Охота на либерею - Федоров Михаил Иванович

— Брат Гийом, я в Московии человек новый. Как мне за короткое время завоевать расположение царя Ивана, чтобы он мне доверил такую большую тайну?

Послышался какой-то шум, будто мягко хлопнула дверь в избу. Коадъютор понизил голос и стал говорить шёпотом, тревожно озираясь по сторонам.

— Тебе следует знать, что в Москве очень благожелательно относятся к иноземцам, принявшим их веру. У царя сейчас одна забота — как отразить будущим летом нашествие варваров. Нет никакого сомнения, что они совершат набег, чтобы довершить начатое дело и окончательно добить московитов. Это в наших интересах. Раздробленное царство Московское станет лёгкой добычей католических воинов Польши и Литвы. И тогда, как и византийцы сто тридцать лет назад, они легко пойдут на унию со Святой церковью. И надеюсь, что на этот раз уния станет более успешной [21]. Но тс-с-с-с. Тихо.

Он замер, тревожно вслушиваясь в ночь. Послышались осторожные шаги. Коадъютор покопался за пазухой и вытащил плоскую деревянную коробку, завёрнутую в кусок не очень чистой ткани. Потом извлёк из неё короткую бронзовую трубку и осторожно достал небольшой тёмный шарик, прихватив его грязной тряпицей. Петер с тревогой наблюдал за действиями коадъютора. Тот, приложив палец к губам, сделал несколько осторожных шагов в сторону, откуда приближался неизвестный человек. Потом вставил шарик в трубку, поднёс её ко рту и резко дунул.

Кто-то негромко вскрикнул, и послышался звук падения на утоптанный снег тела. Коадъютор убрал таинственную трубку и спрятал коробку за пазуху.

— Пойдём посмотрим, кто это за нами следил.

Они подошли к лежащему на снегу человеку. Петер всмотрелся в молодое лицо с едва пробивающейся бородкой.

— Да это же работник на здешнем постоялом дворе! — воскликнул он. — Что ты с ним сделал?

— Он уже в лучшем из миров, — кротко закатив глаза, произнёс мнимый блаженный, — и вскоре предстанет перед высшим судиёй.

— Зачем надо было его убивать? — спросил Петер.

— Здешний воевода очень хорошо вьшолняет свои обязанности. И у него везде свои соглядатаи.

— А может, он случайно вышел из избы?

— А может, и не случайно.

— Он появился, когда мы уже закончили говорить. Ты же сам велел мне молчать, когда мы услышали его шаги! Да и говорили мы с тобой на латыни, а московиты другого наречия, кроме своего, не знают.

— Верно говоришь. Но мы не можем рисковать. Если есть даже ничтожная вероятность, что этот юноша — лазутчик воеводы, знает латинский язык и мог услышать наш разговор, то надо сделать всё от нас зависящее, чтобы он никому ничего не мог рассказать. Помни — цель оправдывает средства [22].

Петер послушно склонил голову.

— Брат Гийом, что это за дьявольское оружие, с помощью которого ты… — Он замялся. — Сделал так, чтобы этот человек никому ничего не рассказал?

Коадъютор благосклонно выслушал, как его собеседник иносказательно назвал убийство, и ответил:

— Наши братья несут свет истинной веры в самые отдалённые части мира. Кое-где обращаемые в католичество язычники познакомили их со своим способом бесшумной борьбы с врагами. А многие южные растения очень ядовиты.

Петер молча кивнул. Коадъютор подошёл к мёртвому и взял его за подмышки:

— Он не слишком тяжёлый. Спрячем тело в снегу, и до весны его не найдут. А завтра ты уйдёшь с обозом в Москву и будешь вне досягаемости каргопольского воеводы и его палачей.

Они оттащили убитого в сторону и опустили в сугроб. Потом нагребли поверх тела большую кучу снега.

— Ветер поднимается, — сказал коадъютор, — это хорошо. К утру заметёт, и не разберёшь, где старый сугроб, а где новый.

Они направились в сторону постоялого двора. Когда оставалось совсем немного, коадъютор сказал:

— Запомни имя: Генрих фон Штаден. У русских он известен как Андрей Володимирович. Обратишься к нему — на первых порах поможет. Но потом ты должен рассчитывать только на себя.

— Он состоит в ордене? — спросил Петер.

— Нет, — с сожалением произнёс коадъютор, — это человек без совести и принципов. И очень любит деньги. За деньги он представит тебя царю, но позже будь осторожен. Он воевал в польском войске против русских, но потом решил, что у царя Ивана сможет получить больше золота, чем у поляков. А предавший однажды предаст всегда. Он родом из Мюнстера, как и ты, поэтому, думаю, у вас найдётся о чём поговорить.

— Мой дед покинул Мюнстер почти полвека назад. А родители матери родом из Гамбурга. Я родился во Франции, в городе Реймсе.

— Неважно. У тебя произношение как у жителя северогерманских земель, этого будет достаточно. Закончим беседу. Ты слишком долго отсутствуешь, могут возникнуть подозрения. Иди.

— Брат Гийом, а ты где будешь ночевать? Не лучше ли тебе тоже вернуться на постоялый двор? Ночи здесь очень холодны.

— Господь всегда приютит верного слугу своего.

Коадъютор попрощался с Петером и направился куда-то в сторону. Скоро он исчез в темноте. Терциарий же вернулся на постоялый двор. Когда он появился в избе, за столом сидели только Иван и старый купец.

— Петер, ты где ходишь? Исай Кузьмич завтра утречком с обозом в Москву уходит. С ним и отправишься.

— Хорошо. Какую плату возьмёшь, Исай Кузьмич? — спросил немец.

Старик хитро прищурился:

— Дорога дальняя, всякое может случиться. Поэтому два золотых гульдена.

— Достаточно и одного, — отрезал немец, — я знаю цену золота.

Потом добавил:

— Но так и быть, пусть будет два. Но в пути я не хочу заботиться о пище. Вы будете меня кормить.

— Ты пойдёшь с обозом, поэтому будешь под моей защитой. А вооружённая охрана стоит дорого, — напомнил Исай Кузьмич.

— Два гульдена хватит, — жёстко сказал немец, — это плата за охрану и пищу. Этого очень достаточно.

Русские купцы переглянулись.

— Немец своё дело знает, — произнёс Иван, — и боец хороший, и купец рачительный.

Исай Кузьмич согласно кивнул головой:

— Ну, вот и договорились. А сейчас всем спать. Выступаем рано.

Глава 2

В ДОРОГЕ

Каргополь — дорога на Новгород, конец осени — начало зимы 1571 года

После убийства работника постоялого двора и расставания с Петером брат Гийом направился к дому, который служил ему пристанищем в этом городе. Темнота и усиливающаяся вьюга хорошо укрывали его от чужих взглядов. Брат Гийом всегда был осторожным, вот и сейчас он, отойдя в сторону, наблюдал, как метель уничтожает следы на том месте, где он разговаривал с Петером.

Снег разошёлся не на шутку, и вскоре всё вокруг было укрыто холодным белым полотном. Исчезли не только их следы, но и следы всех путников, что приехали вчера на постоялый двор. А таких, как посчитал аккуратный иезуит, было пятеро. А значит — пять повозок, запряжённых одной, а то и двумя лошадьми. Всё скрыл снег — теперь ни один, даже самый опытный, следопыт не разберёт, что же случилось сегодня вечером возле постоялого двора. Конечно, тело работника найдут — возможно, что уже на следующий день. Что его не отыщут до весны — это он Петеру только ловко пообещал, чтобы юноша, ещё не привыкший к постоянному риску, сопровождающему деятельность иезуитов в странах, исповедующих неверную религию, не слишком испугался. Хотя, кажется, у него крепкие нервы и убийство человека не очень огорчило молодого человека. "У мальчика неплохие задатки, — подумал коадъютор, — думаю, из Московии он вернётся настоящим иезуитом".

Он ночевал у богомольной старушки, считавшей его кем-то вроде православного подвижника. Протянув с порога глупой бабе руку — на, мол, целуй — Гийом прошёл в избу, состоящую из одной комнаты, чуть ли не половину которой занимала огромная печь. Старуха, облобызав тыльную сторону ладони мнимого подвижника, засуетилась, доставая из устья печи глиняный горшок с варевом и ставя его на стол.

— Ешь, ешь, божий человек, — прошамкала старуха, почёсывая спину, — я уже повечеряла.