Андраш Рона-Тас - Монголия. Следами номадов
Джалсрай объяснил мне, как нужно носить нож, каким способом я могу его себе заткнуть с правой стороны за пояс, а также поучал меня, чтобы при входе в какую-нибудь юрту не забыл вынуть нож из-за пояса и скинуть его на цепочку в знак, что ты пришёл с мирными намерениями. Он специально остерегал меня, чтобы при еде не направил я случайно конца ножа в сторону другой особы или хозяина, так как это было бы признано за враждебный поступок.
Затем выпили мы ещё за здоровье. Шляпа снова находилась на голове Джалсрая.
Дорога в гостиницу проходила рядом со строящимся домом. Я заметил очень интересные способы строительной техники. Большинство домов в Хатгале – это просто дома из деревянного бруса. Щели между ними заполнены мхом, а на углах брусья связывались в «замок». Некоторые дома снаружи были оштукатурены. Стены их также из бруса, который покрывают затем слоем планок, становящихся основой для штукатурки.
Однажды утром отправились мы на прогулку в окрестность озера, чтобы навестить дархатов, урянхайцев и бурят. Дорога наша проходила сначала через селение, тянущееся по другой стороне реки. Там запаслись бензином. К нам присоединилось несколько жителей посёлка, после чего поехали мы в леса.
Район больших лесов здесь только начинается. Местами ещё видны большие поляны и перелески, но по мере удаления на север лес становится всё гуще. Под стройными деревьями растительный покров леса не является ещё, по правде говоря, сильно развитым, но окрестность представляется нам дремучим лесом. Множество вывороченных, перекрещённых деревьев, а также поломанных пней затрудняли проезд. Растущие вдоль дороги на маленьких полянах цветы встречали уже весну.
Грунт местами был очень болотистый, вязкий. Машина пробивалась вперёд, преодолевая скачками препятствия. Мы находимся ещё довольно далеко от озера. После часа езды выбираемся из лесу, и тогда останавливаемся над озером Хубсугул. Оно ещё полностью замёрзшее, несмотря на то, что календарь уже показывает 21 июня. Проводники информируют нас, что судоходство на озере начинается 25 июня, но таким способом, что перед пароходом идёт впереди ледокол. В этом году потепление наступит, вероятно, позднее. Нужно заметить, что судоходство на озере происходит обычно без перебоев до первых дней декабря.
Берег озера представляет вид довольно пустынный. Береговой лес отступает немного от воды. Только несколько отдельных деревьев стоит на берегу, некоторые из них угнетённые, поломанные. С трудом ехали мы по выбоистому неровному рельефу. Около самого берега лёд стаял уже на ширину полуметрового пояса, измельчаясь на мелкие блестящие обломки, но дальше только трещины означали, что вскоре вода освободится от неприятных оков. Грунт так затруднял проезд, что нельзя уже было ехать машиной, вынуждены были идти пешком. На склоне небольшого взгорья мы заметили юрту и пошли к ней. В юрте жил халхас с женой-буряткой. Внутри юрты играл четырёхлетний мальчик, на волосах которого, заплетённых в косичку, блестело красивое серебряное украшение. Он был единственным ребёнком в семье. Волосы сзади у него были заплетены в две косы, а спереди – коротко острижены. Женщина едва помнила уже бурятские обычаи, когда попала к халхасам, будучи ещё маленькой девочкой. Семья пасла скот на берегу озера, но не пренебрегали также охотой, о чём свидетельствовало несколько шкур диких зверей, вывешенных для сушки. Рядом с юртой стояли сани. Зимой легче передвигаться в этой стороне на санях. Однако они не являются оснащением монгольским. Монголы переняли сани от бурят, а те – от своих соседей русских.
Над озером провели мы полдня, а затем возвратились в Хатгал. Пополудни осмотрели мы ближайшую усадьбу. Здесь удалось мне познакомиться с одной семьёй, в которой мужчина был дархатом, а женщина – урянхайкой. Меня очень интересовало, как складывается жизнь такой семьи, так как известно, что у племён пастушеских нет обычая заключения брака в одном племени. Часто берут себе жену у далёких, чужих народов, либо насильно, либо добровольно. Поэтому в разных племенах номадов была по этим соображениям мешанина. Уже издавна приходили турчанки в юрты монголов, а монголы к тюркам. Этому содействовала завоевательная кампания. Такого рода связи имели, конечно, всегда значения культурные, языковые, способствовали познанию новых предметов и новых названий. Нельзя себе вообразить культуры или языка какого-нибудь современного племени Центральной Азии, как развитого без чужих влияний. Наоборот, в результате подвижности кочевой жизни, связи эти были во много раз большие, чем у народов, ведущих оседлый образ жизни.
Не без значения является факт, что женщины в каждом сообществе сохранили формы культуры и языка группы, из которой происходили. Является это понятным, если примем во внимание, что после выхода замуж не отдалялись они от своего нового очага домашнего, не принимали участия в больших охотах и в походах военных, не устраивали сложных дел, требующих далёких путешествий. Дети не через воспитание учат впервые язык матери. Ребёнок и женщина не знают окрестности за вытертой трассой кочевий.
Урянхайка в традиционном наряде
Женщина, с которой я разговаривал, была урянхай-кой племени ариг, и, несмотря на это, имела мужа-монгола, и жила долгое время в окружении монголов, но не забыла своего языка. Помнила она почти все урянхайские названия, конечно, прежде всего, названия предметов оснащения кухни и юрты. Часть этих названий выучил от неё муж. Он помогал жене вести с нами разговор, когда мы у неё спрашивали. Интересно было то, что среди известных через неё слов было несколько монгольского происхождения, которых местные дархаты не знали. Вероятно, родители или дед женщины приняли их от других групп монголов. Потом несколько таких слов пришло в язык дархатов с помощью удивительного посредничества урянхайско-тюркского языка.
Соседняя юрта выглядела совершенно городской. Родители её хозяина – пастухи в сомоне Баян-Дзюрх. Он сам работал как рабочий в мастерской в Хатгале, позже он был назначен в народный суд, где работает до сегодняшнего дня. Хозяева пододвигают мне стул, чтобы я уселся удобней. Я поблагодарил их за учтивость. Хотя удобнее было бы мне на войлочном ковре, по здешнему обычаю. Я спросил при входе, как следует сидеть в юрте. Хозяин объяснил мне, что есть много способов сидения, а каждый из них имеет своё название. Наихудшим способом является цохюрюм суудж, состоящий в том, что сперва становятся на колени, а потом садятся на пятках. Так нужно было сидеть раньше в присутствии господ или перед богами в храме, а следовательно, был это способ сидения, продиктованный смирением. Поэтому старики даже сегодня неохотно так садятся. Лучшим способом является сидение с ногами, сложенными накрест, что мы называем сидением по-турецки, а у монголов называется это дзами-линг или дзэвилдж суудж. Сидение с вытянутыми ногами – чомчадж суудж – считается за позволительную позу. Если, однако, вытянуть только одну ногу, а на другой сидеть на пяте, нужно помнить всегда, чтобы вытянутая была только нога со стороны дверей, в зависимости от того, по какой стороне сидим. Со стороны двери входит в юрту всякое зло, и вытянутая нога охраняет от него. Если вытягиваем случайно одну ногу, можно это сделать также только в сторону двери, так как вытягивание ноги в направлении северной части юрты или тыльной – это что-то большее, чем непристойность. Сидение с двумя ногами вытянутыми – это попросту недостаток воспитания, и о сидящем таким образом человеке сразу известно, что не знает он вежливости.
