, да и после войны.
– И что дальше?
– Когда наши взяли Берлин и война закончилась, пленных из концлагерей начали отпускать на волю. Лагерь моего отца освободили американцы. У него была возможность вернуться домой и с большой долей вероятности попасть в Сибирь уже в наши лагеря или второй вариант – остаться там. Он остался в Европе. Потом уехал в Канаду и сейчас живет там. У него семья, жена, двое детей.
– И как ты к нему относишься?
– Не знаю… Я же не Павлик Морозов, и я его даже не осуждаю. Война – дело жестокое. А дядя? Он же был любимым актером Усатого и очень дорожил своей репутацией. Я думаю, он делал вид, что у него нет брата. Бог ему судья. Хотя нас же не тронули… Может, он за нас где-то молвил словечко… Время лечит.
– А отец жив?
– Жив. Мне вручили от него письмо. Представляешь, он из писем матери, еще на фронт, знает, что я появился на свет. Просит выслать фотографию мою, жены, если есть жена, и так далее. О матери ни слова…
– А как он тебя нашел?
– Через общество Красного Креста.
– И как ты?
– Не знаю, не пойму… Я так привык, что его нет, а тут такое… Зовет к себе в гости. А я был, думаю, из-за него невыездным, а теперь к нему в гости… Театр абсурда.
– А ты не интересовался, может, он числился без вести пропавшим.
– Тогда еще смешнее ситуация – без вести пропавший нарисовался в Канаде.
– Не кручинься, доктор время все расставит по своим местам, – и, меняя тему разговора, спросил: – А как Маринка?
– У нее пока все в порядке. Настька, говорит, лучше нее уже шпрехает.
– На побывку не собирается? – спросил я.
– Да пока нет. Говорит – работы завал.
– Ты ей ваше видео выслал?
– Выслал, смеялась.
И он снова улетел в Ростов, в свою лабораторию работать и ждать Марину с дочкой.
VII
Но Марину он не дождался. У нее случился небесный роман, и она приняла решение остаться с Гюнтером. «Он любит ее, обожает дочку…» В общем, «Саша, прости и пойми». И Саша запил. Запил по-черному… Его пытались спасти всем миром, ведь все его любили и все не понимали, как такого мужика можно бросить. Парень, за которым выстраивались очереди женщин, сломался. Руководство института отправило его в бессрочный отпуск, оставив место за ним. А он пил, и, как он сам потом говорил, с одним желанием – сдохнуть. Но боль не уходила. Его лаборантка Вика, Виктория Сергеевна, да какая она Сергеевна в двадцать один-то? Носилась с ним, как с больным ребенком, практически не отходя от его постели, а он уже не вставал. И она выходила его. Однажды он убрал фотографию Марины с тумбочки у кровати в стол и попросил:
– Вика, у нас есть что-нибудь пожрать?
И эта девочка совершила практически подвиг. Она вернула Грибанова к жизни. Через десять дней он вышел на работу. Вика была рядом. Рядом с ним, с мужиком за сорок, она выглядела подростком, только глаза, чуть более усталые, выдавали в ней женщину, которая знает, что она хочет. А она хотела поставить Сашу на ноги, ведь она его любила. Наверное, фантазии уносили ее и дальше, но пока Грибанова в теле Грибанова не было.
Позже Саша, рассказывая про этот период своей жизни, подчеркнул, что «перелом случился, когда она мне прошептала: „Не умирай, Саша, я тебя так люблю“, а я лежал с закрытыми глазами и думал, почему она со мной на ты».
VIII
Я уже без ансамбля отправился на концерт в Сальские степи. Был я точно один, так что мы уже с вами в моем повествовании проскочили перестройку и ГКЧП. Прилетев в Ростов – а чтобы из Москвы попасть в Сальск, надо сначала прилететь в Ростов, – я вспомнил, что тысячу лет мы не виделись с Грибановым, и без звонка решил навестить своего старинного товарища. Решил так, что поскольку я не являюсь его женой, то мой визит не поставит никого в неловкое положение. А если никого не застану, оставлю записку, и потом мы найдемся. В городе Сальске меня ждали, но час я мог украсть у организаторов концерта, тем более что водитель обещал нагнать это время.
И вот я во дворе такого знакомого грибановского дома, захожу в подъезд и звоню в квартиру № 4. После небольшой паузы дверь открывает стройная девушка.
– Здравствуйте, можно увидеть Сашу?
– Здравствуйте, он скоро будет, – ответила мне девушка, которую сначала я принял за Марину – так же стройна, так же улыбчива.
– А вы кто? – спросил я.
– Я – Вика, Сашина жена.
Я растерялся, и повисла неловкая пауза.
– А вы, наверное, Слава?
– Да, я проездом в Сальск.
– Заходите, я вас хотя бы накормлю. Саша так много рассказывал о вас.
Я прошел в знакомую квартиру, в которой ничего не изменилось. Ну, может, шторы чуть выцвели и на ковре появились белесые пятна.
– Вы, наверное, хотите узнать, где Марина и по какому праву?.. – спросила Вика.
– Да нет… По какому праву, мне понятно. Но где Марина и Настя – не очень…
Вика очень скоро накрывала на стол…
– Марина с девочкой остались в Германии, у них теперь новая семья. Подробнее вам расскажет Саша.
