Алексей Гатапов - Тэмуджин. Книга 1
С темнотой с десяток всадников выехали из айла и двинулись на северо-запад, по направлению к верховьям Онона. В середине маленькой колонны четверо бережно несли зыбку с лежащим на ней Есугеем.
Часто проваливаясь в забытье, и снова приходя в себя, он полузакрытыми глазами смотрел на беспорядочно перемешавшиеся в небесной бездне звезды. Думал об одном: кто передал татарам о том, что он будет пересекать сухую степь между Керуленом и Ононом? Больше всех его смерть нужна Таргудаю, и по своим повадкам только он из всех борджигинских нойонов мог это сделать. Но он должен был от кого-то узнать о его поездке. В случайность Есугей не верил: слишком мало времени прошло с того дня, когда он огласил свое решение женить сына. Времени было только на то, чтобы кто-то сообщил Таргудаю и тот немедленно послал гонцов к татарам, а те, не жалея коней, примчались к ручью у горы Улан, где сходятся тропы между Ононом и Керуленом. А чаще всех к Таргудаю в последнее время ездил Алтан. Есугей снова вспомнил последнюю их встречу, слова его: «Пощипал тебя Таргудай, смотри, как бы совсем не придавил…»
Еще раз обдумав, Есугей окончательно решил: Алтан ему угрожал, а не пустыми словами бросался. И сказать так он мог, только если вступил в прямой сговор с Таргудаем.
«Ведь об этом я и раньше догадывался, – с досадой думал Есугей. – Все было видно и по делам Таргудая, и по словам Алтана. А теперь поздно…»
XVI
Есугея привезли домой на второе утро. В курене уже подоили коров и кобылиц, отгоняли стада в степь. Айлы пребывали в утренней суете, женщины спешили управиться с молочными работами, пока не прокисло, доливали в хурунгу, сбивали масло и перегоняли вино. Перед куренем мальчишки с криками отделяли телят от маток, гнали их в разные стороны.
Под изумленные взгляды куренных харачу, хлопотавших у юрт, конные с необычной ношей стремительно прорысили к середине куреня. Есугей, от сильного озноба укрытый тяжелой козьей дохой, лежал в беспамятстве. Смертная бледность уже тронула нос и обе щеки, лоб покрылся липкой испариной.
Ехавший впереди всех Буралдай резко остановил храпящего, запотевшего от скачки жеребца, и спросил у прохожей женщины:
– Где стоит айл Есугея-нойона?
– Вот эти белые юрты, что стоят кругом, – вытянув руку в сторону, та с любопытством вытягивала шею, пытаясь разглядеть человека в зыбке. – А кто это с вами, раненый? Вы, кажется, эхиресы, по говору…
Конные молча повернули к айлу Есугея, шагом проехали внутрь и, остановившись у внешнего очага, осторожно опустили зыбку на землю.
Из большой юрты вышел Хасар. Оставшись старшим в доме, он теперь носил шапку из белого войлока и был перепоясан новым ремнем, с которого свисал кривой нож в кожаных ножнах. Он изумленно оглядел незнакомых людей, и только потом посмотрел на лежащего в зыбке Есугея.
– Отец! – подбежав, падая на колени, он искривил в испуге лицо. – Отец, что с тобой?
– Что с ним, он ранен? – Оэлун, выбежавшая на голос сына, растерянно оглядывая лица незнакомцев, прошла вперед, опустилась на колени. – Жив?
– Жив, – устало сказал Буралдай, шапкой вытирая с лица пот и оглядывая детей, столпившихся перед ним. – Его отравили татары.
– Какие татары? – Оэлун подняла голову и непонимающе смотрела на него. – А где сын?
– Он был один. Ехал с востока и у Хуйтэна вышел на наш айл…
«Ехал один, с востока, значит, был на обратном пути… – немного успокоилась Оэлун. – Есугей сына не бросит».
Его занесли в юрту, уложили на кровать. Слуги побежали оповещать сородичей.
Старик-лекарь выпустил кровь. На немой вопрос Оэлун он отвел взгляд в сторону и отрицательно покачал головой.
– Когда? – сиплым от волнения голосом спросила Оэлун.
– Дня через два, – неуверенно ответил старик.
Через некоторое время Есугей пришел в себя.
Первым из братьев прибежал Даритай. Крадущимся шагом вошел в юрту, испуганно глядя на него, присел рядом. Есугей долго смотрел на него из-под пожелтевших век. Слабым, изменившимся голосом сказал:
– Остаешься один. Я ухожу к отцу.
– Да, брат, – Даритай всхлипнул, опустив голову, уронил слезу.
– Подожди, – остановил его Есугей. – Времени мало… пошли гонцов к моему тысячнику Сагану. Пусть поднимет свои сотни и расставит их здесь, рядом с куренем… – он помолчал, болезненно сморщив лоб, раздумывая. – Потом найди Мэнлига, пусть сейчас же придет ко мне…
После того, как вышел Даритай, почти сразу же пришли дед Тодоен, Хутугта и Бури Бухэ. Чуть позже подошел Ехэ Цэрэн. Молча расселись у кровати.
– Где дети Хутулы? – нетвердым взглядом кося по сторонам, спросил Есугей.
– Их нет дома, – тихо отозвалась Оэлун, наливавшая вино гостям. – Сказали, что уехали в табуны.
– Ну, – Есугей помолчал, грустно улыбнулся. – Тогда выпейте за меня вы, а я свою долю в среднем мире уже выпил. Не ругайте за то, что рано ухожу от вас. Предки требуют меня к себе. Видно, зачем-то я им понадобился.
– Хорошие воины нужны везде, и здесь, и на небе, – вздохнул дед Тодоен, как-то сразу лишившийся своей властной уверенности, потерянно поникнув плечами, покачал головой и выпил до дна. За ним молча последовали другие.
– Поклонись Хабул-хану и всем братьям моим, – промолвил Тодоен, задумчиво глядя на дно пустой чашки. – Скоро и я предстану перед ними.
– Никто не знает, кто раньше, а кто позже уйдет из этого мира, – начал Ехэ Цэрэн. – Может быть, и из нас кто-нибудь опередит тебя, дядя Тодоен…
Слова его повисли в тишине. Даже многословный Бури Бухэ, ныне трезвый и хмурый, не поддерживая разговор, молча сопел под нос. Немного погодя, Есугей выпроводил жену и братьев, чтобы остаться наедине с дядей.
– Тодоен-абга[36], меня предали Алтан и Таргудай, – приберегая силы, тихо заговорил он. – Они передали нашим врагам, что я еду на Керулен…
Есугей подробно рассказал про свою встречу с татарами.
– Да, это они, – горестно сдвинув брови, сказал Тодоен. – Но ты не говори об этом людям…
– Почему? – сухо прошелестел голос Есугея.
– Этим ничего уже не изменишь… Ты уходишь, а как будут жить твои братья? Если они после тебя рассорятся и разбредутся, то их уже больше никто не соберет. Пусть теперь Таргудай будет ханом, но кияты должны быть в одном табуне… Понимаешь?
– Понимаю.
– Так будет лучше. А когда придешь к Хутула-хану, все расскажи ему о сыновьях его… Пусть он потом сам накажет их… А о Таргудае расскажи Амбагай-хану.
– Ну, нет… – слабо улыбнулся Есугей. – Ябедой я никогда не был.
– Ну, решай сам, – быстро согласился тот. – Только о делах этих выродков на небе уже известно, я думаю. Ты сам будешь судить их, когда они придут туда.
Вскоре пришел Мэнлиг, и Тодоен засобирался.
– Еще поговорим, – сказал он перед уходом. – Я хочу с тобой кое-что передать братьям.
Мэнлиг присел рядом, сочувственно глядя ему в глаза. Есугей только сейчас вспомнил про свой долг.
– Таргудай украл твоих коней, – сказал он, с усилием шевеля сухим, немеющим языком. – Он хотел насолить мне, а не тебе. Возьмешь из моих табунов тридцать кобылиц и двух жеребцов.
– Да не нужно мне, – возмущенно отмахнулся Мэнлиг. – Кто сейчас об этом думает…
– Не спорь, – Есугей нетерпеливо шевельнул бровью. – Сам выберешь… самых лучших, я скажу Оэлун.
Мэнлиг склонил голову.
– Ты мой лучший нукер, – с трудом продолжал Есугей, подавляя изжогу в горле, сглатывая вязкую слюну. – Ты всегда был лучшим исполнителем моей воли.
Мэнлиг снова склонил голову, прижав руку к груди.
– Скажи прямо, исполнишь ли мой последний приказ?
– Что бы ни было, сделаю точно по вашему слову, – Мэнлиг поднял голову, твердо посмотрел ему в глаза.
– Я знал, что ты ответишь так.
Есугей помолчал, собираясь с мыслями.
– А дело вот какое… Я не верю своим братьям. Пройдет какое-то время после моей смерти, и кто-то из них, может быть, захочет разделить мой улус. Ты должен воспрепятствовать этому и держаться до тех пор, когда мой старший сын Тэмуджин сможет взять в руки мое знамя. Тысяча Сагана будет верна до конца. Он твой первый помощник. Остальные разбредутся, но потом вы должны собрать их в новый улус… улус моего сына… Сразу после похорон съезди к хонгиратам и верни его домой. Расти моего сына так, как вожак растит щенка, учи всему, что должен знать воин и вождь… Ты понял?
– Да.
– Теперь иди.
В полдень Есугей умер.
XVII
На похороны Есугея-нойона съехались лучшие люди из ближних и дальних родов племени. Все они хорошо знали Есугея – одни по татарским войнам, другие по кереитскому походу, а кто-то по облавным охотам и племенным празднествам.
Вокруг куреня враз выросли многочисленные стойбища из походных палаток и шатров. По окрестным холмам паслись косяки их расседланных коней под присмотром киятских юношей.
Дни стояли хмурые, с востока наступали низкие, темные облака. Ветер пошевеливал гривы лошадей, понуро опустивших головы у коновязей. Старейшины и вожди из ближних борджигинских родов разместились по айлам киятов. Тихо, без обычных шумных и веселых разговоров, сидели они по юртам, пили архи. По очереди приходили посидеть с Есугеем, говорили ему слова прощания, вспоминали дни походов и празднеств.
