Анатолий Рыбаков - Дети Арбата
Обзор книги Анатолий Рыбаков - Дети Арбата
Анатолий Рыбаков
Дети Арбата
Часть первая
1
Самый большой дом на Арбате – между Никольским и Денежным переулками, теперь они называются Плотников переулок и улица Веснина. Три восьмиэтажных корпуса тесно стоят один за другим, фасад первого выложен белой глазурованной плиткой. Висят таблички: «Ажурная строчка», «Отучение от заикания», «Венерические и мочеполовые болезни»… Низкие арочные проезды, обитые по углам листовым железом, соединяют два глубоких темных двора.
Саша Панкратов вышел из дома и повернул налево – к Смоленской площади. У кино «Арбатский Арс» уже прохаживались парами девочки, арбатские девочки и дорогомиловские, и девочки с Плющихи, воротники пальто небрежно приподняты, накрашены губы, загнуты ресницы, глаза выжидающие, на шее цветная косынка – осенний арбатский шик. Кончился сеанс, зрителей выпускали через двор, толпа выдавливалась на улицу через узкие ворота, где весело толкалась стайка подростков – извечные владельцы этих мест.
Арбат кончал свой день. По мостовой, заасфальтированной в проезжей части, но еще булыжной между трамвайными путями, катили, обгоняя старые пролетки, первые советские автомобили «ГАЗ» и «АМО». Трамваи выходили из парка с одним, а то и двумя прицепными вагонами – безнадежная попытка удовлетворить транспортные нужды великого города. А под землей уже прокладывали первую очередь метро, и на Смоленской площади над шахтой торчала деревянная вышка.
Катя ждала Сашу на Девичьем поле, у клуба завода «Каучук», скуластая сероглазая степная девчонка в свитере из толстой деревенской шерсти. От нее попахивало вином.
– Выпили с девчатами красного. А тебе праздника нет?
– Какой праздник?
– Какой… Покров.
– А…
– Вот тебе и «а»…
– Куда пойдем?
– Куда… К подруге.
– Что взять?
– Закуска там есть. Купи водки.
По Большому Саввинскому переулку, мимо старых рабочих казарм, откуда слышались пьяные голоса, нестройное пение, звуки гармоники и патефона, потом по узкому проходу между деревянными фабричными заборами они спустились на набережную. Слева – широкие окна фабрик Свердлова и Ливерса, справа – Москва-река, впереди – стены Новодевичьего монастыря и металлические переплеты моста Окружной железной дороги, за ними болота и луга, Кочки и Лужники.
– Ты куда меня ведешь? – спросил Саша.
– Куда-куда… Иди, нищему деревня не крюк.
Он обнял ее за плечи, она попыталась сбросить его руку.
– Потерпишь.
Саша крепче сжал ее плечо.
– Не бунтуй.
Четырехэтажный неоштукатуренный дом стоял на отшибе. Они прошли по длинному коридору, слабо освещенному, с бесчисленными дверьми по сторонам. Перед последней дверью Катя сказала:
– У Маруси друг… Ты ничего не спрашивай.
На диване, лицом к стене, спал мужчина, у окна сидели мальчик и девочка лет по десяти-одиннадцати, они оглянулись на дверь, поздоровались с Катей. У кухонного столика в углу комнаты, рядом с рукомойником, возилась маленькая женщина, много старше Кати, с миловидным добрым лицом. Это и была Маруся.
– А мы заждались, думали, не придете, – сказала она, вытирая руки и снимая фартук, – думали, загуляли где… Вставайте, Василий Петрович, гости пришли.
Мужчина поднялся, худой, хмурый, пригладил редкие волосы, провел ладонью по лицу, сгоняя сон. Воротничок его рубашки примялся, узел галстука был опущен.
– Пироги засохли. – Маруся сняла полотенце с лежавших на столе пирогов из ржаной муки. – Этот с соей, этот с картошкой, а тот с капустой. Тома, подай тарелки.
Девочка поставила на стол тарелки. Катя сняла жакет, достала из буфета ножи и вилки, сразу стала накрывать на стол, знала, где что лежит, видно, бывала тут не раз.
– В комнате убери! – приказала она Марусе.
– Заспались после обеда, – оправдывалась та, снимая со стульев одежду, – и ребята бумагу нарезали, подбери бумагу, Витя.
Ползая по полу, мальчик собрал обрезки бумаги.
Василий Петрович умылся под умывальником, подтянул галстук. Маруся отрезала ребятам по куску от каждого пирога и поставила на окно.
– Ешьте!
Василий Петрович разлил водку.
– С праздником!
– Под столом встретимся! – Катя посмотрела на всех, кроме Саши. Она в первый раз привела его к своим знакомым, пила здесь водку, а с ним пила только красное вино.
– Какого черноглазого себе отхватила! – весело проговорила Маруся, кивая на Сашу.
– Черноглазого и кудрявого, – усмехнулась Катя.
– В молодости волосы вьются, в старости секутся, – объявил Василий Петрович и снова взялся за бутылку. Теперь он не казался Саше хмурым, в его разговорчивости было желание поддержать знакомство. И Маруся глядела на них ласково, понимающе.
Саше было приятно Марусино покровительство, нравился этот дом на окраине, песня и гармошка за стеной.
– Что же вы не едите? – спросила Маруся.
– Ем, спасибо, вкусные пироги.
– Было бы из чего, не такие бы испекла – дрожжей и тех не достанешь. Спасибо, Василий Петрович принес.
Василий Петрович сказал что-то серьезное по поводу дрожжей.
Ребята попросили еще пирога.
Маруся снова отрезала им по куску.
– Думаете, для вас одних наготовлено?! Кончилась ваша гулянка, умывайтесь!
Она собрала их постели и понесла из комнаты, к соседке.
Дети ушли спать. Потом собрался и Василий Петрович. Маруся пошла его провожать. Уходя, сказала Кате:
– Чистую простыню в шкафу возьми.
– Зачем он ей нужен? – спросил Саша, когда за Марусей закрылась дверь.
– Муж бегает от алиментов, ищи его, жить-то надо.
– При детях?
– Голодными лучше сидеть?
– Старый он.
– И она не молодая.
– Что же не женится?
Она исподлобья посмотрела на него:
– А ты на мне чего не женишься?
– Тебе замуж хочется?
– Хочется… Ладно! Давай спать ложиться.
И это было необычно. Каждый раз ему приходилось добиваться ее так, будто они встречаются впервые, а сегодня сама стелет постель, раздевается. Только сказала:
– Свет потуши.
Потом перебирала пальцами его волосы…
– Сильный ты, любят тебя, наверно, девки, только неосторожный, – она наклонилась над ним, заглянула в глаза, – рожу тебе черноглазенького, не боишься?
Рано или поздно это должно было случиться. Ну что ж, сделает аборт, ребенок не нужен ни ему, ни ей.
– Ты беременна?
Она уткнулась головой в его плечо, прижалась к нему, будто искала защиты от несчастий и невзгод своей жизни.
Что он знает о ней? Где она живет? У тетки? В общежитии? Снимает угол? Аборт! Что скажет она дома, какой бюллетень предъявит на работе? А вдруг пропустила сроки? Куда денется с ребенком?
– Если попалась, рожай, поженимся.
Не поднимая головы, она спросила:
– А как малого назовем?
– Решим, времени много.
Она опять засмеялась, отодвинулась от него.
– Не женишься ты, да и не пойду я за тебя. Тебе сколько? Двадцать два? Я и то старше тебя. Ты образованный, а я? Шесть классов… Выйду, только не за тебя.
– За кого же? Интересно.
– Интересно… Парень один, наш, деревенский.
– Где он?
– Где-где… На Урале, приедет и заберет меня.
– Кто он?
– Кто… Механик.
– Ты давно его знаешь?
– Сказала ведь, с одной деревни.
– Что же он до сих пор на тебе не женился?
– Не перебесился, вот и не женился.
– А теперь перебесился?
– Теперь ему уже тридцать. У него, знаешь, какие барыньки были…
– Ты его любишь?
– Ну, люблю…
– А почему со мной встречаешься?
– Почему да почему… Мне тоже жить хочется. Допрашивает, как в милиции, ну тебя!
– Когда же он приезжает?
– Завтра.
– И мы с тобой больше не увидимся?
– На свадьбу позвать?.. Он здоровый, стукнет, и нет тебя.
– Это еще посмотрим.
– Ох, ох…
– Но ведь ты беременна.
– Кто сказал?
– Ты сказала.
– Ничего я тебе не говорила. Сам придумал.
В дверь тихонько постучали. Катя открыла Марусе, снова легла.
– Проводила. – Маруся зажгла свет. – Чай пить будете?
Саша потянулся за брюками.
– Чего вы? – сказала Маруся. – Не беспокойтесь.
– Он стеснительный, – усмехнулась Катя, – стесняется гулять со мной, жениться хочет.
– Жениться недолго, – сказала Маруся, – и развестись недолго.
Саша налил в стакан остатки водки, закусил пирогом. В общем-то он должен быть благодарен Кате за то, что все так благополучно кончилось. Механик этот, наверно, и вправду есть, но не в нем, в сущности, дело. Дело в том, что она опять дразнит его, а он раскис, дурачок. Саша поднялся.
– Ты куда? – спросила Катя.
– Домой.
– Что вы, честное слово, – забеспокоилась Маруся, – спите, утром поедете, а я у соседей переночую, никому не мешаете.
– Надо идти.
Катя смотрела хмуро.
– Дорогу найдешь?
– Не заблужусь.
Она притянула его к себе.
– Останься.
– Пойду. Счастливо тебе.
Хорошая все-таки девчонка! Жаль, конечно. И если она не позвонит, они никогда больше не увидятся: адреса он не знает, не дает она адреса – «Тетка заругает», даже не говорит, на какой фабрике работает – «Будешь возле проходной отсвечивать».
