Стефан Дичев - Путь к Софии
— И город полон солдат.
— Верно, Тийл. Но к тому же город еще полон боеприпасов и провианта.
— Это то, что предназначалось для Плевена?
— А теперь будет для Софии. Мне жаль, Тийл, но, видимо, вы не скоро отправитесь на родину! На этот раз, мне думается, турецкое командование не повторит ошибки с Плевеном. Особенно если учесть, что София имеет одновременно связь и с Константинополем, и с Салониками, и с Нишем.
— Задумано это хорошо, — сказал фон Тийл, — но если Гурко все ж захватит перевал, то я боюсь, господа, что...
— Кто здесь боится? Чего боится? — раздался громкий бесцеремонный голос.
Климент испуганно обернулся. Это был Барнаби, он стоял в дверях, чуть ли не касаясь головой притолоки, широко расставив ноги.
— А, Фреди! Идите сюда, мы здесь решаем важные проблемы!
— Не хочу решать никаких проблем. Мейтлен, это вы! Я вас узнал по бычьему реву. Аликс тоже здесь?
— К вашим услугам, сэр, — произнес знакомый Клименту голос.
— А, вот где вы укрылись. Как всегда, боитесь дам. Послушайте, полковник, пользуйтесь случаем! Не зевайте. Я не думаю, чтобы на позициях вам представились большие возможности!
— Быть по-вашему, — сказал Аликс, медленно поднялся и прошел мимо Климента. — Полагаю, что вы, сэр, уже одержали немало побед?
— Разумеется, — ответил Барнаби. — К сожалению, у меня не было свидетелей. А без свидетелей, сами знаете... А вы, Мейтлен? Пойдемте, господа!..
— Верно, идемте отсюда, — сказал один из немцев, и Климент догадался, что это тот, который жаловался на холод.
Как только все они один за другим стали выходить в освещенный зимний сад, они перестали быть для него голосами. Он увидел военные мундиры обоих англичан, мягкую бородку Пьера Оливье, белокурого приятного фон Тийла и еще троих не знакомых ему, один из которых был в очках. Барнаби повел всех в салон, оборачиваясь к ним на ходу и что-то говоря с самодовольной улыбкой.
Климент остался на веранде один. Он стоял, не думая ни о чем, даже о случайно подслушанной важной новости насчет Софии. Потом вспомнил о ней и представил себе, как важна она для русских. Если бы только можно было им ее сообщить! Но как? Вряд ли еще кто другой сумет пробраться сюда, подобно Дяко.
Он выбил трубку о железные перила и вошел в зимний сад. Там за покрытыми зеленым сукном столами уже сидели несколько человек и играли в карты — их не интересовали ни танцы, ни война.
«А что делает брат? Наверное, опять тянет вино? — подумал Климент. Он был в таком смятении, что даже по-настоящему и не встревожился за Андреа. — Пускай делает что хочет. Как все запуталось. Не знаешь, что хорошо и что плохо».
Он решил все же разыскать Андреа и вошел в большой зал. Увидев брата, он обомлел. Андреа — разгоряченный, развязно веселый — танцевал с сестрой милосердия из английского госпиталя. Он что-то напевал, кивал в такт головой, заражая своей веселостью остальных гостей. Климент возмутился: как может он вести себя так!
Едва дождавшись конца вальса, он направился к брату.
— Доктор! — позвала его миссис Джексон.
Климент подошел к ней, маскируя любезной улыбкой свое волнение.
— Вам весело, сударыня?
— Где вы пропали? — спросила американка. Зрачки у нее были неестественно расширены. — Я ждала, что вы меня пригласите танцевать! — добавила она с притворной улыбкой.
— Искренне сожалею. Если б только я знал!
Климента удивило, что рядом с ней опять был капитан Амир. «Хотя, — подумал он, — чему, собственно, удивляться, от такой особы всего можно ждать». Тут же стоял, как всегда напыжившись, с надменным выражением лица Филипп. Но что-то в его взгляде было необычно. Ревнует. Определенно ревнует.
— Разрешите откланяться, сударыня, — с поклоном сказал Климент.
— Так рано?
— Судьба врача, госпожа Джексон!
— Доброй ночи! — Она помахала ему рукой. Оба ее кавалера молча поклонились.
Андреа в это время присоединился к кружку мадам Леге.
— Любовь — обман! Любви нет, — услышал Климент издалека его голос.
— Как это нет любви? — возмутился граф Тибо.
— Нет, и все! — настаивал Андреа.
— Вполне возможно, что нет, — поддержал его Позитано. — Я — человек женатый — не берусь утверждать.
— А вы женаты, мой друг? — спросила мадам Леге.
— Сохрани господь!
«Да он спятил! Что за глупости болтает! Надо поскорей его отсюда увести», — решил Климент и взял брата сзади за локоть.
— А, это ты! — воскликнул Андреа и подтолкнул его вперед. — Дамы и господа! Мой брат — мой ангел-хранитель!
Последовал взрыв смеха. Компания хорошо знала доктора Будинова, но все были настроены на веселый лад, и любое слово Андреа воспринималось как забавная шутка.
— Тогда я приступаю к своим обязанностям, — заставив себя улыбнуться, сказал Климент. — Нам пора, братец.
— Уходить сейчас? Полно тебе...
— Нет, нет, это исключается! Еще совсем рано! — запротестовали все хором.
— Мы его не отпустим! — приподнявшись с козетки, заявила мадам Леге.
— Мне очень жаль, сударыня, но семейные обстоятельства вынуждают меня...
— О черт!.. Зачем ты... — Андреа чуть было не крикнул, что он лжет, но холодный и властный взгляд светлых глаз Климента заставил его умолкнуть.
— Важная новость, — незаметно шепнул ему Климент по-болгарски.
— Ну, раз так... — пожав плечами, насмешливо произнес Андреа.— До следующего дня рождения мадемуазель Сесиль! До свидания, дамы и господа!
— До свидания, фараон! — многозначительно сказала молочно-белая мисс Гордон, словно напоминая ему о чем-то, известном только им двоим.
— Надеюсь, вы навестите меня на той неделе, мой друг! — благосклонно кивнула ему и мадам Леге. — Доктор, приходите вы тоже, Сесиль будет так рада!
— Непременно, непременно, сударыня!
— До свидания...
«Что произошло? Его пригласили на прием ради меня; теперь меня приглашают в дом ради него. Ну и трансформация!» — думал Климент, направляясь к выходу.
— Что случилось? Что на тебя нашло? — услышал он сердитый голос брата.
— Скажу потом.
— Потом! Ты обращаешься со мной, как с больным.
— Тише. Пойдем попрощаемся с консулом.
Консул был с Недой. Только что веселый и шумный, Андреа внезапно сник. Он уставился невидящим взглядом на Неду, а когда она, прощаясь, протянула ему руку, он резко поклонился ей и кинулся к выходу.
— Что за дикие манеры! — догнав его, сердито сказал Климент. — Ты стоял как истукан. Тебя пригласили в такой дом, а ты...
— Оставь меня в покое! — огрызнулся Андреа.
— Разве они тебя чем-то обидели?
— Кто? Она?
Он усмехнулся, но Климент в это время надевал шинель и не заметил, какой горькой была эта усмешка.
— Ну, что там у тебя? Говори, — сказал Андреа, когда они вышли из консульства.
Климент огляделся по сторонам и, взяв его под руку, стал рассказывать.
Глава 17
Весть о падении Этрополе разнеслась по всему городу на другой же день. Рано утром Андреа примчался с нею на постоялый двор бай Анани, затем рассказал учителям. А в чаршии Коста ходил из лавки в лавку и шепотом, подмигивая, озираясь по сторонам, сообщал эту радостную новость. Пользуясь каждым удобным случаем, упоминал о наступлении русских и Климент, но, как всегда, осторожно, даже осторожнее, чем раньше.
К середине дня весть о наступлении русских обошла все лавки, постоялые дворы, проникла в дома. Толки о сожженных Горублянах и о расправе с крестьянами, заточенными в Черную мечеть, уступили место последней новости. Многие даже усматривали связь между обоими событиями. «Близится... — шептались софийцы. — Началось...» После многомесячного ожидания события развернулись так внезапно, так тревожно-радостно, что многие толковали: «Раз жгут наши села, значит, братушки, правда, приближаются...» — «Приближаются, — качая головами, говорили другие, — только что-то их здесь ждет...»
А около полудня на фронт отправились батальоны подполковника Ахмеда Шюкри-бея и два эскадрона триполитанских кавалеристов в белых бурнусах и с длинными пиками. За ними двигалась батарея крупповских орудий. С воинскими частями отбыл и генерал Бейкер вместе с полковниками Аликсом и Мейтленом и другими штабными офицерами и ординарцами. Отправился с ними и Фред Барнаби. Фред, снова облачившийся в свой наряд из желтой кожи, улыбался провожавшим его дамам и шумно обещал Маргарет немедля по прибытии написать обо всем и «во всех подробностях» — она почему-то отложила на несколько дней свой отъезд на фронт.
Посланные на позиции части были малочисленными по сравнению с теми, которые не раз проходили уже через город, но взбудораженным софийцам становилось все яснее, что война заметно приблизилась и что предстоят испытания, которые, возможно, перевернут жизнь каждого из них.