Габриэле д'Аннунцио - Собрание сочинений в 6 томах. Том 2. Невинный. Сон весеннего утра. Сон осеннего вечера. Мертвый город. Джоконда. Новеллы
Бианка-Мария. Вам хочется пить? Чего вам дать?
Анна. Немного воды.
Бианка-Мария (встает, подходит к столу и наливает стакан воды). Вот вода!..
Анна (отпив). Вода почти теплая. Я всегда любила представлять себе наслаждение пить прямо из источника, как пьют животные. Раз я слышала, как Александр пил именно таким образом, большими глотками, я ему завидовала. Нужно растянуться на земле, да? И держаться на руках… Все лицо погружается в воду до самого лба, да? Я хотела бы попробовать. Вы пробовали когда-нибудь?
Бианка-Мария. Я всегда пью так. Так пить действительно приятно. Кажется, что пьешь всем лицом. Ресницы дрожат над водой, как бабочки, которые хотят окунуться. Я имею мужество держать глаза открытыми, и, когда вода вливается в мое горло, я замечаю в глубине какую-нибудь удивительную тайну. Я не умею сказать, какие странные фигуры рисуются на песке дна…
Анна. Голос у вас теперь свеж, как ключ. Мне словно слышится течение воды по вашему телу, как по статуе у источника… Вы не думаете, Бианка-Мария, что статуи у источников должны быть счастливы? В их неподвижной и незыблемой красоте струится какая-то живучая, постоянно возобновляющаяся душа… В одно и то же время они наслаждаются и неподвижностью, и движением. В пустынных садах они имеют вид изгнанниц, но статуи — не изгнанницы, потому что их зыбкие души не перестают сообщаться с далекими горами, откуда они некогда пришли, все еще погруженные в дремоту, плененные в глыбе бесформенного минерала. Они внимательно прислушиваются к словам, приходящим им на уста из недр земли, они не глухи и к беседам певцов и мудрецов, которые, как в убежище, любят отдыхать в их звучной тени, где мрамор застыл в тихом жесте. Они вам не кажутся счастливыми? Я хотела бы быть одной из них, потому что у меня есть общее с ними — слепота.
Бианка-Мария. Ах, Анна, у вас также и общая с ними способность успокаивать волнение и углублять забвение! Когда вы говорите о прекрасных вещах, ваш слушатель забывает свое страдание и верит еще в возможность жить, еще может верить в счастье жизни.
Анна. Жизнь еще может быть радостной. Не бойтесь… Все проходит, все — ничто… А как говорит Кассандра о человеческих делах? «Если они не благоприятны, влажная губка уничтожит всякий их след». Отчего вы не почитаете немного? Ведь вы мне обещали почитать…
Бианка-Мария. Что вам прочитать?
Анна. Диалог между Кассандрой и хором старцев.
Бианка-Мария ищет на столе книгу Эсхила, с принуждением, как бы борясь.
Вы нашли книгу?
Бианка-Мария (раскрывая книгу и перелистывая ее). Да, вот она.
Анна. Почитайте немного.
Бианка-Мария (читает).
ХОР
Слава твоих предсказаний известна
Нам, как и всем,
Но не ищем мы вещего слова.
КАССАНДРА
Горе нам! Горе! что рок нам готовит:
Новых и страшных томление бед
Близится к нам, к этим бедным чертогам,
Близким сердцам непосильная скорбь,
Гнет неизбежных мучительных дней.
Помощь же слишком далеко.
ХОР
Непонятен нам смысл предсказанья…
Анна (перебивая ее). Нет, довольно. Не читайте больше! Это слишком печально. Начнем лучше Антигону с того места, на котором вы остановились в то утро. Вы помните? Это было место, где Антигона впервые жалуется на свою скорбь. Казалось, что ее голос золотился, как верхушка кипариса в лучах заката…
Бианка-Мария ищет книгу Софокла.
Бианка-Мария. Не могу найти книгу.
Анна. Вы ее не искали с тех пор?
Бианка-Мария. Ах, вот она!
Раскрывает книгу, отыскивает страницу и читает.
ХОР
Но достигнув вечной славы,
Ты грядешь в жилище мертвых,
Не в мучительной болезни,
Не добычею врагов,—
Нет, одна из всех живущих
В цвете юности, свободно
Ты за долг идешь на смерть!
АНТИГОНА
Там, на вершине Сепила, от горя
Мать Ниобея в скалу превратилась:
Всю, как побеги плюща,
Камень ее охватил, вырастая…
В тучах, под ливнем и тающим снегом,
Плачет она, и дождем
Вечные слезы струятся на лоно,
В каменной, душной тюрьме мне готовят
Боги такую же смерть!
Анна (перебивая ее). Ах, статуя Ниобеи! Перед смертью Антигона видит каменную статую, из которой струился поток вечных слез… Довольно, Бианка-Мария. Не читайте дальше! Всюду смерть. Закройте книгу. Идите на террасу любоваться звездами… Я устала, я ужасно устала. Мне хочется, чтобы бог сна услышал и меня.
Она встает и зовет.
Няня! Няня! (Молчание. Ответа нет) Няня! Не слышит. Должно быть, она уснула… Она так устала, бедная старушка. Я не стану ее будить. Что может быть слаще глубокого сна? (Молчание) Удивительная тишина сегодня ночью. Ветер утих. Ни малейшего движения.
Она протягивает руки в воздух.
Может быть, и Александр уже спит… Вы думаете, он спит? Он больше не выходил из комнат… В его комнате не было слышно никакого шума. Он запер дверь. (Молчание.) Что вы будете делать теперь?
Бианка-Мария (в неясном страхе). Я буду ожидать брата.
Анна. Одна, здесь?
Бианка-Мария. Да.
Анна. А где теперь мог бы быть Леонард?
Бианка-Мария (вздрогнув). Где он может быть? Почему он так долго ее возвращается? (Молчание.) Мне страшно.
Анна. Не бойтесь. Ночь тиха. Он скоро вернется.
Бианка-Мария. Я буду ждать его.
Анна. Хотите, я останусь с вами?
Бианка-Мария. Нет, нет. Вы устали… По вашему лицу видно, что вы слишком утомлены.
Анна. Хотите проводить меня до порога, только до порога? Я не хочу будить няню. Свою комнату я найду легко и сама…
Бианка-Мария берет ее за руку и ведет к порогу.
Бианка-Мария. Но там так темно.
Анна. Для меня это безразлично. (Она входит в темноту, в раскрытую дверь.) Ты слышишь дыхание няни? Беспокойное… Оно несколько затруднено. Должно быть, она уснула в неудобном положении. Бедная няня! Дорогая, дорогая старушка!
Она прислушивается еще, затем обнимает Бианку-Марию.
Благодарю вас. До свидания… Позвольте мне поцеловать ваши глаза… До свидания… Идите, идите с миром! Идите на террасу любоваться звездами.
Она исчезает в темноте. Несколько мгновений Бианка-Мария провожает ее взглядом, затем она растерянно озирается кругом, как бы охваченная невыносимым беспокойством. Делает несколько шагов к террасе. У нижней ступни она снова испуганно озирается кругом, осматривая двери. Затем медленно поднимается по лестнице, но на последней ступени пошатывается, прислоняется к колонне и в этом положении несколько мгновений всматривается в темноту. Она вдруг бесшумно падает к основанию колонны, с тихой легкостью расстилающегося покрывала, и разражается рыданиями.
AKT IVКомната первого акта. Терраса открыта. Сумерки.
Сцена IЛеонард стоит на террасе и всматривается в Мертвый город, погружающийся в вечерний сумрак. Его лицо имеет выражение лица человека, охваченного порывом крайнего решения. Его как бы воспламененные лихорадкой глаза сверкают на землянисто-бледном лице. Он говорит и движется судорожно, словно в каком-то ясновидящем бреду.
Леонард. Гробницы… Она могла бы упасть в одну из гробниц, в самую глубокую… Нет, нет… Она могла бы остаться в живых и могла бы страдать… Ах, ужасно, ужасно!
Он сжимает руками свои виски испуганными и безумными движениями. Он спускается по ступеням в комнату и бродит неуверенным шагом, шатаясь, повинуясь колебаниям своей убийственной мысли.
Да, это необходимо, необходимо… Необходимо, чтобы ее больше не было, чтобы ее не было больше… Ах, если бы она могла бежать, если бы она могла скрыться, если бы она была теперь уже далеко, если бы ее комната была уже пуста… Пуста! Она опустеет. Должна опустеть сегодня… Ее дыхание, ее дыхание…
Он падает в кресло, проводит руками по лицу, как бы стараясь прогнать тень, чтобы яснее видеть.
