Странник века - Неуман Андрес Андрес
Когда кувшин с лимонадом опустел, они снова приступили к работе. Напоследок им осталось любимое стихотворение Альваро. Проверив значение слова antaños и глагола huirse [121], Софи попросила Альваро прочитать сонет Кеведо вслух:
Не знаю, что произвело на меня более сильное впечатление, сказала Софи, глотая комок в горле, быстротечность времени в стихотворении или отчаяние поэта по поводу того, как мало времени осталось лично у него. Постойте, воскликнул Ханс, я не уверен, что до конца понял стихотворение, но оно явно делится на два! (верно, ухмыльнулся Альваро, на четверостишия и на трехстишия!), весьма остроумно! Если посмотреть на заглавие, то предполагается, что речь идет о быстротечности времени, о том, как стремительно мы стареем, верно? И об этом же говорится в четверостишиях. Но странно, что трехстишия говорят почти об обратном, словно здесь звучит другой голос: некто, уставший от жизни старик, которому конец кажется уже слишком запоздавшим /, отчего бы это? Я никогда не замечал, удивился Альваро, хотя само стихотворение знаю наизусть. В том-то и дело! воскликнул Ханс, ты не замечал, потому что помнишь его наизусть. А мне вот какая мысль пришла в голову, задумчиво сказала Софи, возможно, секрет кроется в этом «soy un fue», то есть почему не «soy un fui» [123]? Возможно, этот напуганный годами старик предался воспоминаниям в четверостишиях, увидел всю свою жизнь целиком, и ему настолько удалось от нее отстраниться, что он начинает воспринимать ее как чужую, освобождается от себя самого и говорит уже другим голосом, который и звучит в трехстишиях. Bravo! воскликнул Ханс. Вы с ума сошли, вздохнул Альваро, украдкой перечитывая сонет. Сейчас, когда ты это сказала, кивнул Ханс, мне показался важным еще один нюанс: превратившись в кого-то другого, созерцающего собственную жизнь, старик проходит свой путь до самой смерти и, столкнувшись с ней или, по крайней мере, увидев ее впереди, замыкает круг и смотрит в спину тому ребенку, которым был когда-то, в свой исток. Поэтому в последнем трехстишии сливаются вчера, сегодня, завтра. В таком случае, дополнила Софи, я предлагаю оптимистический финал: достигший своей исходной точки, замкнувшийся круг можно воспринимать как своего рода бесконечность. Отсюда и «presentes sucesiones de difunto». Ведь «presentes»! он до сих пор жив!
О Кеведо, Кеведо! воскликнул Альваро, воскресни! возрази им что-нибудь!
Ханс и Софи переглянулись, уже не думая о Кеведо: они видели только то, что последует за настоящим.
Под нажимом родителей Руди наконец уехал из Вандернбурга, чтобы вместе с ними провести часть летнего сезона в Бадене, где они каждый год арендовали часть водолечебницы, а затем перебраться в загородное поместье в окрестностях Магдебурга, там у Вильдерхаусов имелись угодья, которые тоже требовали присмотра. Руди торжественно простился с Софи, но предварительно еще раз попробовал уговорить ее поехать с ними. Она снова вежливо отказалась, сославшись на необходимость сопровождать отца и на присущую ее родителю строгость в соблюдении приличий. Но ты ведь знаешь, любовь моя, сказал Руди, прежде чем одарить ее последним пропахшим табаком поцелуем, что, если бы ты со мной поехала, я ни в коем случае не злоупотребил бы твоим доверием. Знаю, знаю, похлопала ресницами Софи, отвечая на его поцелуй с большим, чем обычно, рвением, поэтому и люблю тебя так сильно, дорогой, но будем терпеливы: тем полнее мы насладимся потом наградой.
И так, с грузом обещаний и смутной тревогой в душе, Руди отправился в свой последний холостяцкий вояж. В день отъезда он через лакея передал Софи пылкое любовное послание, в котором обещал писать ей ежедневно и вернуться не позднее чем к началу охотничьего сезона. Она немедленно ответила ему письмом покороче, адресовав его сразу в Баден, чтобы Руди прочел ответ, едва прибудет на курорт. Но прежде успела настрочить на лиловом листке другое письмецо.
Любовь моя, неугомонная моя любовь, чем больше подгоняет время, тем больше я увязаю в делах — так глубина оставленного следа зависит от скорости бугещих ног. Мне тревожно, я ужасаюсь своим поступкам, но их последствия мне безразличны. Бывает ли такое одновременно? Да, я словно раздваиваюсь. Та моя половина, что недавно простилась с Руди, испытывает облегчение, жалость к нему и раскаяние, пусть и невольное. Той Софи приходится проявлять чудеса эквилибристики, чтобы сохранять покой в доме, в котором все трещит по швам, чтобы не дать отцу засомневаться в том, в чем сомневаться было бы весьма уместно. Зато другая Софии, та, что пишет тебе эти строки, похожа на неукротимый поток, имеющий только две температуры. Когда нужно лгать и прикидываться, эта Софи так хладнокровна, что вызывает во мне страх и определенное восхищение, ибо я и не думала, что дойду до такого. Но когда я вижу тебя или надеюсь, что увижу, этот поток выходит из берегов и начинает бурлить с незнакомой мне прежде страстью. И тогда все теряет значение: мои обязательства, моя завтрашняя боль, лишь бы сейчас не терпеть еще больших страданий из-за разлуки! В такие минуты будущее кажется бесполезным, декоративным горным хребтом. Я лежу в долине, в тени, и говорю с тобой нагая. E non abbiamo più [124].
По крайней мере, до сентября, пока весь белый свет отдыхает, нам будет легче встречаться. Нужно только придерживаться приличий, когда мы будем за пределами одним нам принадлежащего мира твоей комнаты. Эти дни я хочу про-жить в свое удовольствие, что предполагает, конечно, и некоторый риск. Светские визиты и приятели отца тяготят меня все сильнее. Я устала взвешивать каждое свое слово, каждое свое мнение. Мне надоело по необходимости наряжаться и приводить себя в порядок. Я в отчаянии от того, что закрылась библиотека. Мне смертельно наскучили мои подруги. Если мы говорим не о нарядах, то о богатых холостяках. Если не о богатых холостяках, то о нарядах. Хуже было бы только завести с ними беседу о Данте! Говорила ли я тебе, как сильно тебя люблю? Это так, на всякий случай.
Завтра я тебя увижу. Как долго еще ждать! Я нашла дома стихи Кальдерона, которые могут оказаться для нас подходящими. Кстати, когда ты все-таки покажешь мне знаменитую пещеру твоего шарманщика?
Самый многоязычный и напевный поцелуй тебе посылает твоя
…и, как ты пишешь, тенденция увязать в обстоятельствах. Мне знакомо это чувство: как будто проваливаешься в собственный след. Но существует и обратное направление. Человек тонет в обстоятельствах, но затем обстоятельства тонут в человеке. Сейчас, Софи, я это точно знаю, каким бы ни был наш путь, обстоятельства утонут в нас, и выбирать уже не приходится. Я тоже не знаю ххххх, сколь долго все это продлится, но сейчас мне все равно. Сегодня все так как есть, и в этом мы согласны, хотя с тобой «сегодня» — это значит «каждый день».
А теперь, когда ты уже все знаешь, позволь мне, девочка, сказать тебе «до завтра»?
Со всей своей любовью,