Елена Подкатик - Точка
Размышления прервал телефонный звонок.
– Алло!
– Людмила, здравствуйте! Это Татьяна Петровна Круглова.
– Что-то случилось? С документами непорядок?
– Случилось, но не с документами, – голос начальницы переписного участка звучал тревожно. – Людмила, на вас поступила жалоба. Сказали, что вы нарушаете должностную инструкцию.
В голове пронеслись предыдущие дни переписи. Вроде бы никого не обидела, ни с кем грубо не разговаривала.
– Кто жалуется? И, собственно говоря, что именно я нарушила?
– Телефонная жалоба поступила от некоего Михаила Васильевича Скворцова. Он утверждает, что сегодня вы в его переписном листе заполнили не те графы, на которые он указывал. Людмила, сходите к нему, разберитесь, в чём там дело. Он ведь и в письменном виде может всё это написать, потом разбираться придётся, причём с привлечением представителей главного переписного участка. Сами понимаете, ни к чему это нам.
– Хорошо, разберусь. Татьяна Петровна, он местожительство своё указал? Не помню такого человека. Может, по адресу сориентируюсь.
– Мужчина сказал, что в пять часов вечера будет ждать вас возле кинотеатра «Беларусь». Не забудьте завтра заменить его переписной лист, – Татьяна Петровна повесила трубку.
Что ж, делать нечего, пойду исправлять ошибку. Хотя, признаться честно, особой радости от предстоящей встречи не предвкушала.
– Здравствуй, мамочка! Всё в порядке. Мне нужно на некоторое время задержаться. Нет-нет, всё хорошо. Да. А потом обязательно пойдём к Мирре Львовне. Я позвоню, как освобожусь.
Итак, до назначенной встречи оставался час. Продрогшая и голодная, я решила зайти пообедать в ближайшую точку общепита. В кафе «Три талера», которое размещалось как раз напротив кинотеатра «Беларусь», посчастливилось занять отдельный столик возле окна. Чашка горячего шоколада и ароматная, с хрустящей корочкой сдоба сделали своё благодатное дело – по телу растеклось приятное тепло, я расслабилась.
Странное дело, за эти семь дней произошло столько событий – непонятных, странных и, тем не менее, ярких и необычных, и я с удивлением наблюдала зарождение в себе новых ощущений. Примеряла их на себя, как новые одежды, наполняя и расправляя душу тихой радостью, нежностью и состраданием, буквально обволакивающими тонкой вуалью любви. Я становилась другой. И мир вокруг меня становился другим.
Между тем в зале зажёгся мягкий свет. Стало уютнее. Тем более что погода за окном начала испытывать прохожих сильным ветром и моросью. Пробегая мимо украшенных яркой иллюминацией окон кафе, люди на ходу раскрывали разноцветные шляпки зонтов. Морось на глазах превращалась в дождь, который бился в стёкла порывистыми кляксами непогоды.
Я поёжилась. Так, пожалуй, увидеть Скворцова будет проблематично. Хоть бы вспомнить, как он выглядит. Поищем в списках. Странно, но людей с такой фамилией в переписных листах не нашлось. Что же делать?
Циферблат по-стариковски неторопливо подтягивал стрелки к пяти часам вечера. Холодный ветер продолжал заигрывать с прохожими, по-хозяйски заглядывая под их платки и капюшоны.
Пора. Под немое подмигивание иллюминации я вышла из кафе.
Через десять минут стало понятно, что Татьяну Петровну, по крайней мере, разыграли. Никакого человека по фамилии Скворцов возле кинотеатра не наблюдалось. Впрочем, в это время возле кинотеатра вообще никого не было. Только я и потрёпанные афиши.
– Добрый вечер, Людмила Михайловна!
– Гражданин Скворцов? – от неожиданности я обернулась так резко, что буквально упала на собеседника.
– Извините, что я – это не он, – Вячеслав Иосифович Июльский собственной персоной держал меня за руки и демонстрировал улыбку Чеширского кота.
– Что вы тут делаете? Отпустите! Откуда вы знаете, что я здесь? Преследуете меня? – оттолкнув Июльского в сторону тумбы с афишами, я отбросила в другую сторону зонт и выбежала на тротуар.
– Людмила, вы с ума сошли? Куда же вы? Давайте поговорим! Подождите! – голос Июльского смутно пробивался сквозь завесу дождя.
Я бежала со скоростью олимпийских спринтеров. Но хозяин фирмы «Июль-сервис» оказался быстрее, и наша гонка финишировала как раз напротив вышеупомянутого кафе «Три талера».
– Людмила, это детство. Прекратите бегать! Мы не дети, – Вячеслав тяжело дышал.
– Что вам нужно? – дрожащей рукой я ослабила сбившийся у шеи узел вязаного шарфа.
– Сейчас объясню. Давайте в кафе зайдём, поговорим спокойно. Согласитесь, здесь не очень удобно. Ветер, дождь. Договорились?
– Конечно, это вам не на «Лексусе» разъезжать! Дождя боитесь?
– А вы, оказывается, дама, острая на язык! – он неожиданно по-доброму улыбнулся. – Зайдём, поговорим.
Разговаривать с этим снобом не хотелось, но тут вспомнилось обещание, накануне данное самой себе. Нужно помочь Мирре Львовне. А ради этого полчаса придётся потерпеть его присутствие.
– Что ж, давайте зайдём.
Тот же столик у окна. Та же немая иллюминация.
– Предупреждаю, у меня есть полчаса, потом ухожу, – обозначив время беседы, я почувствовала себя намного легче.
– Муж и дети? – Июльский скривил губы.
Я взорвалась от возмущения.
– Слушайте, какое вам дело, кто меня ждёт? Поговорить хотели? Говорите. Время пошло.
– Хорошо. Сразу признаюсь, что искал с вами встречи. Наводил справки. Караулил возле подъезда. И…
– Вы действительно шпионите за мной? По какому праву?
– Людмила Михайловна, выслушайте. Просто помолчите. Вот вам кофе, – он пододвинул миниатюрную чашку со свежезаваренным напитком, – понимаете, я человек состоявшийся, мне сорок два года. Всё, вроде бы, есть. Жильём обеспечен. Работа устраивает. Машина хорошая. А радости нет. Нет семьи, детей. Не получается. Сейчас понял, как это важно, как нужно. Раньше что – шальные деньги, такие же дамы. Жизнь пролетела как ураган. А вас увидел – и сразу вспомнилась детская мечта: вырасту и женюсь на самой красивой женщине на планете. Понял – вот женщина, с которой буду радоваться. Я бы даже сказал, что увидел в вас родственную душу. Думаю, мы подходим друг другу. Поверьте, это взвешенное решение. Единственное, чем не могу похвастаться, – характер скверный. Но я над этим работаю, – Июльский вопросительно смотрел то на меня, то на мои руки, судорожно сжимавшие белоснежную чашку.
Разочарование последних лет, напряжение последних дней, обида последних минут медленно сплетались в моей уставшей душе в напряжённую тёмную силу, готовую в любой момент выплеснуться на собеседника.
– Издеваетесь? Я похожа на юную дурочку, которая, открыв свой напомаженный ротик, будет слушать первого встречного? Выворачивайте душу где-нибудь в другом месте. В конце концов, это просто бестактно – искать встреч под чужой фамилией. Прощайте, господин Июльский. Надеюсь, что больше мы с вами не увидимся. Поищите себе невесту в другом месте, – тёмная сила приобретала очертания кипящей лавы.
– Людмила, выходите за меня замуж, – он выжидающе поднял руку. – Не отвечайте сразу, подумайте… дней десять.
Наглый Чеширский кот.
– И вы считаете возможным вот так, обманом, заманивать на свидание, потом, как танк, утюжить душу гусеницами пустых слов?
Чашка в руках нагрелась до неприличия. Я молча выплеснула её тёмное содержимое на светлый костюм Вячеслава Иосифовича Июльского.
* * *2 марта 1942 года. Минск
Из детей нашей группы, что приехали сюда осенью, я больше никогда никого не видела. Сразу же меня и Энн Миллер заперли в комнате на втором этаже. Там стояли две кровати, возле них две тумбочки и один стул. Чтобы достать до окна, мы вставали по очереди на стул и смотрели на небо. Землю и деревья не было видно – для этого нужно залезть на подоконник. Но за это детей наказывают. Так сказала нам медсестра доктора Шульца – Эльза. Когда нас привели в эту комнату, она больно ущипнула меня за ухо за то, что я медленно шла по бесконечно длинному коридору.
А я так устала. Мне хотелось кушать, всю дорогу болел живот. Только Энн жалела меня как могла. Она гладила своей маленькой ладошкой меня по голове и тихонько пела песенку.
И вот мы здесь – в большом доме с деревянными дверями, за которыми кричат люди.
Что-то тяжёлое и страшное шевелилось в животе, когда в первые ночи из коридора мы слышали жуткие крики. Нам казалось, что кто-то ужасный ходил по комнатам и душил тех, кто плохо себя вёл. Мы с Энн бросались в дальний угол комнаты, натягивали на себя одеяло и до утра сидели, обнявшись, боясь пошевелиться и выдать своё присутствие этому ужасному чудовищу.
Я вспоминаю это сейчас и глупо улыбаюсь. Как хорошо было бы, если бы этот «кто-то ужасный» задушил нас в первую же ночь.
Сейчас я ослабела так, что почти не могу двигаться. С тех пор, как мы сюда приехали, нас никогда больше не выводили на прогулки. Сквозь маленькое окошко днём видно несколько лучиков солнца, ночью чуть-чуть просеивается лунный свет.
