Александр Юрченко - Фёдор Курицын. Повесть о Дракуле
Теперь из-за этого дотошного немца всё может быть переиначено, и начинай всё сначала.
– Вы посылаете грамоту с печатью, а нужно без печати, – уточнил Делатор.
– Как так без печати? – удивился грек, привыкший к цареградским церемониям, которых, благодаря царевне Софьи, придерживался и его новый государь Иоанн Васильевич.
– А так, – Делатор встряхнул гривой каштановых волос, ниспадавших на плечи. – Король должен сначала прочитать, и если ему любо будет, подвесит свою печать, если не любо, нужно будет грамоту переделать.
Лицо Траханиота ещё больше посерьёзнело.
– Это всё? – поинтересовался он, предчувствуя, что магистр философии и филологии нашёл и другие зацепки.
– Нет, не всё, – Делатор усмехнулся только, почувствовав раздражительность грека. – Надо вписать в грамоту, что условия, которые мы оговорили, будут выполнять и дети государей наших. А также отметить, что ни один из властителей наших, без ведома другого, не может заключать мир с Казимиром.
Делать нечего. Решил Траханиот остановиться в Новгороде Великом у наместника Юрия Захарьевича, а тем временем послать в Москву подьячего Юшко. Путь туда и обратно занимал две недели, и для того, чтобы Делатор не скучал в ожидании гонца, Траханиот показал немцу новгородские храмы.
Подивился Делатор богатому убранству церквей:
– У нас в церквях не так богато, а у протестантов в храмах вообще пусто.
На предложение посетить архиепископа Новгородского Геннадия, попечением которого эти богатства преумножаются, ответил горячим согласием.
На подворье архиепископских палат кипела работа…
Главным делом своей жизни Геннадий считал борьбу с ересью, которая стремительно расходилась по всей Москве и за её околицами не откуда-нибудь, а из его вотчины – Новгорода Великого.
Начал архимандрит с книг, которыми располагали еретики, и к ужасу своему увидел, что читали они библейские книги, сочинения отцов церкви, афинского писателя Менандра, «Логику» неизвестного автора и много-много других не менее умных и важных произведений.
Смущало Геннадия и то, что сподвижники его не имели многого из тех книг. А, уступая еретикам в образованности, считал Владыка, нельзя вести с ними «речей о вере». И ещё заметил архимандрит, что значительная часть этих книг переведена на русский язык задолго до его времени и уже более ста лет имела хождение среди верующих.
И решил Владыка создать единый кодекс, в который бы вошли книги, не имевшие близости или даже намёка о близости к ереси.
Собрал Геннадий лучшие силы своей епархии. Учёного дьякона Герасима Поповку, брата его Дмитрия Герасимова, несколько лет учившегося в Ливонии, и даже католика попа Вениамина – пресвитера обители Святого Доминика, родом славянина, а верою латинянина.
Ходили по Руси Библии многих видов, отличавшихся друг от друга по содержанию. То были переводы греческие, иудейские и латинские. Геннадий задумал переписать Библию заново и сделать в ней исправления, где были бы упразднены все неувязки, недомолвки и искажения, дававшие повод к сомнению, размышлению и инакомыслию. Усадил за неё учёного дьяка Герасима Поповку и пресвитера Вениамина.
Помощники Геннадия, а были они числом более тридцати, переписывали также и «правильные» книги, которыми пользовались еретики, рассылая их по монастырям для повышения образованности иноков. Более всего православный Владыка, как ни странно, ценил латинянина Вениамина. Ему он поручил переводить с латинского те места священного писания, которых не оказалось в славянских переложениях с греческого.
– А, старый знакомый, – обрадовался Владыка Геннадий приходу Траханиоту. – Как там брат твой, Дмитрий, поживает?
Недавно он поручил Дмитрию написать книгу о приближении конца света, до которого оставалось всего ничего, каких-то два, без малого, года.
– С братом всё хорошо. А я с гостем, гером Делатором, – сообщил Траханиот после того, как облобызал протянутую для поцелуя руку архиепископа. – Благослови, Владыка! Еду к немцам подписывать договор о дружбе.
– К немцами, это хорошо, – ответил Геннадий, осеняя грека крестом.
– А как, Гер Делатор, у вас в Германии борются с еретиками?
– Очень просто, Ваше Преосвященство, – улыбнулся Делатор. – Мы бросаем их в огонь. Я хочу подарить вам, Ваше Преосвященство, «Речи посла цесарева» – книгу о том, как гишпанский король очистил землю свою от нечисти всяческой.
– Благодарствую, Гер Делатор. Вельми ценный подарок, – Геннадий протянул немцу руку для поцелуя, но тот только галантно пожал её, мол, вера одна, христианская, но церкви всё же разные.
Полистав книги, разбросанные тут и там по светлице, и отпив несколько глотков крепкого мёда из чаши, гости откланялись.
В то же время в тереме Великого князя государь Иоанн Васильевич и Фёдор Курицын слушали подьячего Юшко. Порешили на следующем. Тотчас отправить гонца, велев послам в пути не задерживаться и обещав выслать подьячего Юшко с новой золотой печатью позже, когда оная будет изготовлена.
Посчитали нужным объясниться, дабы не уронить честь нашу великодержавную. Послам отправили «запись», в которой написали ответы на слова Делатора. Вот суть той «записи»:
«Золотую печать мы подвесили к грамоте только после того, как она была послу прочитана и им одобряема. Грамоту послали с печатью, чтобы наше дело недлинно было. Про детей не писали потому, как и король о них не говорил. Но о них же и писать нечего. Ежели будем находиться между собой в любви, братстве и единачестве, то и дети наши в согласии таком проживать будут. Не след вписывать в грамоту слова о заключении мира с Казимиром без уведомления, так как в ней мы писали «идти нам на Казимира, на короля, и на его детей заодно до скончания живота». И коли писано «до живота», то как одному без другого мириться с ним».
Отправив гонца, Иоанн Васильевич обратил свой ясный взор на дьяка:
– Утомили меня немцы. Ещё ничего с ними не сладили, а уж голова кругом идёт. А ведь у меня и своих дел хватает. Вот смотри, митрополит Зосима письмо Владыки Геннадия передал. Посмотри, что паскудник этот пишет обо мне.
Курицын осторожно взял в руки свиток.
– Вот здесь читай, в конце, – указал пальцем государь.
«А ныне беда и нечисть для государства нашего стали, – читал Курицын. – Пошто церкви старые извечные вынесены за город, да и монастыри старые переставлены? Ведь кто веру к святым Божьим церквам держит, о тех и в писании сказано: «Освяти любящих благолепие Дома твоего и тех прославь Божественною твоею славою». Да ещё сверх того и кости мёртвых из кладбища в Дрогомилово вынесены: кости те повыносили, а плоть людская здесь в земле осталась, а на то место сад посажен. А Моисей писал во втором законе: «Да не насади садов себе, ни древа, подле требника Господа Бога твоего».
– Ну что, Фёдор, прочитал? – лицо государя покраснело от нетерпения.
– Нет ещё.
Курицын углубился в чтение и успел заметить, что речь в письме, кроме прочего, идёт о новгородских и московских еретиках. Поэтому, читая указанное место, он краем глаза усматривал и остальное, прочитав выше сообщение и о себе.
«А та беда сталася, как Курицын из Угорские земли приехал. Да отселе еретики в Москву сбежали. Известно нам, что протопоп Алексей, да Истома, да Сверчок, да поп Денис приходили к Курицыну. И иные еретики. Он то у них печальник, а о государской чести печения не имеет».
– Ну, скоро? – торопил государь.
– Сейчас, сейчас, – Курицын устремил свой взор на важное для Великого князя место.
«Слышал я, что жидовин Даниил, новокрещённый христианин, сказывал некому боярину Вятке: «Когда ехал я из Киева в Москву, многие мне говорили: «Куда ты, собачья душа, собрался? Князь Великий на Москве церкви из града все повыметал вон». Каково бесчестие и нечесть государству великому нашему! А ведь по знанию государя свершили тот грех. Что, плохо было бы, коли б церкви на месте оставили, да окрест них сад насадили? Великий князь с княгинею выходил бы у церквей тех сидеть, Божьею благодатью насыщался. Теперь же грех большой на душу берёт».
– Ладно, хватит, – не выдержал государь и выхватил свиток из рук Курицына.
– Ну, что молвишь? – Иоанн Васильевич побагровел от гнева. – Посмел мне, негодный Геннадий, упрёки ставить. Никогда ноги его в Москве не будет!
– Нескромно пишет, – согласился Курицын. – В чём обвиняет Владыка тебя государь? Сам не разумеет. Ты, отец наш, так Кремль выстроил на гордость державе всей, что иноземцам любо посмотреть.
Иоанн Васильевич пристально посмотрел Курицыну в глаза, но взгляд его был уже более тёплым. Отходил государь от гнева.
