Вадим Новосадов - Маска Гермеса
Рита сейчас теряла противоречивые чувства к тому, что ей приходилось приложить руку к гибели человека, с которым она состояла в близости, кто уже пострадал из-за неё, хотя и не пытался мстить. Скандал уничтожит в первую очередь Византа.
Лаврецкий, тем временем, смотрел на неё с мягким восторгом, готовый принять её доводы, под чем скрывался более существенный интерес, чем политика.
- На счёт карьеры вам нечего боятся, вы уже делаете её здесь, вместе с ростом моей компании. А ваше предложение, я одобряю, - от его издевательского взгляда у Риты все вскипело внутри, но она промолчала, закрывшись простодушной полуулыбкой.
- Секретная служба, так бесцеремонно орудующая на территории дружественной страны, это вызов, на который невозможно не отреагировать, - сделал вывод он деловым тоном, а затем добавил уже благосклонно то, чего она опасалась, так как не для того мечтала выйти из-под деспотичной зависимости одного, чтобы попасть в клетку к другому.
- Мы редко с вами встречаемся.
Хотя, покровительство Лаврецкого вряд ли представлялось столь жёстким и угрожающим, как от чиновника самой могущественной организации, зато перспективы открывались такие, что она и представить пока не могла. И почему б ей не повернуть всё в свою пользу, тем более, что в её же сети, спешили сильные мира сего.
- Слишком близкие отношения могут стать помехой для бизнеса, - ответила она, одарив его сияющей улыбкой, которая ничего не обещала, но и не отвергала.
Осязаемость новой любовной интриги увлекала её и казалась спасительным снадобьем.
- Часто успех сопряжён именно с близкими отношениями, - подхватил Лаврецкий, принимая её двусмысленность как зелёный свет.
ГЛАВА 28. СЛАВА ОТРИЦАТЕЛЬНОГО ГЕРОЯ.
Он ждал звонка от Воленталя после этого выпуска новостей, которые, возможно, ставили точку в его профессиональной карьере, а может и в судьбе. Телеканал Лаврецкого хотя и не имел пока широкой аудитории ни во Франции, ни вообще в Европе, но известия подобного рода со скоростью цепной реакции заполнили бы все национальные каналы, перекинувшись и на международное информационное поле.
Так и произошло с неотвратимостью снежной лавины. Его портреты уже на следующий день демонстрировали чуть ли не как террориста, с той лишь разницей, что его представляли специальным агентом спецслужб, возродивших практику внесудебных убийств. Не трудно было представить, что для Европы подобный факт превращался в настоящий шок, и не исключено, с серьёзными последствиями для межгосударственных отношений, а ему отводили роль жертвенной пешки.
Ему вменяли убийство соотечественника, - человека Ивлева, - что было правдой, и сваливали на него убийство небезызвестного Мерзоева, личность хоть и тёмную, но не подвергавшуюся судебному преследованию в Европе.
Больше всех старалась компания Лаврецкого, задавая тон остальной прессе, ссылалась на данные независимых источников из полиции и собственное расследование, а для пущего угрожающего образа описали биографию Византа, трактуя факты в пользу имиджа изгоя, которого спецслужбы превратили в убийцу.
Александр сам себе показался чудовищем. От этой журналисткой открытости повеяло дыханием бездны. И Воленталь как назло не спешил связываться, а выдержать этот скандальный прессинг невозможно было в одиночку.
Рита ещё раз предала его, - по своей воле, или под давлением, это уже казалось не важным, тем более, когда на кону было её блестящее будущее, и осуждать её или желать отмщения, казалось пустой тратой сил.
Визант не просто хотел выжить, в нём открылось знакомое чувство возвышенного отчаяния, риска, когда и мысли о смерти отступают, а если уж и погибать, то не в шкуре убийцы этого ничтожества Мерзоева. Перспектива остаться в истории палачом бесила, она же зародила чувство реванша, сколько бы судьба не отпустила времени.
То, что раньше он подавлял в себе желание мести, считая это вредным для дела, вдруг освободилось. Будто полуосознанный недуг отпустил его, он даже пришёл к мысли, что это и стало причиной его неудач, только сейчас он хотел возместить долги не кому-то конкретно, а враждебным обстоятельствам, что и придавало силы.
Поэтому, он был далёк от того, чтобы им вела слепая ярость, напротив, он испытывал неутомимую волю и расчётливость в своём справедливом порыве. Прежде всего, ему следовало бы покинуть зону Европейского Союза, где его могли бы, или уже объявили в розыск. Но с чьей помощью и куда ему было бы безопаснее отправиться? Воленталю он не доверял до конца, впрочем, как и никому, и, следовательно, те документы, которые он ему выправил, выдали бы его на границе. Для новых поддельных документов и каналов пересечения границ ему нужны были криминальные связи, которых он не имел.
Без осложнений он мог бы покинуть Европу через посольство, но домой его совсем не тянуло, и не только потому, что и там его поджидала опасность. Он почувствовал страсть к жизни вольного агента, к тому же он имел счета суммой почти в двести тысяч долларов в разных банках от проданной броши. Правда, вряд ли ему хватило терпения загорать без дела где-нибудь в Мексике.
Кроме тяги поквитаться с недругами и защитить свою репутацию, он ощутил, как сладко в нём заговорило тщеславие. Ведь он уже имел славу, которая не казалась по здравому размышлению, такой уж и негативной, а скорее интриговала публику, жаждущей продолжения захватывающей истории, куда можно было вплести ещё и связи с известными женщинами, одна из которых, Рита Вагнер, сама бросала ему вызов. Такого шанса просто нельзя было упускать.
Он покинул квартиру, чтобы просмотреть новый электронный адрес в Интернет кафе. Там было кодированное сообщение от Веры, и ещё в иносказательном стиле.
«Некая знатная молодая дама, которую ты знаешь, хочет тебе помочь. И не только она. А одно известное нам обоим дело, похоже, получается, правда оно далеко от завершения. Меняют условия по ходу».
«Я не хочу подрывать репутацию достойным дамам. А там, где меняют условия, лучше не иметь дело?», отправил он письмо тем же эзоповым языком.
Итак, Александр сделал два вывода: его намеревалась спасать Анна, что повышало риск для него, хотя, может, и добавляло шанс выпутаться из ловушки. И второе - Отиса либо обводят вокруг пальца, либо к нему снова прилипли охотники до его сокровищ. Не исключено также, что круг преследователей уже расширился, поскольку бриллиантовый джин был выпущен из бутылки.
Ему наконец то позвонил Воленталь, пока он возвращался домой, выразив желание к встрече. Визант ожидал его снаружи подъезда, и, убедившись, что он прибыл один, приблизился к нему, когда тот звонил по домофону.
