Рэй Брэдбери - Траурный поезд имени Джона Уилкса Бута/Уорнер Бразерс/MGM/NBC
Обзор книги Рэй Брэдбери - Траурный поезд имени Джона Уилкса Бута/Уорнер Бразерс/MGM/NBC
Рэй Брэдбери
Траурный поезд имени Джона Уилкса Бута/Уорнер Бразерс/MGM/NBC
Я как раз устраивался, чтобы хорошенько вздремнуть после обеда, когда в мой кабинет ворвался Марти Фелбер.
— Боже мой! — кричал он. — Вы непременно должны это увидеть!
Я лениво откинулся на спинку кресла.
— Увидеть что? — спросил я.
Казалось, Марти вот-вот начнет рвать на себе волосы.
— Вы что, не слышали? Туда, на станцию, прибыл специальный поезд из Вашингтона. Это настоящий паровоз, черт возьми, с настоящим котлом, который вращает колеса. Мы не видели здесь паровоза пятьдесят лет!
— Но я-то видел паровозы.
— Нет, нет, этот особенный. Весь черный, с траурными лентами.
— С траурными лентами? А ну-ка, черт возьми, выйдем посмотрим.
И мы, черт возьми, вышли.
На станции мы принялись всматриваться в пустынный рельсовый путь. Где-то вдали послышался скорбный плач, а над горизонтом показалось облако розового пара, уносимого прочь под заунывные звуки.
Черный поезд выскользнул из сумеречной пелены холодного моросящего дождя.
— В нем есть пассажиры? — спросил я.
— Слышишь, плачут?
— Господи, да. Отойди.
Черный поезд, словно мрачная туча, плыл, окутанный развевающимся позади шлейфом дождя и призрачного пара.
Из локомотива продолжали вырываться клубы дыма, в то время как паровоз тащил за собой печальную вереницу вагонов, выкрашенных в угольно-черный цвет, украшенных пучками траурных ленточек, развевавшихся вдоль крыш, из-под которых слышался шепот белесого пара, а из окон доносился непрерывный плач.
На стенке одного из вагонов было написано: «MGM».
На другом я прочел: «Уорнер Бразерс».
На третьем и четвертом — «Парамаунт» и «RKJ».
На пятом — «NBC».
Я похолодел с головы до пят. И обмер.
Наконец, мы с Марти двинулись вдоль проходящих мимо вагонов.
Шуршали траурные ленты на крышах, а окна каждого вагона, казалось, были омыты дождем.
Пока мы неслись вдоль поезда, из паровоза снова и снова доносился до нас скорбный плач, и из окон непрестанно слышались печальные стоны.
Наконец мы дошли до последнего, самого мрачного вагона и остановились, завороженно глядя сквозь закапанное дождем большое окно.
Внутри покоился длинный, черный как ночь гроб в окружении белых цветов.
Я стоял, будто сраженный молнией, сердце сжалось, словно стиснутое в неумолимый кулак.
— Боже! — вскричал я. — Ужас! У моей бабушки в большой книге с картинками был точно такой поезд, только без надписей по бокам вроде «MGM» или «Парамаунт».
Дальше я не мог говорить, у меня перехватило дыхание.
— Господи, — изумленно прошептал я. — Гроб в окне. Он там, в гробу. Боже мой, да, это он!
Я закрыл глаза.
— Это траурный поезд Авраама Линкольна!
Откуда-то с другого конца черного как смоль поезда донесся еще один тихий вскрик. Траурные ленты всколыхнулись.
По платформе вприпрыжку бежал какой-то человек, это был мой старый приятель, Элмер Грин, пресс-агент киностудии. Он с размаху налетел на меня и прокричал мне в лицо:
— Эй, ну что, попался на удочку? Я тебе сейчас все покажу. Пойдем.
Но я словно прирос к земле.
— Что-то не так? — спросил Грин.
— Что все это значит?
— Ты не плачешь? — сказал он. — Ну и не надо. Пойдем.
Он снова помчался вдоль черных вагонов, мы с Марти поспешили за ним. Я шел, спотыкаясь, не видя ничего от слез.
Наконец он остановился и сказал:
— Видите вон тот большой красный пульмановский вагон? Который не похож на все остальные? Загляните-ка. Среднее окно.
— Четыре типа в деловых костюмах, в карты играют, курят сигары. А вот этот толстяк, постой-ка, это же…
— Кто?
— Луис Берт Майер, киномагнат из «MGM». Луи-Лев! Что он здесь делает? Он же умер!
— Не совсем, насколько ты видишь. Ладно. Тогда, в тридцатом, Луис со своими подручными сели в этот огромный красный вагон, поезд отправился от студий «MGM» по специальной железной дороге и поехал в Глендейл на предпремьерные показы. Потом они снова забрались в этот супернавороченный игрушечный поезд и покатили назад, приветствуя ликованием благожелательные анонсы и разрывая на мелкие кусочки плохие.
— И что же? — уныло спросил я.
— А то, что, когда все поезда такие, и вдруг кто-то появляется вот на таком, поневоле обратишь внимание. А теперь залезай в вагон и посмотри на Луиса Майера, ожившего христиано-иудейского араба, сидящего, как пойманная бабочка, в этой огромной машине времени.
Почти невидящими глазами я уставился на свои ноги.
— Ну надо же! — произнес Грин. — Помоги-ка мне забросить его в вагон.
Марти подхватил меня под локоть с одной стороны, Грин — с другой, и вместе они рывком закинули меня в поезд.
Мы, спотыкаясь, пошли через наполненные дымом вагоны, в которых множество людей тасовали и перетасовывали карты.
— Боже мой! — воскликнул я. — Неужели это Дэррил Занук, глава компании «Двадцатый век Фокс»? А там Гарри Кон, гроза Гауэр-стрит? Какого черта они затесались в этот кошмар?
— Как я уже сказал, они попались в Сеть для Бабочек, которая поворачивает время вспять. Самый гигантский в истории сачок выудил их из могил, сделав им предложение, от которого они не могли отказаться: участок в шесть футов или билет на Вечный Экспресс имени Джона Уилкса Бута.
— Господи, твоя воля!
— Нет, это все Элмо Уиллс, — прокричал Грин. — На базе студии «MGM» в Лас-Вегасе он соединил несколько компьютеров в совершенно несовместимый агрегат и пришпандорил к нему суперпередвижную бейсбольную перчатку.
Я внимательно вглядывался в наполненный дымом игорный вагон.
— Вот так, значит, нынче попадают на поезд?
— Да, — небрежно ответил Грин.
— Снаружи на каждом вагоне — названия кинокомпаний, — продолжал я. — А внутри — покойные магнаты, живьем.
— Они все вложили деньги в виртуальную Сеть и в Элмо, который говорил: «Величайший паровоз в истории? Поезд, благодаря которому вернулись домой Бобби Кеннеди и Рузвельт? Какой поезд сто лет назад объехал всю страну под всеобщий плач?»
Я почувствовал, как щека моя увлажнилась слезой.
— Похоронный поезд, — тихо ответил я. — Поезд Эйба Линкольна.
— Дай ему сигару.
Поезд дернулся.
— Он что, отправляется?! — закричал я. — Я не желаю, чтобы меня видели среди этой мерзости.
— Останься, — сказал Грин. — Назови свой гонорар.
Я чуть не ударил его по улыбающейся физиономии.
— Будь ты проклят!
— Я уже проклят, — рассмеялся Грин. — Но собираюсь оправдаться.
