"Избранные историко-биографические романы". Компиляция. Книги 1-10 (СИ) - Джордж Маргарет

– Да, мне нравится быть Августой, – сказала мать, словно прочитав мои мысли, и это не прибавило мне уверенности в себе. – Говорят, имущество и репутация ничего не стоят, но, поверь, так говорят только те, кто не имеет ни того ни другого.

– Полностью согласен. Моя постель сейчас гораздо удобнее, чем та, на которой я спал на вилле тети Лепиды.

Вот только там я спал спокойнее.

Улыбка оживила лицо матери. Ее глаза сияли.

О боги, мы даже думали одинаково. Но это и немудрено, между нами всегда была особая связь, нам и слов не надо – мы с тобой как одно целое.

Тогда почему ты внушаешь мне страх? Или я сам себя боюсь? И почему мне снятся эти постыдные сны? Они и днем преследуют меня, причем такие реалистичные, что я ощущаю тепло твоей кожи на своих ладонях. Нет, мы с тобой разные, мы с тобой – два абсолютно разных человека.

Мать подошла ближе и протянула мне кубок со свежевыжатым виноградным соком. И конечно, этот кубок был из чистого золота.

– Хочу поговорить о твоей тете Лепиде, – сказала она.

Я почувствовал невероятное облегчение. Не о Британнике. Не о Клавдии. И не об Октавии.

– И что Лепида?

– Я затеваю суд и хочу, чтобы ты дал против нее показания.

– Суд? Для чего тебе это?

Мать отвернулась – грациозно, как только она умела, – и глянула на меня через плечо:

– Лепида опасна. Она плетет заговоры против меня и против Клавдия. Она не простит ему смерти дочери и мужа. Ее надо остановить.

Я уже давно пытался понять, почему тетя не обратила свой гнев на Клавдия, притом что Мессалина заслуживала своей участи. В глазах матери дочь всегда невинна. Мне стало смешно от того, как яростно мать изображала из себя защитницу Клавдия. Возможно, убийство Клавдия было для нее чем-то вроде привилегии, и она не собиралась никому ее уступать.

– И как ты об этом узнала? – спросил я.

– От меня ничего не ускользнет. – Мать многозначительно на меня посмотрела. – В детали можешь не вдаваться, но тебя, вероятно, вызовут в качестве свидетеля.

– И в чем же ее обвинят?

Я бы не смог солгать. Не смог бы! Да и какой из меня свидетель, если я покинул ее дом более десяти лет назад?

– В колдовстве.

В преступлении, караемом смертной казнью.

– Я знаю, ты был свидетелем колдовства, когда жил у нее на вилле.

У меня даже тошнота подкатила к горлу от этого воспоминания… Маг вселяет в меня сны, которые должны передаться Клавдию и послужить спасению Силана.

– Маг у нас есть, он дал признательные показания, тебе остается лишь подтвердить то, чему ты был свидетелем.

Но все, чему я тогда был свидетелем, казалось вполне невинным. Лепида просто хотела спасти своего достойного и честного супруга, который отказал похотливой Мессалине, за что та и решила с ним поквитаться.

– Даже если все правда, это не значит, что она сейчас плетет против кого-то заговоры.

– Меня не волнует, правда это или нет. Для меня главное то, что можно выдать за правду. Она практиковала магию – этого достаточно.

– Ты чудовище. – Ну вот, наконец я сказал это вслух. – Я этого не сделаю.

– Еще как сделаешь! – Мать посмотрела на меня с прищуром. – А если нет, я тебя уничтожу.

– И это, Августа, ударит по тебе гораздо сильнее, чем по мне. Подумай, все годы, что ты мне посвятила, будут потрачены зря. Все стрелы пролетят мимо цели.

– Поверь, в моем колчане хватает стрел. И неужели ты думаешь, что ты такой один на свете?

– Я не думаю, а знаю – я твой единственный сын.

– По крови… но закон – это не кровное родство. Давай не будем играть словами и препираться. Ты дашь показания против Лепиды и не скажешь ничего, кроме правды. Почему ты упрямишься?

– Она была добра ко мне, и у меня нет никакого желания причинять ей страдания.

– Значит, ты выбираешь сторону той, кто плетет против меня заговор.

– Пока что ты не представила ни единого доказательства того, что она злоумышляет против тебя. У меня есть только твои слова, а этого мало.

– Я не должна представлять тебе никаких доказательств. Ты не судья, ты всего лишь свидетель. – После этих слов мать решила перейти на лесть. – Ну же, будь благоразумен. Мы должны уничтожить всех наших врагов. Что сказал Август в свое оправдание после убийства сына Цезаря от Клеопатры? «Нет в многоцезарстве блага…»

– Не стал бы сравнивать эти две ситуации.

– Боги, какой же ты упрямый, лишь бы со мной поспорить!

– Уверен, тебе это в новинку, ведь никто не осмелился бы тебе перечить.

– Если мой сын отстаивает свое мнение, я готова ему аплодировать. Это… это значит, когда станешь править, никто не сможет на тебя повлиять, ты сам будешь принимать решения.

Так она поставила точку в нашем разговоре. Я должен дать показания. Мать, как приманку, продемонстрировала мне то, что, как мы оба знали, и являлось нашей конечной целью.

И все же мне было мучительно давать показания. После я вернулся в свою комнату и заплакал. Лепиду быстро нашли и казнили. В день ее смерти я отказался от еды и молил о прощении.

После казни Лепиды очень долго ничего не происходило – или мне так казалось, потому что тогда время для меня протекало весьма странно: то как во сне, то как в бреду. Но постепенно все мои тревоги улеглись. Возможно, они были следствием разговора с матерью и ее угроз уничтожить меня, своего единственного сына.

Наступила осень. Перемена погоды неким образом подтолкнула меня к мысли о том, что того разговора в знойный летний день не было в реальности. Так одно время года словно отменяет все то, что происходило в предыдущее. А может, я на самом деле верил в магию – в то, что прохладный воздух развеет прошлое.

А потом наступил день, когда я увидел ее. Она быстро вышла из покоев Августы, голова ее была покрыта шалью, но лицо можно было разглядеть. Локуста. И я понял – понял, какой инструмент выбрала мать для достижения своей цели.

XXIX

Локуста

Я увидела его и остолбенела. Он смотрел на меня. Агриппина уверяла, что он никогда не заходит в эту часть дворца, и вот он стоит на пути.

В последний раз я видела его семь лет назад, но где бы мы ни встретились, я бы его узнала. У него были запоминающиеся серо-голубые глаза; казалось, он способен видеть людей насквозь. Теперь он – высокий, широкоплечий, с сильными ногами – был далеко не тот робкий мальчик; еще немного, и можно будет назвать его мужчиной.

Деваться мне было некуда, и я заговорила первой:

– Полагаю, ты принц Нерон.

Я улыбнулась, понадеявшись, что он меня не узнает.

– Верно. А ты, полагаю, отравительница Локуста.

У него был холодный и глубокий голос взрослого человека. Мне конец. Агриппина просчиталась. В голове мелькнула идея притвориться кем-нибудь, но он был слишком умен для таких приемов. С умными людьми следует обращаться с должным уважением.

– Да, – признала я, – но за свое ремесло я уже поплатилась – несколько лет провела в тюрьме.

– И как оттуда вышла? – настороженно спросил он.

– Твоя мать за мной послала.

– Ну конечно. Давай найдем место для беседы. – Он кивнул в сторону апартаментов Августы. – Подальше отсюда.

Меня это устраивало, ведь если бы Агриппина нас увидела, то обвинила бы в провале меня, свою ошибку точно бы не признала.

Он провел меня в глубину садов, где никто, кроме нас, не прогуливался, только два или три садовника стригли кусты и обрывали высохшие листья. Мы выбрали скамью подальше от них, да и шум воды в фонтане неподалеку приглушал наши голоса.

– Ты убила моего приемного отца.

Его голос. Я надеялась, что ни один человек не заговорит со мной голосом суровым и безжалостным, как у богов.

– Ты притворялась, будто заботишься обо мне, а сама тем временем отнимала его у меня.

– Это работа. У меня не было выбора.

– Ты могла отказаться.

– В моем деле отказываться нельзя.

– И теперь ты здесь, чтобы снова кого-то у меня отнять. Кого?