Александр Юрченко - Фёдор Курицын. Повесть о Дракуле
Выручил фон Турн: он доказал, что стоянка в порту Стокгольме была недолгой и московиты вообще не спускались на берег.
Но если позиция датской стороны была вполне объяснимой, там вопрос был принципиальный, поведение некоторых немецких князей удивило русских послов. Государь Иоанн Васильевич имел в Великом княжестве Московском неограниченную власть. Никто не смел ему перечить, а если кто и попадал под подозрение в том, что имеет собственное, отличное от Великого князя, мнение, можно было с уверенностью сказать, что служба такого безумца будет тут же вполне окончена, а сама жизнь подвергнется неминуемой опасности. Здесь же, в Германии, как выяснилось, каждый князь, герцог или курфюрст и даже горожанин, может иметь собственное мнение – спорные вопросы решаются в рейхстагах – собраниях всех ветвей власти и депутатов от городских магистратов. Так вот князья знатных родов Любека, города, входившего в мощный торговый Ганзейский союз шестнадцати немецких городов, через который осуществлялась вся торговля с Великим княжеством Московским, посчитали «беседы» русских послов в Копенгагене попыткой переориентировать торговые отношения Московии на Данию. И если бы не помощь фон Турна, вряд ли бы наши послы унесли ноги подобру-поздорову. Потом, конечно, король Максимилиан принёс бы извинения, объяснил бы князьям любекским, что те ошиблись, и ошиблись сильно, но кто сможет вернуть расстроенное здоровье без вины пострадавшим?
А дальнейший путь по немецкой земле показал, что оказия в Любеке – лишь первая ласточка. Чем дальше продвигались послы в глубь страны, тем больше проблем возникало на их пути. Наконец фон Турн узнал, что император Фридрих находится в австрийских землях в замке Хохостервиц. Он нанял проводника, знающего проходы в Альпах, чтобы встретиться с императором. Однако проехать через земли герцогов южной Германии Альбрехта Четвёртого и Георга Богатого послы не смогли. Оба герцога, выходцы из знатного и могучего рода Виттельсбахов, посильнее и побогаче императора были, могли и ослушаться при случае. Что тут говорить: на то, чтобы послам московским неприятности чинить, у каждого своя выгода имелась.
Альбрехт был женат на дочери императора Кунигунде, но особой любви к тестю не испытывал: разругался с ним из-за земель в Швабии, на которые оба виды имели.
Георг же был женат на дочери польского короля Казимира Ядвиге и …ценил тестя-поляка невероятно, да так, что готов был изменить своему императору, противясь союзу Фридриха и Иоанна.
У границы его владений находился имперский город Регенсбург, который платил налоги в казну императору. Здесь только могли и быть послы в безопасности, здесь доктор фон Турн посоветовал им переждать какое-то время, пока немецкие князья не съедутся на рейхстаг в соседний Нюренберг.
Русское посольство прибыло в Регенсбург зимой.
Снежный покров на юге Германии нестойкий. Едва выглянуло солнце, на дороге образовались первые проталины, которые, тут же схваченные лёгким морозцем, превратили наст в ледяной каток – впору вызывать любителей покататься на коньках, коих немало послы видели на севере Германии. В морозные дни, казалось, все жители городов и сёл высыпали на зеркальную гладь замёрзших озёр и рек насладиться невиданной на Руси забавой. Василий Кулешин даже приобрёл на базаре во Франкфурте пару железных лезвий с креплением из прочной пеньковой верёвки, попробовал прокатиться, да где там, только ушиб коленки и спину и решил отложить испытание диковинных железок до лучших времён.
Утром 15 января 6999 года стражники у северных ворот и зеваки на стенах, опоясывавших имперский город, наблюдали следующую картину.
К Регенсбургу подъехала кавалькада из восьми карет. Из первой вышел высокий немец и показал караульному грамоту императора Фридриха. Началась проверка вояжа: не ввозят ли приезжие что-нибудь запрещённое?
Фон Турн сопровождал стражника, по ходу проверки делая нужные пояснения.
В первой карете сидели послы Юрий Траханиот, Василий Кулешин, сотрудник, как бы сейчас сказали, службы безопасности Иван Халепа и подьячий Юшко, присоединившийся к общей компании уже в Ревеле. Как мы помним, через него Иоанн Васильевич передал изготовленную после отъезда посольства новую золотую печать для скрепления договора с Максимилианом. Во второй карете находились слуги и повара. В остальных шести послы везли провизию. Чего там только не было! Три бочки с вяленым лососем, по бочонку с вяленой медвежатиной и олениной, три бочки мёда, четыре бочки с квашеной капустой, вареньем из морошки, черники и голубики, клюква в собственном соку с сахаром, мочёная репа, сухари, квас, медовая бражка, бочонок соли, бочонок с солёными грибами, мешок сушёной тыквы – перечень можно продолжать и дальше, да есть ли смысл. И не скажешь, чтобы у нашей делегации был такой отменный аппетит! Простой опыт показывал, что вояж из Московии в дальние страны занимает от восьми до десяти месяцев – так что запасы припасались на любой случай жизни: неурожайный год, голод, эпидемия чумы, дороговизна европейских рынков питания, не подходящая для русского человека местная кухня.
Поначалу стражник потребовал заплатить таможенный сбор, но его рвение было успокоено фон Турном, незаметно для постороннего глаза опустившим в карман сурового стража один золотой и сообщившим, что таможенный сбор уже взят в Любеке и документы на это имеются.
Постоялый двор, рекомендованный фон Турном, каменное здание в три этажа, назывался «Семь петухов». Немцы любят давать названия гостиницам и харчевням в честь домашних и диких животных. Часто вход в то или иное заведение украшала голова оленя, гуся, медведя или волка. В Баварии наибольшей популярностью пользовалась свинья или кабан, по-немецки «швайн», не самое чистоплотное, по русским понятиям, животное, чуть ли не возведённое в ранг национального символа. Василий Кулешов, ввиду своего первого пребывания в Германии всё увиденное подвергавший анализу, полагал, что любовь эта неслучайна и вызвана особым пристрастием баварцев к свиным колбаскам, продававшимся на каждом углу уличными торговцами.
Нашим послам по самым скромным предположениям предстояло пробыть в «Семи петухах» до весны, поэтому постоялый двор подвергся самому тщательному досмотру.
Здание по своему предназначению разделялось на две части: нижнюю – хозяйственную и верхнюю – жилую; в нижней размещались стойла для лошадей, мастерские, подвалы для хранения продовольствия и вина, в верхней – кухня, столовая и жилые комнаты. Снаружи здание выглядело очень привлекательно. Резные окна в три ряда с выкрашенными в белый цвет рамами, два ряда длинных террас, увитых вечнозелёным плющем, которые Траханиот, на итальянский манер, называл «лоджиями» – всё это приятно радовало глаз.
Между окнами на стенах крепились вырезанные из дерева фигурки святых. «Баловство», – думал рассудительный Кулешин, окидывая пристрастным взглядом хоромы, – «ведь это не церковь».
Хозяин встретил гостей внизу, конторка его, видимо, из любви к животным размещалась рядом с лошадьми, аппетитно уминавшими овсяные колосья.
В цене сошлись быстро. Будущие постояльцы, из боязни быть разбуженными храпом и ржанием лошадок, попросились на третий этаж. По широкой деревянной лестнице поднялись на второй этаж, осмотрели столовую, заказали обед и перешли наверх, расположившись на отдых в просторной гостиной.
Фон Турн, которого послы по-прежнему называли Делатором, но он к этому привык ещё в Москве и весьма спокойно относился к новому имени, сидел у окна в массивном кресле, далеко вытянув тощие ноги в широких ботфортах.
– Скажи, Делатор, почему немецкие князья не слушаются своего императора? – обратился к фон Турну Василий Кулешин. – Наш государь уже давно отрубил бы таким умникам головы.
Немец глубокомысленно помолчал, собираясь с мыслями. Вопрос был деликатный, притом задан чисто по-русски прямо в лоб. При ответе фон Турн собирался применить всё дипломатическое искусство, на какое он только был способен, но, как назло, нужные слова куда-то исчезли и упорно не приходили в голову.
– Наши государства слишком разные, – наконец изрёк фон Турн.
Василия Кулешина ответ явно не удовлетворил, он хотел ещё что-то уточнить или добавить, но увидел многозначительный взгляд старшего товарища Юрия Траханиота и осёкся на полуслове. «Влетит мне сегодня от грека по первое число», – подумал Василий.
Неожиданно в разговор вмешался обычно всегда молчаливый Иван Халепа:
– И какая власть лучше – наша державная или ваша, которая от каждого князька зависит? Ведь у вас и императора князья ставят.
Траханиот с Кулешиным переглянулись. Не иначе как говорящая фамилия у их главного охранника, не вляпаться бы с ним когда-нибудь в дипломатический скандал. Каждый про себя решил: больше Ивана к разговорам с влиятельными лицами не подпускать.
