Охота на либерею - Федоров Михаил Иванович

Обоз на Новгород ушёл три дня назад, и брат Гийом надеялся, что его следы остались достаточно хорошо заметны, чтобы не сбиться с дороги, направляясь за ним. Из-за выпавшего снега стало заметно теплее. Иезуит заметил это интересное свойство северных территорий ещё в молодости, в Лапландии: обычно сразу после снегопада немного теплеет, и вновь мороз наступает лишь спустя два-три дня.

Новгородский обоз ушёл три дня назад, догонять его придётся не меньше пяти, а то и шести дней, даже учитывая, что движется он медленнее идущего налегке человека, привыкшего к длительным пешим переходам. Оставалось только надеяться, что за это время не будет нового снегопада, и он не встретит волков. Хотя у него есть чем противостоять им, но лучше обойтись без этого.

Когда брат Гийом вышел к городским воротам, московский обоз только начал выходить за стену. Иезуит стоял за углом ближайшего дома, наблюдая, как сани проезжают под надвратной башней. Приближаться к санному поезду он не хотел: Петер мог заметить коадъютора, а это лишнее. Нет, мальчик, конечно, лишь равнодушно скользнёт по нему взглядом, даже узнав. Но не надо им пока видеться. Брат Гийом давно решил, что любой человек должен знать лишь то, что ему необходимо для выполнения задания. И знание того, каким способом он покинул Каргополь, Петеру для выполнения его миссии не нужно. Кому-то столь щепетильное отношение к сохранению тайны могло показаться странным и преувеличенным, но оно давно уже составляло часть сущности иезуита и не раз выручало из довольно сложных ситуаций.

Когда осталось полтора десятка саней, он вышел из-за дома и подбежал к последним. Замыкающий вожатый, одетый в полушубок и валяные сапоги до колена, шёл слева от лошади, держа в руках поводья. Возле облучка лежали пищаль и кистень, из свинцового била которого топорщились острые железяки. Он, сдвинув брови, грозно посмотрел на иезуита, явно требуя объяснений. Тот заговорил первым, посчитав, что лучше самому направлять разговор в нужное русло.

— В добрый путь, православные, — сказал брат Гийом, крестясь сам и перекрестив поочередно сурового вожатого и весь обоз.

— Кто такой? — спросил, не меняя выражения лица, вожатый.

— Спешу с богомольем на Соловки. Решил вот выйти пораньше.

— Почему рассвета не дождался?

— Дни наступают короткие. Станешь рассвета дожидаться — до темна много не пройдёшь.

Аргумент показался вожатому убедительным, поэтому лицо его немного смягчилось.

— Как же ты один зимой, да в такую даль? Тут же до моря, почитай, пять сотен вёрст.

— Вот и вышел пораньше, чтобы до ближней деревни засветло добраться. Тут вёрст тридцать будет.

Вожатый с сомнением посмотрел на него:

— А дальше как? В здешних краях порой от деревни до деревни и по восемьдесят вёрст бывает. За светлое время пешим ходом никак не пройдёшь.

— Не пройдёшь, — согласился иезуит, — да я ведь и в лесу заночевать могу. Знающий человек многое может.

Беседуя таким образом, они пересекли городскую черту. Привратные стражники не обратили на них никакого внимания. Когда обоз отошёл от города на полверсты, брат Гийом попрощался с возницей, перекрестив его на прощанье и пожелав доброго пути. Тот в ответ лишь посмотрел на него почти приветливо и махнул рукой — мол, ступай. Иезуит потоптался на месте, дожидаясь, пока последние сани удалятся на полсотни саженей, и огляделся. Из города за полверсты его не разглядят — в такой-то темноте. Да и зачем разглядывать? Это днём стражники смотрят, кто приближается к городским стенам. А открытое пространство вокруг города никому не позволит быстро и незаметно подойти к Каргополю. Вожатый последних саней тоже ни разу не оглянулся — да это и понятно. Впереди долгий трудный путь. Какое ему дело до богомольца?

Брат Гийом немного прошёл по дороге вслед уходящему обозу. Вскоре от неё отделилась полузанесённая снегом колея, резко уходившая на закат — к Новгороду. Иезуит зашагал по ней, сожалея, что не удосужился приобрести лыжи. С ними было бы куда сподручнее! Спрятал бы в лесу, чтобы ни у кого не было вопросов — что это за богомолец такой — с лыжами! Но брат Гийом был уверен, что Петер появится в Каргополе значительно раньше, и он, дав новичку нужные инструкции, успеет покинуть город с новгородским обозом. Впрочем, неважно. Отсутствие лыж только немного замедлит его передвижение, а когда он догонит обоз, они станут не нужны.

Иезуит бодро зашагал по Новгородской дороге. Он рассчитывал нагнать обоз ещё до Вытегры — небольшого городка у Онежского озера, где, как он был убеждён, будет сделана двух-трёхдневная остановка, чтобы люди и, главное, лошади отдохнули. По его прикидкам, до Вытегры было не меньше недели пути. Обоз шёл напрямки, по замёрзшим болотам и покрытым льдом руслам рек и речушек. Наверняка летом тот же путь займёт куда больше времени: здешние края славятся своими болотами, на обход которых приходится тратить немало времени.

Вскоре рассвело. Брат Гийом продолжал шагать, не чувствуя усталости. Хотя ему было уже немного за пятьдесят, сухощавое, жилистое сложение и привычка к долгим переходам выработали у него колоссальную выносливость, невероятную для людей другого склада. И даже возраст пока не мог победить его целеустремлённость и многолетнюю закалку.

Когда короткий зимний день начал клониться к закату, иезуит сделал короткий привал, быстро перекусив солониной, и, оттаяв в ладони снега, запил. Обедал он, лёжа у ближайшего к дороге дерева, высоко задрав на ствол ноги, чтобы уставшие мышцы хоть немного отдохнули.

Он не боялся, что запах мяса почуют волки и нападут на него. Наверняка серые хищники сейчас идут вслед за обозом, источающим вкусные запахи конины и человечины. Но вот когда он догонит обоз — следует опасаться.

Иезуит вновь нащупал тонкую полоску железа в хитром кармане внутри левого рукава кафтана. Вытащил оружие и полюбовался на него, немного наклоняя и поворачивая голову влево и вправо, чтобы получше разглядеть клинок под тусклыми лучами невысокого северного солнца. Это был выполненный из превосходной толедской стали испанский стилет с очень небольшой крестовиной. Лет пятнадцать назад его по заказу брата Гийома выковал Себастьян Фернандес [24], один из лучших оружейников Испанской империи. Клинок был трёхгранным и значительно короче, чем у обычного боевого стилета — пять с половиной пулгад [25].

Небольшая длина оружия делала его неэффективным в открытом бою, но в деле, которым занимался брат Гийом, значение стилета было трудно переоценить. Его легко спрятать в одежде, а при необходимости незаметно извлечь и заколоть противника, особенно, когда тот не ожидает нападения. И того не спасут ни латы, ни кольчуга. Твёрдая упругая сталь превосходно раздвигает кольца самой хорошей кольчуги и великолепно проникает под броню на стыке лат, оставляя мало шансов противнику иезуита. А уж незащищённый человек просто обречён.

Брат Гийом мог одним ловким ударом быстро умертвить самого сильного человека. Он знал, куда надо ударить, чтобы любой здоровяк умер почти мгновенно. Висок, сердце и печень — и если ты не готов к нападению, то противостоять ему невозможно. Иезуит поцеловал клинок, который не раз выручал его в опасных ситуациях, и убрал в потайной карман. Пока использовать его нет надобности, но хорошо, что он всегда под рукой.

Брат Гийом встал, отряхнул кафтан от снега и вновь пустился в путь. Отыскать место для ночлега он сумеет и на закате, а пока солнце ещё стоит на небе, пусть даже близко к горизонту, он должен идти. Обоз следует нагнать как можно скорее.

Когда красное солнце наполовину погрузилось в лесную чащу, брат Гийом принялся искать ночлег. Холода он не боялся. Да и какой сейчас холод? Вот если через месяц или два, когда от неимоверной стужи трещат деревья и птицы падают на землю, замерзая на лету, — тогда и надо беспокоиться.

Он сошёл с дороги и, не слишком углубляясь в лес, быстро вырыл в снегу яму. Прикрыл её сверху ветками и забросал снегом, оставив лишь небольшой лаз. На пол настелил елового лапника. Костёр пока можно не разводить — только первый день из города. Это потом, если дорога затянется на много дней, постоянный холод выстудит тело, и без костра обойтись будет невозможно. И горячая пища сытней стылой и лучше разгоняет кровь. Но пока можно и так, сейчас ведь и стужи особой нет. Он забрался в своё логово, устроился поудобнее и расслабил мышцы. Надобности вешать колокольчик сейчас не было: он должен хорошо отдохнуть перед завтрашней дорогой. Впрочем, коадъютор был уверен, что проснётся задолго до рассвета. Способность быстро восстанавливать силы после тяжёлой дороги всегда помогала ему в пути. А в пути он провёл значительную часть своей жизни.