Александр Юрченко - Фёдор Курицын. Повесть о Дракуле
– Он уже с постели не вставал. Василий правил Москвой. – Афанасий помедлил и продолжил. – Да, никто и не спрашивал? Церковный собор так велел. Не его одного, пять человек сожгли.
– По закону испанских королей, – прошептал старик. – А дети его, жена?
– Все живы – здоровы. Василий Иоаннович не любит кровь пускать, – гордо сообщил Иван, доселе молчавший, решив, что пора поддержать нить разговора, безропотно отданного старшему брату.
– Да, знаем мы насчёт кровопускания, – усмехнулся отец. – А я то, как в опалу попал, думал, что и вас взяли. Ну, слава Господу, обошлось! Теперь поведайте мне, как живёте?
Дети сбивчиво рассказывали каждый свою историю. Старик слушал не перебивая, и каждое новое известие сопровождал блаженной улыбкой: и верил, и не верил их словам.
– Василий Иоаннович говорит, что похож я на тебя, отец, – рассказывал Афанасий. – Доверяет мне, как когда-то отец его тебе доверял. Посылает с посольствами в Польшу, Литву, Германию, к татарам в Казань.
– А мне достаётся участь быть тенью старшего брата, как когда-то дядя наш, Иван-Волк, был в тени твоей славы. Не привечает меня государь, – посетовал Иван с едва уловимой усмешкой.
– Ничего, настанет и твой черёд, – успокаивал его отец.
Говорили долго. О войне с Литвой, о смерти Елены Иоанновны – сказывают, отравили её поляки на пиру, о Василии Патрикееве – сбылись слова Нила Сорского: стал инок Вассиан – в миру Василий Патрикеев – любимцем Василия Иоанновича, – выше митрополита ставит его Великий князь.
– С наследником заминка вышла, – вставил редкое слово Иван. – Не может жена сына государю подарить.
– Да, с наследниками бывают проблемы, – заметил отец сыну, но как-то вяло и рассеянно. – Долго вы на Соловках пробудете?
– Завтра домой, – ответили в два голоса.
– Что так? Семнадцать лет собирались и на день заехали, – старик горько усмехнулся.
– Ты, отец, не укоряй нас. – Афанасий потупил взор. – Не от нас сие зависит. Ты же знаешь, государи наши нрава строгого, переменчивого. Василий Иоаннович не так давно к нам расположение выявил. Так же легко и опалу наложить может.
– Да, ладно, не серчайте. Я и так доволен. Свечи привезли?
– Привезли, привезли, батюшка. И свечи, и провизию всякую.
– Отвык я от провизии, – вздохнул отец. – Хлеб да вода – пища наша скромна. А вот за свечи спасибо. Библию читать буду. Геннадиевскую мне принесли. Да ошибок в ней не счесть. Бумагу и чернила для меня можно выхлопотать?
– Можно, можно, батюшка. Мы указ государя привезли: снабдить всем необходимым, если живым застанем.
– Слава Богу, застали, – улыбнулся старик.
Стали прощаться. Дети с грустью и жалостью, что не могут изменить судьбу родителя, отец спокойно и даже радостно: счастлив был увидеть наследников своих, о судьбе которых волновался, узнать продолжение жизни, из которой был вычеркнут той же неумолимой судьбой.
Дверь захлопнулась, унося с собой сноп белого света.
– Распятие Христово пришлите! – крикнул старик вслед детям.
– Хорошо! – донеслось не то вместе с музыкой ветра, не то с шумом прибоя.
Курицын лёг на кровать. Он полюбил одиночество.
Мысли его неслись далеко за пределы Белого моря. Теперь картинки воспоминаний, которым он предавался постоянно, приобретали другой смысл. Новый Великий князь вступил на престол, новый Курицын служит ему верой и правдой. Повесть о Дракуле дописала жизнь, повесть о Дракуле продолжается.
…Никто не помнит, когда это произошло. Говорят, когда инок привёз безымянному узнику распятие, тот помолился, закрыл глаза и сказал на прощанье: «Душа бессмертна!»
Как бы в подтверждение сказанному, инок, имя которого тоже забылось, увидел, как над кроватью взвилась едва заметная дымка, и белой чайкой выпорхнула через зарешёченное окно на волю – вольную в бесконечные заоблачные дали.
