Кристина Хуцишвили - DEVIANT
Он в жизни, конечно, немножко другой был и иначе себя вел. С трудом представляю, чтобы он при ком-то кичился деньгами или связями. И даже тогда – они ведь ехали слишком быстро. Но они действительно куда-то спешили по делам, и да, ночью, ну и мы с тобой всегда ночью гоняли. У них встреча была назначена, я никого не оправдываю, но те люди, которые их в Интернете грязью поливали, они же не представляют, какая у Миши жизнь. У меня, у тебя. И меня убило даже не то, что они писали, а что образованный Рома тогда сказал. Что ему не жалко и они это заслужили.
Я тогда уже от тебя переняла, пока это не прижилось, но я до сих пор стараюсь не делать скоропалительных выводов. Не подводить черту под тремя годами тесного общения, приятельства, местами дружбы – просто из-за слов. Они же теряют в цене. Инфляция смыслов. Ну а тогда я это интерпретировала самой себе как проявление толерантности.
Так вот те люди, из блогов, они вроде как считаются «продвинутой» аудиторией. Так сейчас принято почему-то. С этим можно соглашаться и не соглашаться. Тем не менее я уверена, что они там только на 5—10 процентов живут нашей жизнью. Потому что в противном случае у них было бы меньше времени, они были бы увлечены – работой ли, любовью ли, – а не развлекались дурными комментариями на поверхностные темы, неуместным и ни к чему не ведущим резонерством.
А Миша с Аликом и этими девочками действительно на встречу ехали – с архитектором, который мог бы заняться дизайном помещения под новый клуб. На самом деле я даже не знаю, под какой. Что-то свежее хотели, называли пока «проектом», ни места, ни концепции не раскрывали.
А во сне Миша был как живой.Я тебя нежно обнимаю и целую, и прости меня, что пишу ерунду. И даже ее не отправляю. Просто я после этого сна сразу вспомнила, как мы впервые поговорили про смерть. Это было, когда Миша с Аликом разбились. Я просто вспомнила про то, как Вика, с которой мы работали курсе на третьем, делала проект для какого-то сайта, я даже не помню для какого, про клубы. Какая-то карта с инфографикой про то, как развивался культ ночной жизни в Москве, и, кстати, она очень точно подметила, что мы на пике. А уже через года два и в самом деле последовал спад ночной жизни. И она брала интервью у участников рынка так называемых, потом резала их на комментарии.
И я очень хорошо помню, что Алик ей рассказывал.
– Чем ты, помимо клубов, интересуешься?
– Ну, одеждой, хочу со временем свой бренд.
– Классно. В каком стиле? Клубном? Хаус или RnB ?
– Ну, как у меня сейчас примерно. Майки свободные, с прикольными принтами. Кеды, это очень важно. Хорошие кеды в Москве вообще не найдешь. Чтобы были высокие, интересные. Ну и качественные. В магазинах одна туфта.
– Алик, а ты учишься где-нибудь?
– Нет, пока нет.
– А не собираешься? Тебе сейчас восемнадцать?
– Да. На самом деле я себя гораздо старше чувствую.
– Ну и не возникает желания поучиться чему-нибудь, походить в институт? Ведь вы же делаете клубы, все там организовываете, занимаетесь, вполне успешно, абсолютно взрослыми делами, а к вам на вечеринки приходит молодежь, которая в основном учится и очень много времени этому посвящает. Не обидно, что ты как-то выключен из этой жизни, так получается? Можно же чему-нибудь полезному для работы поучиться. Какому-нибудь арт-менеджменту или продюсированию.
– Да нет, не обидно. У нас свое, ну а кто-то учится. Я им не завидую, это точно.
– В общем, пока остановился на среднем образовании и дальше не торопишься?
– Если честно, то я, в общем, школу и не закончил.
– Это как?
– Ну, проучился до девятого класса, мне было четырнадцать, только пошли всякие темы… В общем, в школе мне не особо нравилось, и дальше мы дома решили, что я буду учиться экстерном десятый-одиннадцатый класс. Ну и как-то тоже не срослось…
– Но ты собираешься получить аттестат?
– А зачем? У меня и так все будет хорошо.И у него все должно было быть хорошо. Он был светлый. Почему все получилось не так? Почему ему, маленькому, должно было быть так больно? Неужели кому-то наверху было нужно именно так? Я не верю, не могу верить в это.
* * *12 мая 2008 года
Улыбка может быть вымученной до полугода – дальше побеждает человеческая суть. Как будто бы очень долго спала, а теперь проснулась. Это необычно, сразу не знаешь, за что взяться. А потом находишь себе цели. Если не терпится – выбираешь не столь тщательно, если же характер рассудительный – берешься за одно, за другое, рассматриваешь со всех сторон. Как на ярмарке.
«Любовь – это постоянное самопожертвование. Я бы на ее месте никогда ее не оставила».
«Чтобы почувствовать ту страсть и любовь, я отдала бы многое».
«Любовь, любовь с большой буквы. Когда я смотрю на нее, у меня в голове возникает такая мысль: „А что плохого в однополой любви? Что такого, если это настоящая любовь?“»
«Чушь. Мне хочется подсказать ей мудрую фразу: “Я расстраивался, что у меня нет обуви, пока не увидел человека, у которого не было ног”».
«Бог не давал нам права осуждать человека за его ошибки. Никто не знает, что было у нее на душе и что толкнуло ее на этот шаг. Безразличие, неразделенная любовь, несчастное детство и понимание того, что ты никому не нужна?.. Поверьте, этого уже достаточно, чтобы сойти с ума. Ее жизнь – урок нам всем».
«Она ничего не умеет, кроме как требовать и брать. Она просто очень успешно занималась саморазрушением, невзирая на людей, которые ее любили. Она просто игнорировала их чувства, ставя вперед саму себя. В итоге – распущенность, болезнь, и всё. Ей просто повезло попасть в нужную струю, но даже тут она не смогла достойно использовать этот шанс. Никакой жалости не вызывает, сама все это устроила. Про ее мощнейшую душу нечего говорить, ибо душа у нее – малолетней капризной девочки».
«Ассоциативно – те же чувства, что и чтение Оскара Уайльда. Осознаешь всю бездуховность, бессмысленность такого существования – и все равно восхищаешься ими».
(О Джии Марии Каранджи) * * *12 июля 2008 года
В этом бесконечном мире так много боли и смерти. Имеет ли все это смысл? А имеет ли смысл задумываться над тем, имеет ли это смысл? Имеет ли смысл хвататься за другого человека, с которым у вас общего всего то, что вы оба были рождены в муках, хвататься и приписывать его себе. Я не знаю? А ты, ты знаешь? Если знаешь, скажи мне?
А если не имеет смысла цепляться друг за друга, так почему мы всегда хотим – вместе, почему так упрямо ищем руку, которую сначала крепко сжимаем, а потом – раньше или позже – слишком легко отпускаем.
Почему так?
А если ты – это уже не ты? Я сейчас очень боюсь встречи с тобой по двум причинам.
Во-первых, потому что еще надеюсь.
А во-вторых, потому что боюсь. Боюсь, что если надежды не оправдаются, я запомню тебя таким. Другим.
А потом буду просить, чтобы этот образ отпустил меня. Чтобы Бог научил меня идти дальше без тебя.
А еще очень боюсь, что ты придешь ко мне, посмотришь в мои глаза и тут же развернешься и уйдешь, и я больше никогда тебя не увижу.
Потому что ты увидишь жалость. Или страх. Или ужас.* * *12 сентября 2008 года
Я люблю свою работу, искренне люблю российский бизнес и людей, которые бездумно выполняют поручения. Гори все синим пламенем…
Машенька, послушайте, все, что случается, случается неспроста. Да, да, вы мне можете сразу не поверить. Но посмотрите вокруг: люди потеряли связь с реальностью. Они не понимают, что Москва – это не вся Россия. Это государство в государстве. Вы не подумайте ничего, я сейчас, да, понимаю, банальностями оперирую. Но, тем не менее, сейчас, что ни скажи, – упрекнут в неоригинальности. Люди слушают, но не слышат. На них выливается столько информации, из нее стоящая – я вам даже не могу сказать, какая часть. Телевизор, газеты, Интернет… он и полезен, но это и такая помойка. Шлак. Это я вам не про картинки фривольные. Сколько там всего заманчивого: проекты такие, проекты сякие, чаще политические – что скрывается под ними? Важничают – либерализм, идейность. А если не нравится что-то, а если видишь, что неглубоко, – тут же упреки: безыдейный, бездуховный. Недалеко до того, что скажут – иди, пореши с собой, особенно если немолодой, зря землю обременяешь.
А на самом деле, они просто боятся, что кто-то заглянет и увидит, что внутри-то ничего нет. Это все шарик. Вместо воздуха – деньги: тех, кто за власть эту борется, а дальше им все равно. А закупорить – у них ни сил, ни ума, ни выдержки не хватит. Поэтому дуют, и будут дуть, пока деньги не кончатся.
И если бы были силы внешние, может, вывели бы их на чистую воду. Но у кого-то заботы, кому-то все равно, а другие боятся, что на них пальцем показывать будут, что, они, мол, ничего в этом не понимают. Сейчас же каждый в политике спец, как же им не понимать.
От них нет зла, но зачем же столько бессмысленных сущностей? Они пустые ведь, эти люди. Они ничего не создают.
