Герман Банг - У дороги
– А теперь вам пора домой, – сказал доктор.
– Хорошо. – Катинка встала…
– Позвольте, я помогу…
– Спасибо, это все из-за лестницы, – сказала она. – По лестнице мне трудно.
Ее бедные непослушные ноги еле-еле одолевали три низенькие ступеньки.
– Спасибо, доктор. Там моя шаль… Доктор берет со скамьи синюю шаль.
– Ваша любимица, – говорит он.
На пороге Катинка оглядывается и смотрит на поля.
– Нынче здесь так красиво, – говорит она.
В полдень она попросила принести в гостиную все, что нужно для приготовления салатов. И сама стала резать на маленькой доске свеклу и картофель.
Пришла фрекен Иенсен. Катинка кивнула ей головой.
– Вот видите, на это я еще гожусь, – сказала она. – Что слышно нового? – спросила она. Она откинулась на спинку стула. У нее устали руки– когда она поднимала их кверху, сильно болело в груди. – Я давно не видела ни фру Абель, ни ее дочерей…
– Они ждут, что Барнер получит назначение, – говорит старушка Иенсен.
– Ну да, он ведь подал прошение… Фрекен Иенсен угощают чашечкой кофе.
– Дай мне масла, Мария, – говорит Катинка.
Мария расставляет на столе целую батарею бутылок и салатниц.
– Какая тяжелая, – говорит Катинка, она с трудом поднимает большую бутыль с уксусом. Потом перемешивает салаты и пробует их.
– Нет, – вдруг говорит она и отодвигает салатницы… – Нет, я больше не чувствую вкуса.
Она сидит усталая, закрыв глаза. На ее щеках красные пятна.
– Дайте я помогу вам, – предлагает фрекен Иенсен.
– Спасибо, Мария поможет. Мне, пожалуй, лучше прилечь.
Но до самого вечера Мария то и дело вносит и уносит разные блюда, чтобы Катинка собственными глазами увидела– все ли в порядке. В груди у Катинки жжет, но она приподнимается в постели.
– Пусть все будет так, как привык Бай.
Она заставляет Марию принести в спальню праздничный сервиз, бокалы и столовое серебро, все начистить, протереть и расставить на столе.
Лежа в постели, Катинка считает и пересчитывает тарелки, и глаза у нее лихорадочно блестят.
– Кажется, все, – говорит она.
Она устало откидывается на подушку и трется о нее сухим, пылающим в лихорадке лицом.
– А ложки для грога, Мария, – говорит она вдруг. – Мы совсем забыли про ложки.
– Их можно положить на поднос, который подарил Хус, – говорит Мария. Она вносит ложки на маленьком японском подносе.
– Нет, не надо. – Катинка приподнимается в постели.
– Дай мне его, – говорит она. Она прикладывает горящие ладони к прохладной лакированной поверхности. И тихо лежит, держа в руках подаренный Хусом поднос.
Входит Бай и оглядывает расставленные на столе сверкающий фарфор и бокалы.
– Очень глупо, детка, – говорит он. – Очень глупо– я ведь говорил… Вот увидишь, тебе станет хуже и ты сляжешь… Тик. – Он берет ее за руку. – Да ты вся горишь…
– Пустое, – говорит Катинка и тихонько отнимает руку. – Лишь бы не упустить чего…
Бай разглядывает посуду.
– А компота разве не будет? – говорит он.
– Конечно, будет.
– А где же тогда компотницы?..
– Забыли… Вот видишь, Бай, надо самой входить во все мелочи, – говорит Катинка и откидывается на подушки.
В гости приглашена была «старая гвардия» – как выражался Бай.
– Мы, «старая гвардия», понимаем друг друга с полуслова, – говорил он. – Все свойские ребята.
«Свойские ребята» были трое помещиков во главе с Кьером, четвертым был сам Бай.
Сверх комплекта пригласили еще и Свенсена.
– Душа общества, – говорил о нем Бай Катинке. Катинка никогда не замечала, чтобы Свенсен был душой общества. В ее присутствии он не проявлял себя ничем– только и знал, что полировал ногти и жевал кончики усов.
– Прихвати его с собой, Кьер, – сказал Бай, – пусть будет пятым, с ним не соскучишься.
…Катинка сама открыла дверь в контору.
– Все готово, Бай, – сказала она.
Гости вошли в столовую. На Катинке было нарядное платье с высоким рюшем, подходившим вплотную к ее худенькому, осунувшемуся лицу.
За столом она сидела рядом с Кьером.
Заговорили о ее болезни.
– Вот увидите, зима свое дело сделает… чистый морозный воздух укрепляет силы.
– Морозный воздух, да, конечно.
– Выпьем за это, – предложил Бай. Выпили.
– До дна, – сказал Бай.
У каждого из «свойских ребят» под подбородком была приколота булавкой салфетка. Прежде чем отправить в рот очередную ложку салата под майонезом, они его обнюхивали.
– На оливковом масле, – сказал помещик Мортенсен и засопел.
Перед Катинкой стояла почти пустая тарелка. Из-за болей в груди она сидела совершенно прямо. Когда она пыталась есть, вилка дрожала в ее руке.
– Убери тарелку, Мария, – сказала она.
Подали уток, Кьер предложил тост за здоровье Бая.
– Вот узе у кого золотое сердце, вот уж кто друг так друг. Твое здоровье!
Гости оживились, усердно чокались друг с другом. Заговорили о центрифугах, о новых ценах на рогатый скот.
– А ну, старина, – за удачный год! Бай выпил еще стакан.
Щеки Катинки пылали, лица гостей виделись ей сквозь какую-то мутную пелену. Она прижалась к спинке стула и смотрела на жующего Бая.
– Оно само течет в рот, просто само течет в рот, – убеждал Катинку Кьер, наливая ей в бокал старого бургундского.
– Спасибо, спасибо.
Помещик Мортенсен попросил разрешения поднять бокал… Мортенсен встал и освободил шею от салфетки… Словом, он просит разрешения поднять бокал…
Когда помещик Мортенсен поднимал бокал, он становился набожным… В пятой фразе он непременно поминал тех, «кто ушел ранее нас» и взирает на нас с горних высот…
Еще не было случая, чтобы не нашелся кто-нибудь, кто взирает на Мортенсена с горних высот…
«Свойские ребята» повесили носы и уставились в тарелки.
Катинка почти не слышала, что говорит Мортенсен. Она крепко ухватилась руками за сиденье стула, кровь то приливала к ее щекам, то сбегала с них.
Господин Мортенсен закончил свой тост и пожелал отведать еще кусок утки.
– Милая фру, ваши утки – объедение.
Катинка слышала смутный гул голосов. Когда она встала, ей пришлось опереться о край стола.
Гости перешли в кабинет Бая, Катинка снова рухнула на стул. Бай возвратился.
– Все сошло отлично, Тик, просто блестяще… И ты держалась молодцом…
Катинка выпрямилась на стуле и улыбнулась.
– Да, – сказала она… – Сейчас вам подадут грог…
Бай удалился. Катинка сидела за опустевшим столом, уставленным бутылками и недопитыми стаканами.
Из кабинета доносился хохот и громкий нестройный говор– слышался голос Кьера…
– Отнеси туда лампы, – сказала Катинка. Каждый раз, когда Мария открывала дверь кабинета, до Катинки долетали взрывы хохота.
– Вы бы легли, фру, – сказала Мария.
– Еще успею…
– Ради этих-то обжор. – Мария так хлопнула кухонной дверью, что Катинка вздрогнула.
Посреди стола осталась одна-единственная свеча… Большой, неприбранный стол грустно глядел в полумраке.
Катинка так устала. Посидеть бы здесь тихонько в уголке и собраться с силами.
Мария расхаживала из кухни в кабинет, хлопая дверями…
Как они веселятся… Кто-то запел, – кажется, Свенсен…
Катинка сидела в своем уголке, прислушивалась к голосам и смотрела, как Мария проходит в освещенную дверь со стаканами и бутылками…
Все будет точно так же и тогда, когда она умрет и о ней забудут…
– Мария, – сказала она.
Она попыталась встать и уйти, но не смогла и ухватилась за стену. Мария довела ее до кровати.
– Представляли комедию, а теперь вот и платитесь, – сказала Мария.
Катинка села на край кровати и зашлась в долгом приступе кашля.
– Закрой дверь, – попросила она и снова раскашлялась.
– Надо покормить Бентсена, – сказала она.
– Нажрется еще, успеет, – сказала Мария. Она раздела Катинку и теперь ходила взад и вперед и бранилась на чем свет стоит.
Свенсен густым басом пел в кабинете:
О мой Шарль, ты пришли мне письмо?
Как, бывало, когда-то…
Звякали бокалы.
– Тише, – кричал Кьер. – Эй вы, приятели, тише!
…Катинка задремала было, но проснулась. Вошел Бай.
– Ну, повеселились на славу, – сказал он. От большого количества спиртного голос его звучал возбужденно.
– Они ушли? – спросила Катинка. – Который час?
– Кажется, полтретьего… В веселой компании время бежит незаметно…
Он присел на край кровати и начал разглагольствовать.
– Тьфу ты, дьявол, какие анекдоты рассказывает этот Свенсен, ну просто умора. – Бай пересказал несколько анекдотов, с хохотом похлопывая себя по ляжкам.
Катинка горела как в огне.
– А вообще-то, наверное, все вранье, – заключил Бай. Перед уходом на него вдруг нашел приступ нежности, и на пороге он рассказал Катинке еще один анекдот про жницу Мортенсена…
– Ну, тебе пожалуй, не мешает отдохнуть, – сказал он. – Спокойной ночи.
