Вадим Новосадов - Маска Гермеса
Ему наконец то позвонил Воленталь, пока он возвращался домой, выразив желание к встрече. Визант ожидал его снаружи подъезда, и, убедившись, что он прибыл один, приблизился к нему, когда тот звонил по домофону.
- Я вынужден остерегаться всех. А вы со мной не связывались целую вечность, если учесть обстоятельства, - объяснил Визант своё необычное гостеприимство.
- Мне тебя не в чем упрекнуть, - с присущей невозмутимостью ответил Воленталь, но пристально посмотрев на него.
Оказавшись в квартире, Артур не спешил занять место в кресле, и продолжил.
- Видимо, у местной полиции, есть против тебя улики. Тот труп, найденный в Сене, его ДНК могут идентифицировать со следами крови в твоей квартире. Соседи, домовладелец, наверняка тебя опознают. Но то дело, ещё полбеды. Спецслужба, в лице Мартена, готова была повлиять на следствие. Однако убийство Мерзоева внесло свои коррективы, чреватые не только для тебя, но для меня и нашей миссии. Теперь, французская секретная служба уверена, что это убийство - дело рук российских органов. Всё свидетельствует в пользу этого. Есть прислуга, которую наши люди брали в заложники, а затем усыпили. Они видели тебя до убийства, а во время убийства были без сознания. Ещё и на машине могут остаться отпечатки.
К чести Воленталя он не снимал с себя ответственности, судя по его тону. Поделившись сведениями, он присел.
-Действия местной полиции здесь часто зависит от решения политиков. Впрочем, как и везде. Разумеется, что, прежде всего, вы окажетесь под ударом.
- Я буду всё отрицать, даже связь с вами, - спешил заверить Визант.
- Но у правосудия могут оказаться неопровержимые доказательства, - ответил Артур, не выражая явным образом свою благодарность. - Моя задача обеспечить тебе выезд из страны, и вообще, из Европы.
- Но в Россию я не поеду, - резко отрезал Александр.
Напарник выдержал паузу.
- Твоё начальство собирает улики против Спирина и тех, кто с ним в сговоре. А ты ведь один из важных свидетелей?
- Я не уверен, что в этом качестве я поставлю точку в деле. Хоть я и служу своей стране, но свою судьбу ей не доверю. Предпочитаю защищать себя сам. Да и нельзя искушать судьбу дважды.
Не похоже было, чтобы Воленталь готов был настаивать на своём.
- Наверное, я бы поступил также, - согласился он, правда, с долей сомнения. - Но есть одна загвоздка, Александр. Беспрепятственно ты можешь переправиться только на свою родину, по дипломатическим каналам. На всех остальных пропускных пунктах Европы тебя будут ждать, а поддельный паспорт станет только ловушкой, поскольку твои биометрические параметры известны, - с досадой признался Воленталь. - Остаются только криминальные каналы, - добавил Воленталь, по сути, отказываясь помогать напарнику в данном вопросе.
- Понимаю, - сдержанно заметил Визант. - Если они существуют, то их можно найти? Франсуа Мартен уже помогал мне не официально, уверен, он знает эти ходы. Или вы перестали доверять ему? - спросил Александр, благосклонно к бессилию партнёра.
- Скорее, его начальство. Должен тебя и здесь огорчить - за то, что он оказался в команде с нами, его перевели в Марсель. Хотя связи его в Париже.
Известие не смутило настойчивого Византа, который не признавал препятствий в своём стремлении.
- Раз его карьера закончилась, тогда, вполне вероятно, его утешат деньги.
- Ну что же, как угодно. Я постараюсь найти его, а дальше вы будете действовать сами, - сухо заключил Воленталь.
- Зачем вы мне помогаете сейчас? - спросил Александр, хотя именно в эти минуты ему казалось, что их непродолжительное партнёрство разрушено.
Но Артур посмотрел на него ясным и выдержанным взглядом.
- Потому что я надеюсь ещё встретиться с тобой. Ты отчаянный человек, преданный своему делу, больше чем, быть может, сама ваша служба. Сказать, что таких как ты можно по пальцам пересчитать, значит, ничего не сказать.
Услышать из уст сдержанного Воленталя комплимент дорогого стоило, но в силу своего ироничного характера, которому больше по душе поступки, нежели любование словами, Александр ответил с сарказмом:
- У меня давно складывается впечатление, что мы с вами родственные души.
- Именно, - ответил Воленталь так, что нельзя было понять, шутит он или говорит серьёзно. - Люди объединяются по своему подобию, даже когда не понимают этого. Уверен, что у нас одна и та же миссия, независимо от того, чем мы конкретно занимаемся.
- Но тогда вам придётся обременить себя ещё одной услугой, - настоятельно воскликнул Визант всё в том же насмешливом духе, подразумевая, что вся помощь Воленталя сводилась к тому, что он просто не мешал союзнику.
Хотя, и этого, возможно, было не так уж и мало.
- И какой же? - покровительственно спросил собеседник.
- Этот Отис, он так и не реализовал все свои бриллианты. Может, у него их так много, что это трудно сделать. Кстати, известный нам Роше, через которого отмывались средства, решил, почему то изменить условия.
- Пусть Отис забудет про этого Роше и этот банк. Здесь легализовали незаконные доходы, в том числе и Мерзоев. Полиция в курсе, рано или поздно разразится скандал. Это всё, что я могу тебе посоветовать в данный момент. Если ты не справишься с этим самостоятельно, возможно у меня возникнут какие то идеи, - спокойно рассудил Воленталь.
Затем он живо встал, и, приблизившись к Александру, подал ему руку, сочувственно взглянув на него. В ту же секунду Воленталь принял непроницаемый вид и покинул это жилище, не сделав более ни одного жеста.
ГЛАВА 29. ЛИЧНЫЙ РАЗЛАД И БОЛЬШАЯ ПОЛИТИКА.
Визит российского президента, как и ожидалось, сопровождался шумом в прессе, переполненном домыслами, истерикой и повторными обвинениями, варившихся в журналистском котле, а государственных мужей так и не спровоцировавший на оправдания и серьёзные объяснения. Высшие лица страны открещивались необходимостью тщательного расследования, рассуждениями о постоянной террористической угрозе и неизбежности совместных усилий по её предотвращению.
На эти несколько дней Анну Панину ограничили в свободе, в тактичной форме, предложив в качестве золотой клетки особняк в парижском предместье. Она была лишена доступа к любой связи, разве только с родителями, от которых она упорно искала самостоятельности, и вошла даже во вкус, испытав первый успех, но сейчас ощутила негодование из-за этого последнего всплеска родительской власти. При этом, томясь в комфортабельной неволе, она изнывала от желания действовать, во спасение того, к кому она попала в настоящий плен неравнодушия.
То, что его здесь выставляли преступником ли, агентом ли спецслужб, или всё одновременно, делало его ещё более притягательной фигурой, вопреки стараниям журналистов и родительскому запрету, и вызывало такой интерес, что ей было наплевать на какой-то там риск.
