Кристина Хуцишвили - DEVIANT
– Вы совершенно правы, мне даже нечего добавить.
– Георгий, а где вы получали образование?
– В Московском университете, Экономической школе, бизнес-школе Top three в Нью-Йорке, работал в инвестбанкинге в Москве до бизнес-школы, сейчас вот здесь.
– Скучаете по Москве?
– Вы знаете, не очень. Точнее, в последнее время как-то чаще скучаю, чем раньше. Возможно, это из-за усталости, не очень хорошо сплю в последнее время. Вот, может, будет возможность взять выходной, тогда высплюсь. И, наверное, тоска пройдет сама собой. Да и не тоска это вовсе. Так, некоторое беспокойство.
– Беспокоитесь за тех, кто в Москве?
– Да, в каком-то смысле. Точнее, за одну девушку.
– Не уверены в ней?
– Да не то чтобы не уверен. Мне, по большому счету, нечего от нее требовать. Я ей ничего особенного не дал. Мы ничего друг другу не обещали. Нас связывают, в основном, общие воспоминания.
– Я даже вам немного завидую. У меня в последние годы не было отношений, даже с натяжкой напоминающих серьезные.
– А что вы делали до нас, Кэтрин?
– Я тоже закончила бизнес-школу, только уже здесь, в Лондоне. До этого училась в Калифорнийском университете, получила грант, еще живя в Москве. Нашу семью нельзя назвать обеспеченной, но желание учиться за границей было очень сильным. Пришлось постараться. Но – и сейчас я скажу крамольную вещь – я до сих пор не уверена, стоил ли результат тех усилий.
– Конечно, стоил. Вы получили прекрасное образование, проявили характер. Это важные вещи, которые всегда в цене.
– Дело в том, что мне пришлось очень нелегко в университете. Я попала на очень специфический гуманитарный факультет, где учились в основном одни девочки. Они все из очень богатых семей… я не могу сказать, что они были плохими людьми, но подчас эта жизнь – в стенах университета – казалась невыносимой. Было другое время тогда, выходцы из перестройки – это было чудо, как экспонаты в зоопарке. Все приходили посмотреть, показывали пальцем. Да, их тоже можно понять, уже через пару лет такого отношения не было, но я, можно сказать, попала не в то место и не в то время. Было очень непросто. У меня и друзей оттуда не осталось. А потом надо было идти зарабатывать деньги. И куда идти зарабатывать в чужой стране, как не в инвестбанкинг.
– Да, непростой выбор для женщины. Всегда восхищался женщинами, которые не пугаются нагрузок. Моя московская девушка, например, даже не рассматривала для себя такую карьеру.
– А чем она занимается?
– Она очень талантлива, у нее есть все способности, чтобы проявить себя в бизнесе. Но у нее есть и некоторые особенности – например, она истово верит. В справедливость, в том числе. Она репортер, тележурналист, еще немного сценарист.
– Как интересно! Какая необычная девушка, я вас понимаю. У меня же в то время не было никакого выбора. Поначалу, действительно, было очень тяжело. Я плохо переносила нагрузки. Я была как вы вот сейчас – но вы, видимо, сегодня просто устали. А я была постоянно бледная, измученная, утром просыпалась с ощущением тошноты. Все хронические заболевания обострились.
– Вы большой молодец. Видно с первого взгляда.
– Особенно меня поначалу угнетало то, что нельзя нормально пообедать. Это было удивительно даже по сравнению с порядками в общежитии. И даже, признаюсь, я иногда убегала в туалет…
– Немного поспать, как в анекдотах про инвестбанкиров?
– Нет, скорее поплакать. Я чувствовала себя одиноким ребенком в чужой стране, а когда еще и плохо себя чувствовала, и где-то ошибалась, а кто-то из менеджеров мог накричать или сказать что-то грубое… Это сейчас я понимаю, что это отрасль, это в порядке вещей, а тогда все это воспринималось несколько по-другому.
– Но, судя по всему, вы справились? Не бросили все, не собрали чемоданы домой?
– Да, после какой-то черты ты становишься много сильнее. Перестаешь что-либо чувствовать. И делаешь уже так, как нужно и правильно. Все же, вы знаете, вы очень бледны. И вправду, отдохните завтра. Мы уже не рядовые аналитики, можем себе позволить эту роскошь – один выходной.
– Спасибо за беспокойство. Это строение лица такое. Чуть что, сразу бледнею. Не переживайте.
* * *12 декабря 2006 года
Почему ты такая слабая? Почему ты меня любишь? Я ненавижу тебя за твою слабость, как можно не понимать, что ты всегда была слишком хороша для меня; как можно не понимать в сегодняшних обстоятельствах, что я ничтожество. Как можно так не любить себя?
– Вы видели, что он болен?
– Нет, мы не замечали.
– Почему вы подписали ему освидетельствование?
– Это было очень правдоподобно – то, что он рассказывал.
– Про неудобства? Вы издеваетесь надо мной?
– Послушайте, есть понятие частной свободы…
– Нет такого понятия. В правовой системе нет такого понятия, это в лучшем случае плохой английский. Давайте мы не будем сейчас о правах.
– Тем не менее мы не могли нарушить права частного лица.
– А о корпоративном праве вы что-нибудь слышали? Вы понимаете, какому риску вы нас всех подвергли?
– Сейчас, как я понимаю, вопрос решен. Он сам подал заявление об уходе, не так ли?
– Вы меня хорошо слышите? Речь не о решении вопроса – того или другого, речь о том, что компания, маленькая частная компания, оказывающая услуги по сопровождению сделок, не может так рисковать. У нас и так полно конкурентов, которые только и ждут, чтобы нас сожрать, а вы им даете такой повод. Мы до сих пор находимся в положении, когда малейшая огласка может нанести репутации непоправимый ущерб. А это бомба, просто информационная бомба. Если ему вздумается заговорить с прессой – все пропало.
– Есть основания надеяться, что этого не случится.
– Слава богу. Но вся эта ситуация в большой мере на вашей совести. И мне больше нечего вам сказать на сегодня.* * *12 февраля 2001 года
Есть особое извращенное удовольствие в том, чтобы наблюдать за собственным падением. Как будто бы ты становишься немного богом, не покидая тела. Этот феномен еще нуждается в изучении, но я рискну предположить, что безмолвное принятие страдания есть не акт мазохизма или смирения, а следствие простого любопытства. Ты видишь, как на тебя надвигается лавина, сила, с которой ты не можешь совладать. Сопротивляться бесполезно. В бизнес-формулировке – неэффективно, разве что тратить ресурсы организма зря: кричать, например. Если ты замираешь и даже не боишься, это означает, что ты принимаешь правила игры. А значит, освобождаешься от этого внутреннего бессилия, когда нельзя дать выхода всему красивому, человеческому, что в тебе. Когда ты борешься, не находишь себе места, мечешься от отчаяния к надежде – и снова обратно, это всегда боль. А смирившись, ты как будто бы уже и не страдаешь. Да, ты в этом теле, но не совсем. Ты словно рядом – все видишь, предчувствуешь, но страшные последствия тебя не коснутся. Ты теперь сторонний наблюдатель. Ты сбежал и уже не страдаешь.
Вот так и я, мне не больно. Видимо, я не очень-то любил себя, раз сейчас дело приняло такой оборот, хотя я всегда был уверен в обратном. А теперь мне как-то себя не жалко, хотя это и может меня погубить. Надо бороться до последнего спазма в горле, цепляться каждой возможности за хвост. Говорят, так можно сэкономить много-много дней. Видимо, только так, а не иначе. А если наплевать на все, то этой истории придет конец. И мне иногда кажется, что к лучшему это: история не самая красивая – какая-то неказистая получилась, если правду сказать. Но что делать, надо быть, кроме прочего, взрослым, мне уже не двадцать лет. Есть люди, которые называют себя моей семьей, есть красивая девушка, которая так просто не забудет.
Все непросто. Если так быстро поверил в реальность этой истории, придется научиться верить в то, что жить еще уместно. Надо чем-то заинтересоваться. Кому-то еще поверить. Может, Богу?., сделать что-то хорошее… В конце концов, найти что-то хорошее в себе, заставить самого себя полюбить. Так надо поступить.* * *12 февраля 2008 года
Я пришла с работы – устала ужасно, просто сваливалась с каблуков. Нащупала что-то в холодильнике. Включила компьютер. Потом ушла в спальню, еле-еле нашла силы налить чай, включила телевизор с «Симпсонами» и под них и заснула.
И проспала, наверное, часа два, пока мама не заехала и не разбудила звоном ключей. Что мне снилось – толком не расскажу, потому что не помню. Но последнее я запомнила, потому что как-то тяжело просыпалась: Миша, как будто живой, только покрупневший и какой-то ироничный. Заматеревший. Он какому-то парню в моем сне немножко так высокомерно и снисходительно рассказывал, что у него все хорошо, что он родился в Чехии и почему-то часто бывает в Бухаресте. «Там, напротив здания Министерства путей сообщения, у меня все схвачено». Приезжайте в гости.
Он в жизни, конечно, немножко другой был и иначе себя вел. С трудом представляю, чтобы он при ком-то кичился деньгами или связями. И даже тогда – они ведь ехали слишком быстро. Но они действительно куда-то спешили по делам, и да, ночью, ну и мы с тобой всегда ночью гоняли. У них встреча была назначена, я никого не оправдываю, но те люди, которые их в Интернете грязью поливали, они же не представляют, какая у Миши жизнь. У меня, у тебя. И меня убило даже не то, что они писали, а что образованный Рома тогда сказал. Что ему не жалко и они это заслужили.
