Странник века - Неуман Андрес Андрес

Софи не ответила. Наступила пауза. Вдруг Ханс услышал свои слова: Поедем в Дессау. Что? Софи резко села. То, что слышишь, поедем, повторил он, я тебя прошу. Но, дорогой, возразила Софи, я не могу просто так взять и уехать. Иными словами, сказал он, я для тебя причина недостаточная. Не понимаю, почему ты так требовательна к своему любовнику и так не требовательна к будущему мужу. Это разные вещи, ответила она. Я ничего не жду от Руди, а от тебя жду, понимаешь? Прошу тебя, Ханс, я прошу тебя, останься. Мне тоскливо от одной мысли, что я не знаю, будешь ли ты здесь завтра. На самом деле, пробормотал он, тебе тоскливо потому, что ты не можешь решиться. А ты-то? выкрикнула Софи, ты-то сам что? ты такой свободный или все-таки такой трусливый? кому ты читаешь нотации? Побыл бы ты женщиной хоть минуту, хоть одну минуту, и тогда бы ты узнал, глупец! насколько другой представилась бы тебе смелость!

На торопливо исписанном, не лиловом, а бежевом, листке Ханс прочитал:

Назавтра в полдень Ханс читал короткую лиловую записку, источавшую неуловимый аромат:

Софи кусала воздух, оседлав его и стиснув коленями. Она не столько предавалась любви, сколько выколачивала из него душу. Каждый раз, когда ее бедро соприкасалось с его животом, она отталкивалась и поднималась еще выше, чтобы опуститься вниз еще резче. Ошеломленный, но растроганный этим ураганом, Ханс с трудом успевал реагировать на бешеный поток, увлекавший его за пределы их тел, куда-то прочь, куда-то внутрь себя самого.

Невнятно бубнила печь, потрескивали искры. Некоторое время Ханс смотрел в одну точку. Софи лежала неподвижно, полностью вобрав его в себя. Ханс оторвал глаза от огня, повернул голову и теперь смотрел на нее. Любовь моя, что-то не так? спросил он. Все хорошо, сказала она, просто не знаю, что это было: оргазм или предчувствие.

На этот раз Эльза разделась полностью. Альваро нет. Сейчас он застегивал ремень и заправлял рубашку в брюки. Эльза торопливо заканчивала одеваться и причесываться. Альваро одолела тяжелая сонливость: трудно было не только шевелиться, но даже говорить. Эльза же, наоборот, выглядела весьма оживленной, словно собираясь что-то сказать. Альваро смущал ее бодрый вид, заставлял усомниться в том, что она осталась им довольна. К тому же он знал: в такие минуты Эльза всегда особенно настойчива в определенных вопросах, а сам он особенно податлив.

Послушай, начала она, попробую выложить все и без обиняков (Альваро вздохнул и сел на диван, давая понять, что готов слушать), ты мне говорил, и я тебе верю, что, прежде чем завести свое дело, ты всегда был на стороне трудяг (и прежде, поправил он ее, и теперь), да, но теперь у тебя есть деньги (изменились мои финансовые возможности, но не взгляды), хорошо, пусть так, говорить ты умеешь лучше меня, но послушай. Мне вот что кажется: как бы ты меня ни разуверял в этом, а все ж тебе неловко, когда нас видят вместе (ну что ты городишь?), что слышишь, мой дорогой, что слышишь. Здесь, в твоем загородном доме, мы, может быть, кажемся равными, но на улице я то, что я есть, и ты не перестаешь быть тем, что ты есть (извини, но твои слова меня обижают. Если ты до сих пор этого не поняла, то меня угнетает мое вдовство, а вовсе не наше социальное различие. Я вдовец, вот кто я на самом деле! неужели так трудно это понять?), ах, Альваро, конечно не трудно, просто я думаю, что настоящее не может оскорбить прошлое, не пора ли оставить прошлое в прошлом? я говорю не о ней, а о ее смерти! (мне нужно больше времени, Эльза), время-то у нас есть, родной мой, целая вечность, но! (знаю, знаю), вот, например: когда ты возьмешь меня с собой в Англию (скоро, скоро), нет, правда скоро? (ты же знаешь, солнышко, что скоро), откуда мне знать? (do you speak English well enough, красавица?), все, что ты сказал после «English», я не поняла, но я научусь (nobody would deny it, dear), вот именно, никто… и все, что ты там дальше… так когда же я увижу Англию? (скоро, скоро…).

Словно я два раза эмигрировал, объяснял Альваро, глядя сквозь стекло кувшина, первый раз, когда сюда приехал, второй, когда здесь остался. Такое у меня ощущение! ничего не поделаешь, Ханс. Prost! И salud! [161]

Недавно Альваро узнал, что городские власти Вандернбурга настойчиво направляют господину Гелдингу и его компаньонам рекомендацию сменить оптово-закупочную компанию. Рекомендацию, которую, по крайней мере до сей поры, господин Гелдинг игнорировал. Не из лояльности к компании Альваро, а потому, что финансовые показатели были совсем недурны и сохранение установившейся коммерческой структуры представлялось ему в высшей степени разумным. Судя по всему, в городском совете все чаще звучали голоса, с разной степенью бесцеремонности пытавшиеся вмешаться в работу фабрики. Наиболее ретивые его члены квалифицировали свою инициативу как «стратегию противодействия идеологической несовместимости». Глава городского совета Ратцтринкер именовал этот процесс «восстановлением сердечных отношений в предпринимательстве». А господин Гелдинг предпочитал называть «попавшей мальчикам под хвост вожжой».