Город пробужденный (ЛП) - Суйковский Богуслав

Десятник Альбин, однако, действовал быстро. Он много слышал о шпионах, пробирающихся из Карфагена в римский лагерь, подумал, что это, верно, и есть такая посланница, и резко оттеснил солдат.

— Всем стоять! Не сметь трогать! Назад! Ты, Лигдан, останешься здесь с Галлом. А я с остальными отведу эту женщину к лодке и переправлюсь через залив. Утром вернемся за вами.

Этибель поспешно огляделась. Она поняла приказ и знала, что через мгновение будет поздно. Они ее окружают? Да, но мечи уже вложили в ножны, не остерегаются, да к тому же это тяжелые и неуклюжие мужланы. Единственный шанс — снова прыгнуть в воду! Там ее не поймают!

Она двинулась, словно исполняя приказ десятника и поворачиваясь в сторону дюн, но внезапно развернулась на месте, проскользнула между двумя солдатами, толкнула третьего и что было духу бросилась к воде.

Будь она и сейчас нагой, она бы наверняка ушла, добралась до глубины и была бы — по крайней мере, на время — в безопасности. Но длинная, мокрая туника тут же опутала ей ноги, и Этибель, пробежав всего несколько шагов, упала. Ее тут же схватили, теперь уже разъяренные, грубо связали, подталкивали перед собой копьями. Заставили женщину идти быстрым шагом, пересекая полуостров дюн, к заливу, к ожидавшей там лодке.

— В чем она призналась? — равнодушно спросил Сципион, когда претор Аппий Камульций, которому он приказал еще ночью заставить схваченную женщину говорить, вошел в шатер. В новом лагере, разбитом сразу за валом на перешейке, были лишь шатры; Сципион запретил всякие удобства и роскошь.

Претор, уже немолодой человек из плебейского рода, медленно продвигавшийся по службе и лишь собственными заслугами пробивавший себе дорогу, старый ветеран многих войн, был заметно взволнован. Он с минуту молчал, потом вдруг выпрямился и вскинул руку. И заговорил поспешно, решительно:

— Достопочтенный консул, прикажи мне отправиться в дальний разъезд или поручи делать что-нибудь иное, но освободи меня от обязанности допрашивать эту пунийку!

— Почему? — спокойно, хоть и сурово, спросил Сципион.

— Потому что… потому что ужасно то, что вытворяет с ней Тирон! И… и омерзительно!

Тирон, лагерный палач, был известен своей изобретательностью и жестокостью, так что Сципион все понял. Он долго смотрел на взбудораженного офицера и наконец бесстрастно ответил:

— Это шпион. Из-за таких погибает больше людей, чем в битвах. Погибают порой страшной смертью. Для шпиона не может быть пощады, любое средство хорошо, чтобы вырвать из него сведения, которые он несет. Эта женщина должна нам сказать, куда и зачем она плыла. А поскольку ты, Камульций, знаешь пунийский язык, то будешь и впредь присутствовать при допросах и задавать вопросы!

Когда претор взволнованно шевельнулся и уже открыл было рот, Сципион резко сказал:

— Это мой приказ, претор!

— Да будет воля твоя, вождь! — хрипло, поборов себя, ответил претор. На висках у него выступили капельки пота, руки дрожали, но слово «приказ» положило конец всяким спорам.

— В чем она призналась? — повторил свой вопрос Сципион, все так же спокойно.

Старый кавалерист с трудом сглотнул, прежде чем ответить.

— Ее зовут Этибель. Она хотела пробраться в лагерь Карталона в горах. У нее там любовник. Она твердит только это.

— Она лжет. Вернее, говорит лишь часть правды. Что она плыла к Карталону — это точно. Но так же точно, что у нее было какое-то поручение. Она должна сказать, какое!

— Вождь, она уже умирает! Руки у нее многократно переломаны и сожжены, сожжена грудь…

Сципион развернул какой-то свиток папируса, который читал, когда вошел претор, и углубился в чтение. Через мгновение, не поднимая глаз, он пробормотал:

— Тирон, может, и не знает греческой мифологии, но ты, Камульций, должен ее знать. Пусть эта девка будет Дафной или Европой… Она выдержит и еще многое нам расскажет!

— Да будет так, вождь! — офицер снова вскинул руку и вышел из шатра. Он вновь появился, когда солнце было уже высоко.

— Умерла, вождь! — сказал он в ответ на вопросительный взгляд Сципиона, которого застал на валу, осматривающего только что установленные машины.

— Что она сказала?

— Простонала, трудно было разобрать, простонала лишь, что, когда пунийцы начнут атаку, нужно зажечь на том холме два костра из соломы. Чтобы они сильно дымили. И тогда они отступят.

— Ага, условные знаки! Отступят? Мне вовсе не нужно, чтобы они отступали! Я как раз хочу выманить их из-за стен. Мы зажжем не два костра, а три!

— А может, как раз один и был бы правильным сигналом?

Консул ответил без колебаний:

— Нет, один столб дыма может появиться случайно. Никто не стал бы устанавливать такой сигнал. Попробуем зажечь три. Она не призналась, когда должна быть атака?

— Нет, вождь, она умерла…

— Сдохла! — сухо поправил Сципион.

44

На шестой день месяца Сив сама Лабиту на рассвете принесла жертву перед изваянием богини и тотчас же послала особого гонца к вождю, чтобы он передал ему ее слова:

— В этот день бессмертная и вечно милостивая Танит будет с воинами своего народа!

Гасдрубал, уже находившийся у ворот Ганнона, откуда должны были ударить главные силы, принял эти слова с серьезным поклоном, но Баалханно, стоявшему рядом, тихо пробормотал:

— Двусмысленно! Наши жрецы научились этому у греков!

Вслух же он громко приказал:

— Разнести весть по всем отрядам: «Предзнаменования в храме Покровительницы Города были благоприятны! Богиня сегодня будет с нами!»

Потом он забыл о знамениях и жрецах, с головой уйдя в дела предстоящего боя. Карталон должен подать сигнал на рассвете. Хорошее время для атаки. Римляне не будут ее ожидать, но удар должен быть внезапным, сразу всеми силами. И по всей длине римского вала. Машин ждать нельзя. Их подкатывание позволило бы Сципиону приготовиться. Главные ворота в римском валу находятся на старой дороге в Утику. Оттуда следует ожидать вылазки конницы. А значит, на той дороге будет стоять Герастарт со своей фалангой. Конница — наготове. Кадмос со своей синтагмой ударит в центр, где за валом виднеются самые большие шатры. Там должен располагаться Сципион. Если Карталон не опоздает, к полудню все должно быть кончено. Если боги и впрямь милостивы, то Сципион не уйдет, живьем попадет в плен! О, даруйте этот триумф, боги! Вы даже не представляете, какие жертвы получите в благодарность!

В саду небольшого храма бога Хузотона, покровителя кузнецов, что стоял близ стен, уже начали просыпаться и щебетать птицы. Прохладные, бодрящие порывы ветра возвещали приближение рассвета. Небо на востоке начало заметно бледнеть, приобретая зеленоватые оттенки, хотя звезды там еще не гасли.

Гасдрубал кивнул своему штабу:

— Перебрасывать лестницы и веревки! — спокойно приказал он.

Приказ тут же облетел стены по обе стороны, до самого моря.

Это была идея Кадмоса. Перебросить через зубцы все лестницы, веревки, даже связанные плащи или плотную одежду, все, что выдержит вес нескольких человек, чтобы по сигналу все могли ринуться вниз одновременно. По всей ширине перешейка. Не только через ворота, сквозь узкое горло которых колонны будут выходить довольно медленно. Главное — внезапность и порыв. Его-то и используют, перебросив весь гарнизон через стены.

С согласия Гасдрубала он временно поручил командование своей отборной морой Идибаалу, а сам встал во главе отрядов, которые первыми должны были спускаться со стен и атаковать. Теперь он сидел верхом на зубце, у толстой, узловатой веревки и нетерпеливо, то и дело, поглядывал на восток: это солнце, нарочно, что ли, сегодня медлит и опаздывает!

Но оно не опоздало, выплыло из-за горизонта, сразу же яркое и побеждающее мрак. И тотчас же в чистом воздухе обрисовался далекий римский вал, даже легкие дымки от погашенных смоляных светильников, горевших всю ночь над воротами и башнями. Более зоркие глаза могли разглядеть и шлемы часовых, и мерцание копий. Далеко за валом на светлом фоне неба отчетливо рисовались холмы у Мушале.