Кристина Хуцишвили - DEVIANT
И были чувства.
Они были живы в течение многих лет. Вне зависимости от отношений и всех других проходивших мимо людей. Случайных людей в наших жизнях.
Мы не предохранялись. Только совсем давно, в студенческие годы. Потом – нет. Ей казалось, что это безумно романтично. Я в ней. Нам не нужно было ничего между нами. Это было прекрасно.
Такое было только с ней.
И только с ней были чувства. Как бы я ни пытался говорить невпопад, быть циничным, жестким. Чувства были. А сейчас их убили. Я убийца.
И больше ничего не будет.Я скучаю, безумно скучаю по ее одухотворенному лицу в эти моменты. Мы кончали одновременно. Я любил ее одну. Она знала, но, может, стоило это говорить вслух. Но она все знала, несомненно. И все прощала. И больше ничего не будет.
* * *12 февраля 2009 года
Я решила побыть маленькой девочкой: спряталась под столом и оттуда за всеми наблюдала, подслушивала взрослые разговоры. Но я была очень умной маленькой девочкой и многое для себя уяснила.
– Молодая женщина, напрочь лишенная всякого обаяния, но гордая своей сопричастностью, увольняет людей, оперируя понятиями Гражданского кодекса примерно так: «Вы еще скажите спасибо, что мы вам вообще хоть что-то заплатим, мы могли бы дело и в суд передать». Серьезно, я не шучу. Декларирует, что ее не удовлетворяет результат. Между тем она никогда не была их руководителем, просто ее позвали довершить грязную работу. И даже не понимает, что тех, кого любят и ценят, от такой работы, как правило, освобождают.
Как можно быть таким в молодом возрасте, куда делись понятия чести, совести? Как можно мараться так, когда ничего не потеряно и все еще впереди? Неужели совесть не будет мучить? Люди так просто продаются – за три копейки, так легко пачкают руки, я не могу понять механизм, как это делается…
Увольняет беззащитных людей много старше нее, которым до этого момента ни разу никто не высказал недовольства. Просто кризис, надо резать штат, экономить на тех, кто не может за себя постоять, чтобы больше осталось для «своих» подразделений.
Смотрели, сверяли бюджеты, не умели оптимизировать – не дано, а потом в один день решили взять и одним махом отрубить.
А если бы те, пострадавшие, были немного более… как по-русски это сказать? – ну, sophisticated , они передали бы дело в суд, одна эта фраза чего стоит, ну, или хотя бы грамотно сторговались на три оклада. А если через суд, то она бы в итоге оказала медвежью услугу этой своей маленькой компании, которая сейчас в таком положении, что ее любой скандалишка может просто уничтожить и ее бы должны были первую выставить за дверь. Гуманитарий, окончила факультет политологии или иняз, не помню точно, от таких гуманитариев меня воротит просто. Что в них гуманитарного? Позор.
Ну а эти люди, они были очень мягкие и такие… беззащитные. Немножко даже жалкие люди, но не в смысле презрения, а вправду вызывающие жалость. Неприятно, черт возьми, до сих пор мурашки.
Я ведь не смог ничего сделать, меня должно было бы вывернуть наизнанку, а ничего, съел. Вот и разбирай теперь, какой я, что за человек. Думаешь, что вот ты такой умный, крутой, работаешь юристом, в детстве верил в торжество справедливости, а как до дела дошло – не смог ничего поделать. Струсил, не стал ввязываться. Не знаю, но притом, если свериться с дипломом, получается, что все еще юрист. Юрист, которого должно было вывернуть, а он промолчал, ничего не сделал, прикинулся молодым и незначимым. А мог ведь повлиять, включить доводы и вдобавок эмоции – ввязаться не в свое дело, но, может, другим был бы результат. Нужно было только не побояться разговоров, косых взглядов, локальных вспышек ненависти.
Это же смешно, как можно бояться такой ерунды, но я же испугался. Я не понимаю. Это же уродливая трусость.
Просто не бояться, и все. Что может быть проще. Такое было в каком-то фильме или книге: если вы умеете не бояться, не бойтесь.
– Да, это где-то было, я тоже помню. По-моему, в фильме каком-то, причем недавно снятом. Ну, еще и у Лермонтова было, но там как раз наоборот, он не боялся, потому что хуже смерти ничего не придумаешь, но ее и не минуешь. А в этом фильме или книге как-то так это звучит: не бояться – очень редкий дар, и если у тебя есть к этому склонность, то ни в коем случае не бойся. Так как-то.
– Ну вот. А я, как ты знаешь, смолчал. Ничего не сделал, пальцем не пошевелил. Единственное, хотя это как-то смешно и противно говорить, мы всем юротделом с ними общались, когда они заходили за всякими бумажками, переговоры приходили вести. Пили с ними кофе, и даже здесь чувствовалось чуть-чуть, что это моменты «вольного» поведения. Сравнил бы их в глазах окружающих с прокаженными… На самом деле выглядело так, как будто они больны смертельной или даже нет, просто редкой и неизученной болезнью, а мы с ними сидим и разговариваем, как ни в чем не бывало. Такое сдержанное любопытство, хотя, возможно, мне просто привиделось…
– Вероятно, так и было. Я же у тебя была, обратила внимание на обстановочку. Скорее всего, тебе не показалось. Ну, не переживай, правда. Людям надо учиться не только других защищать, но и самим за себя бороться. Надо быть приспособленными к жизни, рядом с ними не всегда окажется даже такой «трус», как ты, тем более трус-юрист. Впредь будут умнее, надо уметь постоять за себя, иначе никак.* * *12 октября 2009 года
И небо развернулось пред глазами…
Когда судьба по следу шла за нами
Как сумасшедший с бритвою в руке.
Арсений Тарковский
– Вот сейчас кризис, такая неясная, для многих болезненная тема. Многие ждут массовых увольнений, другие – девальвацию. На самом деле я не хочу вам задавать никаких конкретных вопросов. Просто расскажите то, что вы всегда рассказываете. Расскажите про Китай. Про Китай, и раз уж так случилось – про кризис. Мне сейчас кажется, что я все про него понимаю. И от того, что я понимаю, мне грустно. Я понимаю, что то, ради чего мы многим пожертвовали, может, уже и не будет ничего значить. Девальвация. Дефолт. Инфляция ценностей. Я просто всю жизнь изучала, что эти понятия означают, и могу их применить в самых разных контекстах. А теперь можно позволить себе сказать что-то такое – потому что эти понятия, они значат ровно столько, сколько мы в них вкладываем. и сейчас они стремительно падают в цене – лично для меня, – и ничего с этим не поделаешь. А самое страшное, знаете что? То, что этого можно было ожидать. И даже можно было предварительно подготовиться. Нужно было всего ничего – жить вчера. А мы вчера не жили, мы вчера хотели жить завтра.
Но уже поздно, и ничего уже не изменить. Случилось, как случилось.
Вы рассказывайте, а я себе чай налью, и буду слушать.
– У Китая все будет очень хорошо. Там есть очень правильные основы. Там все зиждется на активности, на силе духа. У них есть базис, они как раз понимают, ради чего живут, есть система ценностей, которая не подлежит пересмотру. У нас, например, в той же истории нашей – события, которые не поддаются однозначной трактовке. Есть множество событий, составляющих нашу историю, про которые мы не можем сказать, хороши они или плохи. Нам сложно дать оценку той или иной личности – злодей он был или гений. Отсюда незнание собственной истории, судьбы, того, что нас привело сюда. Мы после перестройки будто бы скатились с крутой горки – и теперь и рады, что остановились, но каким образом здесь очутились и почему именно здесь – непонятно. И нас шатает из стороны в стороны. Мы очень слабые на самом деле – нет единства, нет силы духа. И в этом случае мы становимся уязвимы, нас ничего не объединяет, мы даже внутри одного города очень разные. Мы не знаем, кто там живет – за Уралом, чем они живут, кто эти люди, чего хотят. Может, ничего не хотят. Но в нас нет единства, мы сами про себя ничего не знаем, быстро перечеркиваем прошлое. Та же Москва – очень тяжелый город, здесь физически тяжело, экологически, психологически. В регионах тоже ситуация не простая – нет культуры усадьбы, того, что связывало бы человека с землей.
И это скотство – считать себя умнее своих родителей. А это у нас повсеместно тянется со времен революции. На самом деле сила и понимание каких-то основ держится на простых вещах – любви к земле, своим детям, уважении к родителям. У китайцев все это есть, их не шатает, у них есть проблемы, но они их эффективно и быстро решают, они нацелены на успех, потому что есть понимание самых главных вещей.
Те же аспекты истории – у китайцев есть набор событий, которые трактуются абсолютно однозначно, и никаких расхождений там быть не может. Просто потому, что они аккуратно записывались по одним и тем же правилам в течение многих лет.
В Китае приятно находиться. Многие люди делают там баснословные деньги, но это история не только про деньги – попадая туда, ощущаешь, что тебе комфортно. И можно не задумываться относительно того, как все это устроено, – просто там приятно находиться, а в Москве – не очень. Москва очень больной город. Здесь люди забыли о том, что было им присуще, – забыли о гостеприимстве, добре. Слишком много зависти и злости.
