Город пробужденный (ЛП) - Суйковский Богуслав

— Чтобы это было в последний раз!

— В последний, вождь. Потому что вернуться я уже не смогу! Я спустилась по веревке в изломе стен и…

— Говори, с чем пришла.

— Господин, я верно служила! Столько лет под вечной угрозой! Такие важные вести собирала! А ведь того, что у меня есть в Карфагене, я не спасу! О, нищета меня ждет и голод на старости лет. Сейчас я приношу важнейшую весть, но… но…

— Сколько? — резко прервал Сципион.

— Пять… пять талантов, господин! — прошептала женщина.

— Ты с ума сошла?

— Моя весть стоит больше, много больше, господин! — с упрямством ответила Атия.

— За эту цену я могу купить отряд слонов!

— Это правда! Но… но они бы не спасли тебя, господин!

— Пять талантов! За такую дерзость мне следовало бы прогнать тебя или выдать Гасдрубалу!

— Очень недолго ты бы радовался своему триумфу, вождь!

— Я не могу предложить тебе и десятой части этой суммы!

— Господин, весть, которую я приношу, имеет огромную важность! Таким вестям цены нет!

— Гасдрубал сговорился с Карталоном, и они ударят вместе?

— Об этом знают все! Но твои, господин, укрепления теперь не взять без машин!

— Хорошо, что они это понимают! Так что же за весть ты принесла, столь важную?

— Пять талантов, господин!

— Да у меня и в казне столько нет!

— Я знаю, господин! Но обещай, и мне этого хватит! Слово Сципиона на вес золота.

— Я не могу обещать, не зная твоей вести.

Атия колебалась, наконец решилась, хоть и неохотно:

— Господин, твоя справедливость славится. Посему обещай, что ты рассудишь важность моих вестей и по этой оценке вознаградишь.

— Обещаю! — сурово произнес Сципион.

— Тогда я спокойна, что получу больше, чем просила в своей скромности. О, господин, весть грозная! Грознейшая!

— Говори же наконец!

— Уже говорю, только соизволь выслушать спокойно! Вели сворачивать лагерь и отступай к Утике. А лучше — нет! И там гибель. Беги на Сицилию!

Сципион сдвинул брови.

— Слушай, женщина! Последняя девка, карфагенская шпионка, сопротивлялась несколько часов, пока не выложила все. С тобой, я уверен, пойдет быстрее, и ты признаешься, сколько получила от Гасдрубала, чтобы попытаться меня напугать!

Атия побледнела и принялась поспешно возражать:

— Господин, ты подозреваешь меня напрасно! А я ведь и вправду, искренне верна! Столько лет я исполняла самую гнусную работу! Держать лупанарий и еще заискивать перед этими псами! О, господин, ты тяжко меня обидел…

— Говори наконец, с чем пришла!

Атия глубоко вздохнула и наклонилась почти к самому уху консула. Она зашептала торопливо:

— Господин, карфагенский флот готов! От радости несколько строителей вырвались в город на гулянку, и моя Малисса вытянула из одного из них все!

— Она должна умереть немедленно! — резко прервал Сципион.

— Малисса? О да, господин! Справедливо! Как же я не подумала… Ведь она так глупа, что может и меня выдать!

— Говори дальше!

— Так вот, флот готов. Пятьдесят две галеры, в основном триремы. Очень быстрые и маневренные! Как только ветер будет с востока, они выйдут и ударят по твоему флоту, что стоит в Тунесском заливе. Потом двинутся на Утику, перережут весь подвоз, перехватят транспорты, заморят голодом и тебя здесь, и Утику…

Сципион прервал ее движением руки и с минуту сидел неподвижно, сдвинув брови. Он быстро прикидывал в уме. Сейчас у него двадцать пять галер, из них три вытащены на берег для ремонта. О победе нечего и мечтать. Пунийцы были и остаются хорошими мореходами. Если они и впрямь разобьют его флот и перережут подвоз, голод наступит через несколько дней.

Отступать по суше к Утике — значит покинуть этот лагерь, открыть Гасдрубалу дорогу вглубь страны, позволить ему соединиться с Карталоном… Гулусса тоже ненадежен и легко может перейти на сторону Карфагена. Утика тоже не продержится без подвоза, а прислать подкрепления для флота сенат категорически отказывается! Значит — разгром!

— Ты получишь от меня семь талантов золотом! — произнес он наконец с обманчивым спокойствием. — А теперь ты вернешься в Карфаген…

— Господин, это невозможно!

— Ты вернешься в Карфаген! Ты должна узнать, как вооружены новые галеры, есть ли на них машины, прочны ли абордажные мостики. Кто на веслах, каков экипаж…

— Господин, это для меня верная гибель!

— Но это нужно для победы Рима! Ступай!

Он хлопнул в ладоши и вбежавшему сотнику приказал спокойным голосом:

— Проводить эту женщину до самого рва! Но пароля она слышать не должна! А теперь позвать ко мне досточтимого легата Гая Лелия, трибунов и преторов.

Собранным в спешке вождям он говорил твердо, решительно, без колебаний. Он уже обдумал новую ситуацию и принял решение. Он ясно изложил положение дел, не скрывая опасностей. В конце он сказал:

— Перед нами сильный и решительный враг, который угрожает нам с трех сторон: со стороны города, с юга и с моря. Если бы его силы действовали согласованно и по единому плану, нам был бы конец! К счастью, мы их разделяем, и им трудно поддерживать постоянную связь. Мы занимаем центральное положение и должны этим воспользоваться. Это, подчеркиваю, наш единственный шанс. Мы не должны позволить Гасдрубалу и Карталону сговориться. Если на море мы временно не можем им помешать, то нужно сделать так, чтобы Гасдрубалу не с кем было согласовывать планы.

Офицеры изумленно переглянулись. Первым рассмеялся легат Лелий, лучше всех знавший Сципиона.

— На все боги Аида, я понял! Мы ударим по Карталону, прежде чем пунийский флот выйдет в море!

Сципион слегка улыбнулся.

— Пунийский флот не выйдет. Но об этом мы поговорим в другой раз. Сейчас будем думать лишь об этой битве. Ты понял мой план, Лелий. Однако я думаю, что грамматик в доме твоего отца мало сломал о тебя тростинок и не научил тебя формам в достаточной степени. Ты неверно сказал «мы ударим». Следовало употребить форму «вы ударите», ибо ты в этом участвовать не будешь. Ты останешься в лагере и будешь следить, чтобы Гасдрубал не спохватился и не атаковал наши валы. Я оставлю тебе все машины и три… нет, два манипула.

— Этого хватит, чтобы пасть в грохоте битвы, но слишком мало, чтобы отразить атаку.

— Это уже твое дело. Действуй так, чтобы мы успели вернуться после победы над Карталоном, пока вал еще не будет проломлен. Речь не о красивой смерти. Не думай об эффектном сражении, ты должен лишь тянуть время!

— Будет, как ты приказываешь! — спокойно произнес легат.

— А если мы не одолеем армию Карталона? — мрачно спросил претор Тит Корнелий Косс, командовавший отрядом нумидийской конницы.

— Я приказываю, чтобы мы победили, претор! — сурово, словно не слыша его слов, ответил Сципион. — Выступаем немедленно, как только стемнеет. Конница пойдет первой и очистит нам путь.

— Так и будет, вождь! — заверил Аппий Камульций, а второй претор конницы, Корнелий Косс, молча кивнул.

В этот миг он размышлял о деле, важном для него. Он не верил в успех похода, считался с тем, что погибнет, а между тем в его шатре была рабыня-нумидийка, Анабала, великолепная любовница. Что с ней делать? Оставить — станет добычей сначала солдат Лелия, потом победивших пунийцев! Кто-то, а может, и многие, будут упиваться ее великолепными бедрами. Проще всего — убить. Ревность, когда речь идет о рабыне, почти смешна, но все же пробуждается и мучит. Хотя, с другой стороны, когда он, нынешний владелец этого прекрасного тела, погибнет в бою, что ему за дело, что кто-то там будет переживать с этой женщиной мгновения упоения? Пусть себе девка живет, и пусть боги решают ее дальнейшую судьбу! Впрочем, что значит одна рабыня? Любопытная притом, временами даже назойливая, разумеется, в границах, дозволенных для рабыни-любовницы, и лишь в определенных ситуациях.

Сципион, впрочем, не дал ему много времени на личные дела, ибо нужно было готовить войска к ночному выступлению так, чтобы наблюдатели с высоких крыш и башен Карфагена не заметили усиленного движения. Вся надежда на успешное проведение атаки заключалась в сохранении ее в тайне и во внезапности удара по неприятелю.