Охота на либерею - Федоров Михаил Иванович

Стрельцы загомонили, обсуждая улов Мелентия, а Егорка спросил:

— Когда же ты успел?

— Да посидел с удочкой на утренней зорьке. Я рыбалку страсть как люблю. И всю рыбью повадку знаю. Вот стерлядь и сом — рыбы придонные, на них крючок и надо закидывать поглубже. А голавль выше ходит, там его и ловлю. Только надо знать, какая глубина в этом месте…

— Что с рыбой-то собрался делать? — прервал его Егорка.

— Давай в костре запечём. Я знаю, как это лучше сделать. Надо её глиной обмазать и в угли закопать. Потом глина засохнет и отвалится. Рыба получится — вкуснючая-а-а-а. Давай, Егорка, а? А то в походе не до рыбалки будет. А в Серпухове река есть?

— Есть в Серпухове река, — сказал тот стрелец, что пытался посмеяться над Егоркой, — мальцы, вы как рыбку приготовите, и о нас не забывайте.

— Ладно, — решился Егорка, — пошли на берег. Там и костёрчик сварганим. А то я сегодня не завтракал. Всё равно, говорят, раньше обеда не выступим.

Они отправились к реке и вскоре сидели у костра, в котором ярко полыхали дрова.

— Сухие слишком, — сказал Егорка с сомнением, — угли прогорят быстро.

— Чтобы не прогорали, их надо водичкой полить. — ответил Мелентий и, сбегав к реке, принёс в пригоршнях воды и плеснул в пламя.

— Жаль, горшок не догадались взять, — с сожалением сказал он, — сейчас набегаемся, с пригоршнями-то.

Они принялись вдвоём таскать воду в пригоршнях и поливать костёр. Вскоре пламя утихло и пылающие дрова превратились в мирно тлеющие головешки. Глины, правда, они не нашли, поэтому просто закопали рыбу в золу.

— Потом кожуру просто почистим — и всё, — поделился знаниями Мелентий.

— А знаешь, — сказал Егорка, — я ведь рыбу даже руками ловил. Просто голыми руками.

— Да ну? — От удивления Мелентий даже закашлялся. Он уже начал свыкаться со славой бывалого рыбака, а тут такое!

— Ну, как бы сказать, — решил Егорка на этот раз быть честным, — меня дед Кузьма учил ловить. У него получалось, а у меня пока не очень. Я, правда, рыбу хватал, но удержать не мог. А потом, как в Москву попал, не до рыбалки было. Надо будет в Серпухове ещё попробовать, пока татар ждём.

— Егор, а Серпухов далеко?

— Сказывают, вёрст с сотню от Москвы. Налегке в три дня дойдёшь. А с обозом — дня четыре, не меньше.

Мелентий поковырял прутиком в углях.

— Кажись, готова рыбка.

— Доставай тогда. А то у меня уж живот подвело от духа рыбьего.

Запах и в самом деле стоял такой, что у голодного Егорки непроизвольно заурчало в животе. Вокруг них, громко мяукая, уже нарезали круги несколько котов, взявшихся неизвестно откуда, а вдалеке сидела, не решаясь подойти, кудлатая дворняга.

Друзья раскидали головешки, вытащили рыбу и принялись её есть. Егорка перекидывал горячие куски с ладошки на ладошку и дул на них, стараясь побыстрее остудить. Кошачьи вопли зазвучали громче. Егорка, жуя добрый кусок стерляди, сказал, взглянув на солнце:

— Пора возвращаться. Время к обеду.

Они оставили рыбьи головы и хребты котам и, захватив оставшихся голавлей и сома, отправились в кремль. За их спиной раздавалось истошное боевое мяуканье: коты решали, кому первому приступить к пиру. Собака лишь только слабо потявкивала, всё так же сидя в отдалении. Вступать в сражение с толпой голодных котов она явно не собиралась. Мелентий бросил ей припасённую стерляжью голову, и они вприпрыжку побежали к кремлю.

Когда Мелентий с Егоркой вошли в ворота, сорока уже стояла, готовая к походу. Василий запряг в лафет свою Дымку и сам сидел на телеге, крутя головой по сторонам. Увидев своих помощников, облегчённо вздохнул:

— Думал, испугались, не придёте.

Егорка задохнулся от возмущения:

— Да как ты…

— Ладно, вижу, что ошибся, — усмехнувшись, оборвал его возмущение Василий. — Становись рядом. Вон видишь на лафете мешки? Это порох, пули да пыжи. За порохом следи особо. Если в дороге дождь будет — укрой, чтобы не намок. Если намокнет, можно выбрасывать. Вот тебе дерюга просмоленная, укутаешь.

К Мелентию подбежал молодой стрелец:

— Ну что, рыбку испекли? Давайте сюда.

Тот взял сома, протянул Василию, а остальное отдал стрельцу. Мимо них, глухо топая сапогами, прошла стрелецкая сотня. Потом ещё и ещё. Прокатилась пушка, влекомая невысокой крепкой лошадкой караковой масти. Василий степенно доел рыбу и взял в руки вожжи. Дымка, знающая нрав хозяина, без лишних понуканий тронулась с места…

…На четвёртый день к вечеру вышедший из Москвы отряд стоял у бревенчатых стен Серпухова. Князь Михаил Иванович Воротынский сам встречал подкрепление. По его виду было понятно, что количеством и вооружением прибывшего войска он доволен.

— Пушки, сороки — в гуляй-город, — распорядился он, — неча им глаза мозолить [123].

Его сотники деловито размещали пушки за щитами гуляй-города, чтобы они стояли не кучей, а были распределены вдоль всей ограды. Пришедшим войскам тут же определялось место, где становиться. Кое-где уже дымили костры и вешали на треноги котлы.

— Добре, добре, — похвалил Воротынского Василий, — время попусту не тратит. С таким воеводой можно на любого врага идти.

Егорка невдалеке увидел щиты, похожие на те, что недавно сколачивали на Красной площади. Некоторые были сделаны не из толстых досок, а из половинок брёвен, обращённых расколотой стороной к врагу. Во многих были бойницы, предназначенные для установки сорок и для стрельбы из пищалей. Чтобы посторонний глаз не увидел, что творится за щитами, бойницы прикрыли холстами. Пушки тоже пока прятали от чужих глаз за щитами.

— Дельно, — снова похвалил Василий, — вижу, князь Воротынский своё дело хорошо знает.

К ним подбежал стрелецкий десятник:

— Вы с сорокой езжайте вон туда, к третьему щиту от котла.

Он указал рукой направление.

— Там бойница как раз для сороки. Слушаться будете меня.

— Ишь ты какой быстрый, — сказал Василий, — а кашей-то угостишь?

— Как будет готова — подходите к котлу, не обижу.

И десятник, больше не задерживаясь с ними, куда-то убежал. Василий благожелательно хмыкнул и направил Дымку в указанное место. Пока устанавливали сороку у бойницы, подоспела каша, и вскоре Василий, Егорка и Мелентий сидели вокруг своего котелка и хлебали пропахшее дымом варево.

Глава 17

ОБМАН

Москва и западные пределы Русского царства

После ухода в Серпухов последнего отряда в Москве стало совсем тихо. К полуночи и в кремле все угомонились. Окольничий Иван Челяднин, сотник Наум Соколов и полтора десятка стрельцов, освещая себе путь факелами, спустились в подземелье и стали выносить наверх сундуки с книгами и свитками. Некоторые были такими тяжёлыми, что четверо крепких стрельцов едва могли дотащить их из каморки до выхода из подземелья. Там их подхватывали другие и грузили на телеги.

Погрузка продолжалась довольно долго. Окольничий остался внизу, следя, чтобы стрельцы вынесли из подземелья все сундуки и отдельные книги, не упустив ничего. Наконец, когда всё подняли наверх, он вышел к обозу и пересчитал сундуки на телегах, сверяясь со списком. Потом достал из-за пазухи печать и бадейку с застывшим сургучом. Наум пламенем факела нагрел бадейку, и окольничий стал запечатывать сургучом каждый сундук, прикладывая царскую печать с двуглавым орлом.

Петер стоял и молча наблюдал за всем этим действом. Когда всё было закончено, окольничий коротко бросил:

— Ждите.

И ушёл наверх, в палаты. Спустя некоторое время он вернулся с царём, которого сопровождал Пётр Иванович. Было видно, что, несмотря на позднее время, Иван Васильевич ещё не ложился. Он подошёл к обозу, молча посмотрел на сундуки, потом жестом подозвал к себе крестника и начальника стрельцов. Нахмурив брови, долго смотрел им в глаза, потом произнёс:

— Вы уж постарайтесь, ребятушки, доведите обоз до нужного места в целости и сохранности. Большая мудрость в книгах этих, да грех на мне — в заботах повседневных всё недосуг было разобрать да к делу приспособить. Эх! Даст Бог, всё закончится хорошо — вот тогда и разберёмся. При всех обещаю: лучших писцов посажу списки с греческих и латинских книг делать. Да и с басурманских тоже. Чтобы в случае пропажи бабкиного наследства остались для поколений грядущих. А если не найдётся на Руси человека, знающего язык, на котором они написаны, — доставлю откуда угодно. Хоть из Неметчины, хоть из Персии, хоть даже из китайской земли, хоть и нет у нас пока прямого пути туда. Потому что негоже, когда вековая мудрость втуне лежит.