Кристиан Жак - Под акацией Запада
— Пошли за Амени, — приказал царь Серраманна. — Я буду на террасе.
С высоты дворцовой террасы Рамзес осматривал свою столицу, одним из строителей которой был Моисей. Белые дома с бирюзовыми фасадами дремали под пальмами, гуляющие беседовали в садах у водоемов, высокие стелы, воздвигнутые у пилонов, подтверждали присутствие богов.
Бог Тот попросил Фараона сохранить мир, какие бы жертвы ни пришлось принести. Чувства Рамзеса пребывали в смятении, как найти правильный путь, который избавит от несчастий. Сердца царя достигли слова бога знания, даровавшего ему новую волю; сын Ра, солнца, воплощавшего божественный свет, был также сыном Тота, солнца ночи.
Амени был еще бледнее, чем обычно. В его глазах застыла бесконечная печаль.
— Ты, по крайней мере, скажешь мне правду?
— Аша умер, Твое Величество.
Рамзес не шелохнулся.
— При каких обстоятельствах?
— На его обоз напали. Пастух обнаружил трупы и сообщил ханаанской страже. Они отправились на место происшествия. Один из стражников узнал Аша.
— Его тело было опознано?
— Да, Твое Величество.
— Где он?
— В крепости, вместе с остальными убитыми.
— Никто не выжил?
— Никто.
— Есть ли свидетели?
— Нет.
— Пусть Серраманна отправится на место нападения, соберет улики и привезет останки Аша и его спутников.
Гигант сард и небольшой отряд воинов загнали много лошадей, чтобы добраться до крепости и вернуться обратно. Прибыв в Пи-Рамзес, Серраманна передал тело Аша бальзамировщику, который обмыл его и умастил благовониями.
Рамзес поднял своего друга на руки и положил на ложе в одной из комнат дворца.
Лицо Аша было безмятежно спокойным. Завернутый в белый саван глава египетской дипломатии, казалось, спал.
Перед ним стояли Рамзес, Амени и Сетау.
— Кто его убил? — спросил Сетау, глаза которого покраснели от слез.
— Мы это узнаем, — пообещал Фараон. — Я жду отчет Серраманна.
— Его жилище вечности закончено, — уточнил Амени. — Суд людей был к нему благосклонен, боги его воскресят.
— Мой сын Ка будет руководить обрядом и произнесет древние формулы воскрешения. То, что было соединено здесь, останется таковым в загробном царстве. Верность Аша Египту предохранит его от опасностей потустороннего мира.
— Я уничтожу убийцу собственными руками, — заявил Сетау, — отныне эта мысль не покинет меня.
Перед Фараоном предстал Серраманна.
— Что ты обнаружил?
— Аша ранили стрелой, она застряла под правой лопаткой, но рана была не смертельной. Вот оружие, которым его убили.
Бывший пират протянул Рамзесу кинжал.
— Железо! — воскликнул Амени. — Зловещий подарок императора хеттов! Таково его послание: убийство посла Египта, близкого друга Рамзеса!
Серраманна никогда не видел Амени в такой ярости.
— Значит, мы знаем убийцу, — холодно сказал Сетау. — Хаттусили напрасно укрылся в своей столице, я проникну туда и сброшу его труп с крепостных стен.
— Я бы не стал этого делать, — сказал сард.
— Но я это сделаю!
— Не сомневаюсь в твоем желании отомстить, но убийца — не Хаттусили.
— Разве этот железный кинжал не хеттский?
— Конечно, хеттский, но я обнаружил другую улику.
Серраманна показал сломанное перо:
— Это боевое украшение ливийцев.
— Ливийцы в союзе с хеттами… Невозможно!
— Когда силы зла решают объединиться, нет ничего невозможного, — возразил Амени. — Все ясно: Хаттусили сделал выбор. Как и его предшественники, он только и думает, как уничтожить Египет, и он готов объединиться со злыми духами!
— Есть другое соображение, — вымолвил Серраманна. — Нападавших было человек сорок-пятьдесят, не больше. Это банда грабителей устроила западню, а не армия.
— Это всего лишь твое предположение, — возразил Амени.
— Нет, реальность. Когда мы изучили окрестности, дорогу и следы, которые оставили всадники, не осталось никаких сомнений. Я уверен, что там не было ни одной хеттской колесницы.
— А что это меняет? — спросил Сетау. — Хаттусили отдал приказ отряду убить Аша железным кинжалом! Раз Рамзес отказался жениться на его дочери, он убил одного из его близких друзей, человека мира и диалога. Никто не может изменить дух народа. Хетты навсегда останутся варварами, без слова чести.
— Твое Величество, — серьезно заявил Адоени, — я ненавижу насилие и войну. Но оставить это преступление безнаказанным было бы величайшей несправедливостью. Пока Хеттскую империю не поставят на колени, Египет будет в смертельной опасности. Аша отдал свою жизнь, чтобы мы это поняли.
Рамзес слушал молча, не выказывая ни малейших эмоций:
— Что еще, Серраманна?
— Ничего, Ваше Величество.
— Аша ничего не написал на земле?
— У него на это не было времени. Смерть наступила сразу же.
— Где его вещи?
— Украдены.
— Одежда?
— Бальзамировщик ее снял.
— Принеси ее.
— Но… он, должно быть, ее уничтожил!
— Принеси ее, и быстро.
Серраманна испытал самый большой страх за всю свою жизнь. С чего бы ему интересоваться туникой и плащом, запачканными кровью?
Сард бегом покинул дворец, вскочил на коня и галопом помчался в деревню бальзамировщиков, расположенную за городом. Хозяин бальзамировщиков сам подготовил тело Аша к последней земной встрече с Фараоном.
— Где одежда Аша? — потребовал сард.
— У меня ее нет, — ответил бальзамировщик.
— Что ты с ней сделал?
— Ну… как обычно, отдал стиральщику из северного предместья.
— Где он живет?
— В последнем доме на кривой улице, что у берега канала.
Гигант сард помчался обратно. Он заставлял лошадь преодолевать преграды, пересек сады, стремительно проехал по переулкам с риском раздавить прохожих и, не снижая темпа, повернул в кривую улочку.
У последнего дома он остановил взмыленную лошадь и постучал в окно:
— Стиральщик!
Открыла женщина:
— Он работает на канале.
Спрыгнув с коня, Серраманна побежал к каналу, предназначенному для стирки одежды и грязного белья. Он схватил за волосы мужчину, уже намыливавшего тунику Аша.
На плаще следы крови. На тунике тоже, но с заметной разницей: неуверенным пальцем Аша начертил знак.
— Это иероглиф, — заявил Рамзес, — но как его прочесть, Амени?
— Две протянутых руки, ладони повернуты к земле… Знак отрицания.
— «Нет»… Я читаю так же, как и ты.
— Начало имени или слова… Что хотел этим сказать Аша?
Сетау, Амени и Серраманна были в недоумении. Рамзес думал.
— Перед смертью у Аша было всего несколько секунд, и он смог начертить только один иероглиф. Он предвидел наши выводы о том, что виновником этого, мерзкого покушения может быть только Хаттусили, и я незамедлительно объявлю ему войну. Тогда Аша произнес свое последнее слово, чтобы предотвратить трагедию: «Нет». Нет, настоящий виновник не Хаттусили.
Глава 19
Похороны главы египетской дипломатии были грандиозными. Одетый в шкуру пантеры Ка провел обряд открытия глаз, ушей и рта на саркофаге из золотистой акации, где покоилась мумия Аша.
Когда в некрополе наступила тишина, царь остался один в часовне, открытой снаружи. Он первым выполнил обряд жреца, положив на жертвенник лотос, ирисы, свежий хлеб и чашу вина, чтобы приобщиться к ка своего покойного друга. Отныне каждый день жрец будет приносить подношения и содержать в порядке погребальную обитель Аша.
Моисей ушел за своей мечтой, Аша — в потусторонний мир, круг друзей сужался. Иногда Рамзес сожалел о своем слишком долгом царствовании, усеянном тенями. Как и Сети, Туйя и Нефертари, Аша был незаменимым. Он понимал Рамзеса с полуслова, мог предугадать его желания, верно оценить его намерения, дать дельный совет.
Нефертари и Аша стояли у истоков мирного договора, без их решимости и мужества хетты не согласились бы отказаться от войны. Тот, кто убил Аша, не знал, что значат нерушимые узы дружбы. В последние минуты жизни Аша думал о друге, своей смертью победив ложь и предательство.
Люди переживают горе по-разному: одни пытаются утопить его в вине, другие, чтобы заглушить страдания, предаются счастливым воспоминаниям. Фараон не имел права ни на то, ни на другое.
Видеть Рамзеса Великого в одиночестве, даже если ты его сын и главнокомандующий его армией, было непереносимо. Меренптах пытался сохранить самообладание, зная, что отец, подобно Тоту, взвешивающему человеческие деяния, осудит его за слабость.
— Отец, я хотел сказать тебе…
— Не нужно, Меренптах, Аша был моим другом, а не твоим. Соболезнования не смягчат моего горя. Важен только непреходящий характер ка за пределами физической смерти. Моя армия готова сражаться?
— Да, Ваше Величество.
