Елена Подкатик - Точка
– Ты знаешь, мамочка, несколько дней назад я познакомилась с удивительной женщиной. Она очень, очень одинока. Понимаешь? – я встала из-за стола и обняла маму за плечи. – Давай возьмём её к себе? Ты только не перебивай и выслушай всё, что я расскажу.
И я рассказала ей о странном доме, о кошках и бронзовой люстре с пыльными ангелами, о керосиновых лампах и шифоньере из красного дерева. И странное дело: чем больше я говорила, тем сильнее убеждалась, что Мирра Львовна никогда не переступит порог нашей квартиры.
Моя мудрая мама, в отличие от меня, поняла это сразу же.
– Что ж, – она улыбнулась. – Конечно, приглашай гостью, мы с папой будем рады помочь. Только она не поедет.
– Мама, я постараюсь её убедить переехать к нам.
– Думаю, что этой женщине действительно очень важно поставить итоговую точку жизни в своём доме, – мама погладила меня по голове, поцеловала в макушку. – Война держит её. Отпустить воспоминания трудно, иногда невозможно. Тем более в её возрасте. Война – это всё, что у неё осталось.
Я обняла маму и, как маленькая, прижалась к её тёплой щеке:
– Мамочка, я так тебя люблю!
Утро следующего дня началось с неожиданно раннего пробуждения – в половине восьмого позвонила Юля, незабвенный секретарь моего непосредственного начальника Андрея Викторовича Стожкова.
Господи, как же давно всё это было: квартальные отчёты, товарные накладные, платёжные ведомости. Как давно и как безжизненно я провела все эти годы. Что я видела, чем дышала, о чём думала? Время проносилось мимо меня, задевая углами дней рождений. И всё. И больше ничего.
– Людмила Михайловна, вы слышите меня? Придите сегодня хоть на полчаса, очень нужно. Документы не подписаны, мы не можем сделать накладные без вашей резолюции. Андрей Викторович злится, – Юлька тараторила без остановки. – Так я передам ему, что вы будете сегодня?
– Передай, что я не просилась принимать участие в кампании по переписи населения. По-моему, это была оригинальная идея Андрея Викторовича. Вот пусть теперь злится сам на себя. Юля, я не приду, у меня ещё пять домов, в каждом по сто пятьдесят квартир. Так что справляйтесь без меня! До встречи через неделю.
Я положила трубку и, как была – босая и в пижаме, закружилась в вальсе. Так ему и надо, этому Андрею Викторовичу. Пускай помучается.
Рука неожиданно задела сумку, и из неё выпала книжка с тесёмкой – та самая, которую вчера вечером показывала мне Мирра Львовна. Уходя, я решила захватить её с собой, чтобы познакомиться поближе с содержанием.
События вчерашнего вечера заставили, конечно, поволноваться. Подопечная моя уснула через час после приезда «Скорой». Я положила на кресло рядом с тахтой свой мобильный телефон, нацарапала записку на клочке газеты, прикрутила фитиль в лампе, грозно помахала пальцем на кошек и тихо вышла, плотно прикрыв дверь.
«Оставляю Вам свой телефон. Просто нажмите на зелёную кнопку, если понадобится моя помощь. Людмила».
Проверив, не было ли звонков от Мирры Львовны, решила, что зайду к ней сразу же после посещения переписного участка.
Сегодня мы с коллегами-переписчиками договорились встретиться в десять часов. У меня в запасе час, так что можно выяснить, с чем или кем могла быть связана потрёпанная миниатюрная книжица со свастикой.
Написано по-немецки. Много фотографий. Я взяла с полки немецко-русский словарь. Так и есть – идеологический вестник времён Третьего рейха[21]. Интернет, как всегда, пришёл на помощь.
«…Миниатюры, которые были разработаны и распространены во всех частях рейха. Распространялись в среде офицеров и солдат. Существовало около восьми различных коллекций в разных форматах, дифференцированных по лозунгам, цветам и темам как отдельные серии. Все книги были снабжены шнуром для ношения на запястье как браслет».
Значит, эта миниатюра находилась у одного из немецких солдат или офицеров. Как же она попала в руки Мирры Львовны? Смутные догадки пытались проникнуть в сознание, но я их упорно не воспринимала. Вот верну на место, тогда и спрошу.
Вечером, около четырёх часов пополудни, я входила в подъезд уже почти родного дома по улице Раковской. Надо срочно что-то предпринять в отношении кошек: это же невозможно – запах не выветрится, даже если тут всё хлоркой посыпать.
Дверь в квартиру была так же плотно закрыта, однако сегодня за ней слышались голоса. Я узнала металлические нотки интонаций хозяина строительной компании «Июль-сервис». Конечно, очень хорошо, что с бабулечкой (мне понравилось так её называть) всё в порядке. Но вмешиваться в чужой разговор не хотелось, тем более я понимала, что нахожусь, собственно говоря, на территории частной собственности.
Нужно подождать. Пускай он уйдёт.
Тихо выскользнув из подъезда, я обошла дом с другой стороны. Ого, а вон и дата его основания – выложена кирпичами – 1876 год. Сто тридцать три года старичку. А если починить, принарядить, будет жить ещё столько же.
Скрипучая скамейка возле дома как будто ждала моего прихода. Словно знала, что никто другой не сможет успокоить уставшие ноги путника лучше, чем она. Я благодарно погладила выгнутую деревянную спинку – потрескавшуюся, с еле заметными следами краски, но такую тёплую.
– Переписная кампания закончилась? Отдыхаем? – уже знакомый саркастический выпад заставил вздрогнуть и покраснеть.
Хозяин «Июль-сервиса» направлялся прямиком ко мне.
– Вы всегда так подкрадываетесь к людям? Не человек, а оборотень! – недовольно буркнув, я попыталась встать, но собеседник, если его можно было так назвать, толкнул меня обратно.
– Послушайте, уважаемый господин Июльский, вы меня уже второй раз хватаете за плечи. Это что у вас, привычка такая? – я сердито запахнула куртку и резко встала.
– Мы знакомы? – он на мгновение изменил выражение лица. – Или вы наводили справки обо мне?
– Ничего я не наводила! Прекратите вести себя, как невоспитанный мальчишка!
– Милая барышня, вы имеете такую привычку – находиться в неподходящее время в неподходящем месте. Но раз уж вы сегодня здесь, давайте поговорим. Присядьте, – мужчина приподнял полу плаща и присел на краешек скамейки.
А мы ещё и аккуратные! Боимся запачкаться! Надо признаться, я не отличаюсь педантичностью. Порядок в моей комнате можно смело назвать относительным. Книги из домашней библиотеки и личные фотографии привыкли лежать бок о бок с квартальными отчётами и товарно-транспортными накладными нашей организации, но это ещё цветочки. Дело в том, что вещи мои зачастую ведут свою собственную жизнь. По одной только им ведомой причине они прячутся в самые укромные уголки шкафа, так что приходится выходить из дому совершенно не в той одежде, в которой планировалось. Я даже немного завидую коллегам по отделу: наши женщины выглядят безупречно. Образы продуманы, каждая прядка волос выверена, про макияж и маникюр и говорить не надо. Я, конечно, тоже пытаюсь идти в ногу с модой, но, скажу честно, не всегда удаётся.
Однако никогда ещё мне не хотелось вылить чашку кофе на одежду сослуживиц только потому, что их наряды выглядели аккуратно. А сегодня такое странное желание впервые захлестнуло с такой силой, что я оглянулась в поиске ближайшего кафе.
Спокойно, Мила, спокойно. Ты ещё успеешь это сделать. Когда-нибудь.
– Что ж, давайте поговорим.
– Мне нужна ваша помощь. Не знаю, как хозяйку квартиры уговорить съехать. Поговорите с ней. Заставьте, наконец, съехать. Все сроки прошли, здесь капитальный ремонт должен идти, строители простаивают. Я плачу огромную неустойку. А она как стена: ждите, говорит, уже скоро. А что скоро? Мне сейчас нужно, сегодня. Прогорю на этом проекте, если не начну ремонт. Утром придёт бригада – пусть начинают со второго этажа. Все сроки вышли, – он говорил вроде бы о важном деле, но мне почему-то не хотелось слушать речи модно одетого минского сноба, который может за деньги купить всё что угодно. Ну, или почти всё.
– Послушайте, господин благородный строитель. Помогать я вам не стану. Разбирайтесь сами. Я здесь случайно оказалась, как вы говорите, в неподходящее время и в неподходящем месте, но благодаря этому познакомилась с удивительной женщиной, которая знает о прошлом нашего города больше нас с вами и которая трепетно хранит память о родных. Нам всем нужно поучиться у неё. Вот что вы знаете о Мирре Львовне? – я вдруг вскочила и вытащила из сумки вчерашнюю миниатюру времён Третьего рейха. – Знаете, что это такое?
Он с некоторой опаской смотрел на взбесившуюся переписчицу, размахивающую перед его носом старым блокнотом со свастикой на обложке, но Остапа, как говорится, понесло.
– Эта женщина потеряла в войну своих родных. Их убили здесь, возле этого дома. Она хоронила их – своих сестёр, которым было всего немного за двадцать. Они мечтали выйти замуж, родить детей. Они собирались жить, а их резали, стреляли, травили угарным газом. Вы слышали что-нибудь о Минском гетто? Вы вообще слышали о Великой Отечественной войне? Может, в учебниках встречали? Сколько жителей в городе погибло, сколько детей замучено, сколько их, беременных, больных, просто расстреляно? – я бросила в него эту фашистскую пропагандистскую книжицу. – А вот это трофей хозяйки. Она отомстила за семью. Пока не знаю как, но отомстила. Думаю, даже тем, что осталась жить. И живёт до сих пор. Живёт в своём доме. А вы об убытках заводите речь. Стыдно, господин хороший, стыдно! Впихнёте стены дома в пластик и «adiós», а дом будет страдать. Он живой! Понимаете? Живой! Он видел всё это! Нужно только услышать и понять! Впрочем, делайте, что хотите! – я вдруг совершенно неожиданно для самой себя заплакала. – Мне-то что за дело.
