Охота на либерею - Федоров Михаил Иванович

— Не беспокойся, государь, — сказал Петер, — головы сложим, а книги доставим куда ты велел.

Он проделал большую работу. Каждый день намекал царю, что исход битвы неизвестен, а книги неплохо бы и убрать подальше из Москвы. Петер хорошо выбрал время. А в ночь перед уходом последнего отряда прямо заявил, что время уже не терпит и вывозить книги надо прямо сейчас. Иван Васильевич тогда в знак согласия молча кивнул ему. Как и ожидал Петер, старшим над стрельцами царь поставил его — дабы разместить книги в подобающих условиях. Никто лучше него это сделать не мог.

— Хорошо, — ответил царь, — да только лучше бы и головы на плечах сохранить.

— Пора выступать, — осторожно заметил окольничий, — уже далеко за полночь. Надо бы до рассвета подальше от Москвы отойти.

Он был недоволен, что во главе отряда, сопровождающего обоз с книгами, поставлен царёв крестник, но поделать ничего не мог. Успокаивал себя только тем, что путь до Волока Ламского [124], где предстояло временно разместить книги, недолог, а тамошний воевода был ему известен как дельный и суровый начальник.

— С Богом, — перекрестил стрельцов царь, — ступайте. Крестник, ты за старшего будешь!

Первый возница причмокнул языком и дёрнул за вожжи. Телега тронулась. За ней потянулись другие. Лошади, привычные к хождению в обозе, шли друг за другом, покачивая косматыми головами. За обозом шагали стрельцы, ступая как в дальнем походе — небыстро и размеренно. Царь и окольничий дождались, пока все они скрылись за кремлёвскими воротами, но долго потом ещё вслушивались в ночную тьму. Когда топот сапог и лошадиное фырканье наконец утихли, царь сказал:

— Громко идут.

— Так ведь, государь, тридцать телег и сотня стрельцов. Как тут негромким быть?

— Всё равно громко.

— Ночь, Иван Васильевич. А ночью все звуки громче кажутся.

— Как думаешь, успеют вернуться до битвы?

— Кто знает… Сейчас непонятно, какая дорога будет длинной, а какая короткой. Если всё хорошо, то, конечно, успеют.

— Утром сторожа должны вернуться.

— Ложись спать, Иван Васильевич. Чаю я, деньки приходят — не знаешь, когда и выспаться получится. А сторожа вернутся — я тебя разбужу да и доложу всё, что они разведают.

— И то верно, Иван.

Они повернулись и взошли на высокое крыльцо Большой палаты.

Обоз вскоре вышел из Москвы. Обгорелые руины, которые за год так и не разобрали полностью, остались позади. Городских стен не было, и восстанавливать их даже не начинали. На первой же заставе у окраины города обоз остановили:

— Кто такие?

Наум вышел вперёд:

— Это я. Сотник московского стрелецкого полка Наум Соколов. Со мной царёв крестник Пётр Иванович Немчинов.

Старший из охранявших заставу стрельцов, низкорослый смуглый крепыш в вишнёвом кафтане подошёл к нему и осветил факелом лицо. Потом так же внимательно рассмотрел царёва крестника:

— Верно. Что везёте и куда направляетесь?

— Везём поклажу, а направляемся вдаль.

— Посмеяться решил? — нехорошо усмехнулся крепыш.

Вперёд выступил Петер:

— Стрелец, какие у тебя сомнения? И сотника, и меня ты знаешь. Может, передать царю, что приказ пропустить обоз ты хотел бы услышать от него самого?

Старший усмехнулся:

— А ты меня не пугай, царёв крестник. Я много раз бывал в таких передрягах, так что моли Бога, чтобы тебе ни разу в жизни в них не оказаться. А спрашиваю для порядка. Сейчас некоторые бояре бегут из кремля и скарб свой вывозят, чтобы татарам не достался. Вот мы их и останавливаем, чтобы они своей трусостью сумятицу не подымали.

— Мы по царёву приказу идём. Вот смотри: печати на сундуках царские.

Старший подошёл к первой телеге и осветил сундук. Убедившись, что его не обманывают, обернулся к страже и крикнул:

— Печати орлёные! Пропускай.

Стрельцы расступились, давая лошадям и людям проход. Петер встал рядом со старшим стрельцом и молча наблюдал, как мимо катятся телеги. Когда прошла последняя и возле них топала сапогами сотня Наума Соколова, сказал:

— Ты хорошо служишь, стрелец. Я обязательно доложу об этом государю.

— Ступай, ступай, — не слушая его, махнул рукой старший.

Петер, кивнув на прощание головой, побежал за стрельцами. Вскоре обоз скрылся в темноте.

До утра шли без остановок. Вскоре небо стало светлеть, начали чирикать первые птицы. Петер за полгода с лишком, что прошло после зимнего путешествия, отвык от долгой ходьбы, и у него начали гудеть ноги. А стрельцы, как ни в чём ни бывало, шли, изредка перекидываясь шутками. Когда время уже стало приближаться к обеду, Наум сказал, оглядевшись по сторонам:

— Привал.

Обоз только что прошёл перекрёсток лесных дорог. Стрельцы без лишних слов остановили лошадей, отвели их в сторону и тут же стали разводить костёр. На последней телеге оказался котёл — а Петер даже не заметил, когда его успели погрузить! Как оказалось, там был не только котёл такой вместимости, что в нём вполне можно было сварить кушанье на всю сотню, но и мешок пшена. И только когда в воздухе запахло пшённой кашей, Петер понял, как он проголодался.

— Два часа отдыхаем, — сказал Наум, — потом снова в путь.

Он стоял возле котла и, зачерпнув деревянной ложкой кашу, пробовал, готова ли она. Петер примерно прикинул, обоз отошёл от Москвы не меньше чем на тридцать вёрст. Теперь он решил, что настало время поговорить со стрелецким сотником:

— В путь, — согласился он, — да только не туда, куда шли.

— Что-о-о-о? Против царёва слова?!!

Брови сотника сошлись у переносицы, а рука сама собой схватилась за рукоять сабли.

Петер от неожиданности даже отступил на шаг. Наум, взяв себя в руки, отпустил саблю, но всё же тяжело дышал и хмурил брови:

— Поясни, царёв крестник, свои слова.

— Поясняю. Мы идём не в Волок.

— Царь ясно сказал, что в Волок Ламский.

— Это он мне ясно сказал, куда надо идти. А про Волок на Ламе было сказано, чтобы все это слышали. После привала мы поворачиваем обоз и лесными дорогами уходим в намеченное место. А все в Москве пусть продолжают думать, что обоз идёт в Волок.

Наум угрюмо молчал.

— Помнишь, что царь при прощании говорил?

— Помню.

— Вот сам и подумай: если это такие ценные книги, неужели он отправил бы их под охраной всего лишь сотни стрельцов и всем объявил, куда идёт обоз?

— Не знаю я, Пётр Иванович.

Наум и в самом деле выглядел растерянным.

— Кому же, как не своему крестнику, царь доверит такую тайну?

Последний довод окончательно убедил сотника, что Петер говорит правду.

— Ну что ж, — со вздохом сказал он, — пойдём, куда скажешь.

После отдыха, когда самое жаркое время дня прошло, сотня засобиралась в путь. Отдохнувшие лошади ржали и весело фыркали, когда возницы похлопывали их по шее.

Петер вынул из-за пазухи карту, которую вручил ему Гийом при последней встрече, и сверился с солнцем. Неудовлетворённый этим, достал компас, посмотрел, в какую сторону указывает стрелка, и уверенно повёл обоз, держась немного левее от первоначального пути. Было уже не так жарко, тени становились длиннее, приближался вечер.

Петер, который обычно шёл возле первой телеги, указывая путь, остановился и дождался, пока с ним поравняются стрельцы. Наум всегда шёл вместе с ними, следя, чтобы никто не отставал и чтобы в случае внезапного нападения было удобнее командовать сотней.

— В день надо делать по тридцать-сорок вёрст.

— Сколько дней идти? — спросил Наум.

— Дней десять.

— А ты сам-то выдюжишь?

— Если надо — выдюжу.

— Ну-ну. Посмотрим.

До вечера им никто не встретился. Петер этому не удивился. Он знал, что местность вокруг Москвы сильно опустошена после прошлогоднего набега татар, а те немногие, кто сумел избежать смерти или плена, сейчас в составе ополчения готовятся к сражению. В деревнях остались только старики, женщины и дети. Да и то, наверное, не все. Он вспомнил того мальчика, как там… Егорку, что ли? На родине, во Франции, такого юного в битву не взяли бы. Да и на земле предков, в Мюнстере, скорее всего, тоже. А здесь считают, что он уже вступил в возраст воина, и никого не удивляет, что мальчик, которому нет даже шестнадцати лет, готовится встретить врага. Он сам видел, что оружия заготовлено немало, а решимости русским не занимать. Да, их войско намного меньше, чем у татар, но всё же… Нет-нет, прочь сомнения! Сделано уже очень много, и отворачивать с выбранного пути нельзя. Может, стоило приложить больше усилий, чтобы помешать русским изготавливать в таком количестве аркебузы и алебарды, или как они там их называют — пищали и бердыши? Но как? На Пушечный двор даже царёву крестнику без разрешения не пройти, а кроме этого, у них так много малых кузниц! Даже если бы его свободно пускали на Пушечный двор, что он мог бы сделать? Да если и попытался бы — это сразу вызвало бы подозрения, ведь царю каждый день докладывают, сколько изготовлено оружия. И если окажется, что количество вдруг стало меньше, чем накануне, начнётся такое! Его даже передёрнуло, когда он вспомнил, что слышал о царском любимчике, рыжем Малюте Скуратове. Нет, он всё верно сделал. Штаден всё же прав. Русскому царству не пережить нынешнее лето. И брат Гийом говорил то же. Да и поздно сейчас терзаться сомнениями, настало время действовать! Он доставит книги к Святому престолу и станет наконец полноправным членом ордена.