Странник века - Неуман Андрес Андрес

После нескольких дней жара, кашля и тошноты шарманщик согласился показаться врачу. Имей в виду, кхэ-кхэ, пояснил он, я делаю это только ради того, чтобы вы с Францем не волновались. По такому случаю Ханс вымыл старика. Его мышцы повисли, как тряпки.

Доктор Мюллер прибыл в экипаже. Ханс поджидал его в конце дороги, у моста. Доктор шустро спрыгнул на землю и направился к Хансу подскакивающей походкой, словно был стреножен. Мы с вами где-то встречались? спросил он. Не думаю, ответил Ханс, хотя как знать? Странно, сказал доктор, но ваше лицо мне знакомо. Скажу не ради хвастовства: я никогда не забываю лиц. А я как раз наоборот, ответил Ханс, указывая доктору путь через сосновую рощу, постоянно путаю лица.

Они вошли в пещеру. Не выразив ни малейшего удивления, доктор прямиком направился к тюфяку шарманщика. С интересом оглядел больного, несколько раз кивнул, повесил себе на шею роскошный стетоскоп (французский, пояснил он), выслушал больного и объявил: У этого достопочтенного старика пемфигус. Что, простите? с тревогой переспросил Ханс. Пемфигус, ответил Мюллер, не такая уж редкая болезнь. Доктор, а можно другими словами? настаивал Ханс. Волдыри, объяснил доктор, волдыри на коже, в нашем случае преимущественно на руках. Вероятно, этот человек работал руками, по крайней мере, такое создается впечатление. Все правильно, подтвердил Ханс, но как это связано с его состоянием? С температурой и кашлем? уточнил Мюллер, о! почти никак. Скорее даже никак. Но едва я его увидел, диагноз сразу стал мне ясен. Вне всяких сомнений. Это пемфигус. А остальное, доктор? начал терять терпение Ханс. Мюллер пустился в рассуждения о нервных расстройствах, тревогах, недолеченных простудах, возрасте и больных костях. Короче говоря, заключил доктор Мюллер, это не опасно. А могло бы быть, как вы понимаете.

После более тщательного осмотра доктор Мюллер прописал больному слабительное из алоэ каждые восемь часов. Полдюжины грудных мазей — по одной на определенный день недели с передышкой в воскресенье. Клизмы с горькой горчицей и куриным жиром, чтобы легче было ставить. Припарки после обеда. Горчичники после ужина. Померанский уксус при каждом приеме пищи. Компрессы из пажитника для улучшения пищеварения. Пять граммов измельченной мелиссы от тошноты. Десять граммов прокипяченной и тщательно процеженной конской мяты при кашле средней тяжести. Четыре чашечки ягод можжевельника при первых симптомах конвульсивного кашля и еще четыре чашечки настоя арники и папоротника в качестве отхаркивающего средства после того, как спадет жар. Корень мандрагоры с вымоченными зернышками перца от приступов слабости. При сильной слабости корень змеевика в произвольных дозах. При острой боли и жгучей жажде коктейль из отваренной в молоке сирени и водки. В качестве крайнего средства, если состояние не улучшится, энергичное втирание листьев чистотела в лобную и височную части головы.

Не слишком ли много, доктор? встревожился Ханс, делая пометки. Скажите, обиделся доктор Мюллер, вам знаком метод Рейля? а экспериментальная анатомия Каруса? а животные флюиды Месмера? отлично, в таком случае будьте любезны, доверьтесь науке. Я стараюсь, вздохнул Ханс, что-нибудь еще? Нет, полагаю, что нет, задумался Мюллер, ах да! посвятите больному несколько молитв: труда это не составит, а вреда не причинит. Насчет этого ничего обещать не могу. Понимаю, улыбнулся доктор, не беспокойтесь, я сам не слишком религиозен. Но дело в том, что иной раз пациентам идут больше впрок молитвы, чем лекарства.

Старик, казалось, безмятежно спал. Доктор Мюллер сложил французский стетоскоп и одним прыжком вскочил на ноги. Франц два раза тявкнул. Ну, сказал Мюллер, с опаской обходя Франца, миссия исполнена, не так ли? короче, я пошел, то бишь… Сколько? спросил Ханс. Для вас, ответил доктор, пять флоринов. Шарманщик приоткрыл стеклянный глаз и неожиданно встрял в беседу: Ханс! кхэ! не больше трех талеров, слышишь?

В последнее время, выходя на улицу, Софи замечала, что на нее смотрят. Приглядываются к ее движениям. Соотносят увиденное с услышанным. Например, прикидывают размер ее талии. Настойчиво изучают одежду, живот, словно бы невзначай оглядывают в профиль. Сначала она не была в этом уверена. Ей трудно было отделить чужие сплетни от своих страхов, чужое осуждение от собственной предвзятости, и она старалась убедить себя в том, что ошибается. До тех пор, пока однажды некая весьма шапочно знакомая ей дама не поздоровалась с ней довольно странно, пожелав доброго дня, она слегка прищурила накрашенные, цепкие глаза и сказала: Дорогая, я нахожу вас, как бы это сказать, еще более цветущей, чем всегда, как будто бы даже раздобревшей, но, конечно, вы сами знаете, что женские фасоны нынче таковы…

Вернувшись домой, встревоженная Софи побежала взвешиваться. И обнаружила, что не только не располнела, но похудела с лета на два килограмма.

Однажды после обеда Эльза и Софи вышли из дому под предлогом покупки последних мелочей для приданого. На углу улицы Старого Котелка им встретилась госпожа Питцин. Она держалась дружелюбно, но с лица ее не сходила тревожная, смущавшая Софи гримаса. Прежде чем проститься, госпожа Питцин согнула указательный палец в шелковый крючок, предлагая Софи наклониться поближе. Эльза отошла на два шага в сторону и занялась созерцанием проезжавших мимо экипажей.

Молю вас только об одном, шептала госпожа Питцин, не допустите, чтобы неразумное увлечение повергло в прах ваше столь многообещающее, привилегированное будущее. И прошу вас, не смотрите на меня так, ведь я вам друг и говорю с вами как друг, и это мой совет: не позволяйте чувствам себя увлечь. Милостивейшая государыня, ледяным тоном ответила Софи, подобные речи уместны были бы в устах вашего исповедника. Не будьте ко мне несправедливы! непривычно твердо сказала госпожа Питцин, давайте хоть раз в жизни поговорим откровенно, хоть это и непросто в нашем распроклятом городе. Да, распроклятом, и мне доподлинно известно, что вы о нем того же мнения. Сама-то я отлично вас понимаю, дорогая, такая девушка, как вы! да с вашим характером! как вас не понять? Но я говорю не о грехе, я говорю о времени: страсти нас губят! и знаете почему? потому что мы отдаем им все, что имеем, все, что копили в себе полжизни, в обмен всего лишь на мимолетное вознаграждение. Но ведь после этой страсти нужно как-то жить дальше, прислушайтесь к моим словам, нужно жить дальше, что бы там ни было! А в финале у каждого остается только то, чем он когда-то пренебрегал: семья, друзья, соседи. Больше ничего долговечного не существует. И не забывайте, Софи, молодость проходит быстро. Все мы, безусловно, это знаем, но стараемся об этом не думать, спохватываясь, когда уже поздно. Пока ты молод и весел, не хочется верить, что вся твоя веселость всего лишь атрибут молодости, а вовсе не тех неразумных решений, которые ты принимаешь. Но в один прекрасный день, Софи, вы поймете, поверьте мне! что молодость ушла. Безвозвратно. И все, с чем вы в тот день окажетесь, только это и останется у вас до смертного часа. Что ж, не смею больше вас задерживать, дорогая. Всего вам доброго.

Лежа рядом с Хансом, хмурая, с торчащим над краем одеяла соском, Софи прервала молчание. Знаешь? сказала она, по дороге сюда я встретила госпожу Питцин, и она наговорила мне много страшного. Эта несчастная женщина, ответил Ханс, любит совать нос в чужие дела, тебе не следовало бы ее слушать. Да ведь почти никого не следует слушать, возразила Софи, а это не так-то просто. Невозможно делать вид, будто, кроме нас, никого больше нет. К тому же, я думаю, госпожа Питцин не хотела ничего плохого, я чувствовала, что она хочет мне помочь. Пусть ошибаясь, но она хотела мне помочь. Ясное дело! вздохнул он, здесь все хотят тебе помочь устроить твою собственную жизнь! в особенности Вильдерхаусы со своим сыночком во главе!

Живот Софи, на котором одним ухом лежал Ханс, мгновенно напрягся. Он услышал ее слова: Как ты смеешь критиковать человека, который все еще любит меня, несмотря на все сплетни? Ты всегда говоришь о своем отъезде, но рассуждаешь о вандернбуржцах так, словно они в чем-то тебе конкуренты. Так как же все-таки? ты здесь или не здесь? Я не критикую Руди, возразил Ханс, я волнуюсь за тебя. Ты отлично знаешь, что замужество не то, что нужно таким женщинам, как ты. А ты-то откуда знаешь? разозлилась она, или тоже собираешься рассказывать мне, как я должна поступать? кто тебе сказал, что именно мне нужно? Ты! выкрикнул он, ты мне сказала! здесь, в этих четырех стенах, тысячью различных способов! Ханс, вздохнула она, ради тебя я дошла до того, что отложила свадьбу. Не говори со мной так, будто я не понимаю своих чувств. Отложила ради меня? возмутился он, или все же ради себя, ради собственного счастья?