Город пробужденный (ЛП) - Суйковский Богуслав

Но точно так же и римляне видели все, что происходит на стенах. А значит, откладывать атаку больше нельзя.

Кадмос крикнул в сторону Гасдрубала, стоявшего на высокой башне над воротами:

— Рошеш шалишим! О, рошеш шалишим, дай знак! Начинаем!

Гасдрубал, однако, молча смотрел на далекие холмы. Атака может удаться лишь в том случае, если будет вестись одновременно с двух сторон. А если Карталон не был извещен? Если он не успел, не смог подойти? Самое удобное время для атаки уходит, но все же нужно ждать.

Слава Танит, милостивой Покровительнице Города! На холме над Мушале поднимаются дымы! Видно отчетливо. Тяжелые, темные, в неподвижном воздухе они поднимаются медленно, но все выше, почти не рассеиваясь. Один, второй… Не атаковать? Карталон не может прибыть? Нет, вот и третий! Все хорошо! Римляне взяты в клещи. Атаковать! Вперед! Все вперед!

— Вперед! — подхватил Кадмос.

Он перемахнул через край зубцов и соскользнул вниз, едва не ободрав руки от спешки. Теперь градом полетели вниз щиты и копья, мешавшие при спуске. На мгновение вся стена покрылась движущейся, поблескивающей доспехами, стекающей ко рву волной людей. Внизу они хватали сброшенные щиты, бегом собирались, строились, устремлялись вперед.

Через открытые ворота поспешно, даже толкаясь, вываливались плотные колонны фаланги, манипулы и турмы конницы, которая должна была прикрывать пехоту от возможной вылазки нумидийцев. С грохотом, тяжело выкатывались машины. Разумеется, лишь те, что поменьше, которые можно было подтащить довольно быстро, — катапульты и баллисты. Среди тянувших было много женщин.

На римском валу раздались звуки буцин. От края до края. Но не тревожно, а спокойно, почти торжествующе. Словно подавали обычный, ожидаемый сигнал.

Кадмос, в возбуждении и порыве бежавший во главе орущих добровольцев, не обратил внимания на слишком густое и слишком равномерное расположение трубачей на валу; до Гасдрубала звуки буцин не донеслись. Так первое предупреждение о том, что римляне не застигнуты врасплох, осталось незамеченным.

Потом было уже поздно. Когда атакующие, несколько смешавшиеся от самого бега, оказались вблизи вала, внезапно в воздухе замелькали тяжелые снаряды, загудели, почти расхохотались камни, и смертельный град принялся сечь нападавших. Когда же и это не остановило атаку, из-за частокола начали разить стрелы, а затем и бросаемые вручную копья и легкие пилумы.

Под ногами атакующих разверзались ловушки, волчьи ямы, скрывавшие на дне заостренные колья, замаскированные рвы. Они валились в ров перед валом, осыпались вместе с глыбами свежей земли, гибли, но волна неудержимо перла вперед. Вот они уже прорвались через ров, начали валиться подсеченные, вырываемые голыми руками палисады, закипела ожесточенная рукопашная схватка.

То же самое через мгновение слева от главных ворот, то же самое на фланге у самой воды. В звуках римских буцин, созывающих на эти участки резервы, уже слышится спешка, почти тревога.

Уже и карфагенские машины, подтащенные к валу, заработали поспешно, над головами своих, чтобы облегчить им атаку. Но вскоре они стали целью обстрела римлян, на них посыпались всевозможные снаряды, словно разъяренный рой на неосторожного чужака.

Вскоре стон, вопль, хрип умирающих заглушили шум ближнего боя. Погиб тут же, одним из первых, Антарикос, погиб Мальк, погиб командовавший катапультой, что подошла ближе всех ко рву, прекрасный Элект. У двух баллист пала вся обученная обслуга. В карробаллисту перед воротами в бою раз за разом угодило несколько камней, раздавив ее и выкосив людей.

Но остальные машины били, пусть и не так исправно и метко, однако приковывали к себе внимание римлян и поддерживали своих. Все больше женщин, что должны были лишь подносить снаряды, теперь сами хватались за вороты, натягивали канаты, целились. Кериза, забрызганная кровью — пронзенный копьем Элект рухнул прямо на нее, — оттолкнула его тело и приняла командование. Она радовалась, что Кадмос научил ее управляться с катапультой, что она умела при ней работать. Никто не возражал, не оспаривал ее приказов, словно в Карфагене было делом самым обычным, повседневным, чтобы девушка командовала боевой машиной.

Трижды волна атакующих прорывалась через ров, и трижды, отброшенная римлянами на проломах, откатывалась назад. В четвертый раз Кадмос увлек за собой всех, ударил по всей длине вала, напряг последние силы.

— Вождь! — крикнула какая-то запыхавшаяся девушка, взбегая на башню, откуда Гасдрубал наблюдал за битвой. — Меня послал Кадмос! Нам не сдержать их! Нужны подкрепления!

— Но у меня остался лишь гарнизон на стенах! Скажи, что я выступлю, когда римские резервы повернут в сторону войск Карталона! О, вот они! Стоят наготове! Ах, Карталон! Почему не идет Карталон?

Но самый зоркий глаз не мог различить никакого движения со стороны холмов у Мушале, на которых по-прежнему стояли три столба дыма, зато медленное, спокойное передвижение римских триариев указывало, что через мгновение они двинутся к проломам в укреплениях.

Гасдрубал колебался недолго. Если что-то задерживает Карталона, то их долг, долг гарнизона, — как можно дольше сковывать все силы римлян. Тем легче, тем полнее будет победа, когда подойдет Карталон.

Он кивнул старому Баалханно.

— Веди! Все силы! Я еду к тем воротам, ты веди в центр! Герастарт, остаешься на стенах только с обслугой машин! Береги город! За мной!

— Такое не должно повториться! — мрачно говорил Сципион, обходя под вечер валы, осматривая проломы, растоптанные рвы, разбитые машины. — Если бы их армия, что стоит в горах, подошла во время боя, сейчас эти валы осматривал бы Гасдрубал! Мы победили последним усилием.

— Да, вождь. Но и они напрягли все силы! Сражались даже женщины! И хорошо сражались!

— За таких на невольничьем рынке дадут хорошую цену! Легат Гай Лелий немедленно займется восстановлением вала и частокола. Углубить рвы, укрепить башни, лучше расставить машины!

— Будет исполнено, вождь!

— Претор Аппий Камульций с нумидийской конницей насыплет второй вал! С тыльной стороны этого! Чтобы у них пропала охота атаковать нас с суши. Подвоз к нам, на случай если Карталон подойдет и перережет дороги, организовать по морю, через Утикийский залив. Сенатор Эмилий Марций немедленно отправится в Рим. Нам нужны подкрепления. По меньшей мере еще два легиона и тридцать галер. Иначе мы не возьмем этот проклятый город! Теперь мы можем лишь стоять здесь и ждать.

45

В тот самый день, когда сенатор Эмилий Марций вернулся из Рима с наихудшими вестями — война в Иберии идет плохо, флот понес тяжелые потери от бури, ни на какие подкрепления рассчитывать нельзя, но сенат требует поскорее покончить с Карфагеном, — в тот самый день во рву перед проломом в валу появилась какая-то женщина и громко, по-латыни, потребовала разговора с вождями.

Допрашиваемая претором Камульцием, который нес службу, она требовала отвести ее к самому консулу, и хотя претор отговаривал, предупреждая, что вождь в ужасном настроении, она уперлась.

— Он разъярится еще больше, когда услышит, с чем я пришла! Но если ты меня не допустишь, можешь и головы лишиться! — дерзко говорила она.

Перед Сципионом, однако, она тут же смирела. Попросила лишь, чтобы они говорили без свидетелей.

— Может, обыскать ее, вождь? — спросил претор, с подозрением косясь на женщину, когда Сципион без колебаний согласился на ее просьбу. — У нее может быть спрятан кинжал!

— Молоденьких обыскивай, а не меня! — возмутилась пришедшая.

Консул пояснил:

— В этом нет нужды, я знаю эту женщину. Это Атия, наш шпион.

Когда претор вышел из шатра, Сципион гневно спросил:

— Почему ты пришла сама, вопреки приказу?

Атия ответила поспешно, со страхом:

— Мне некого послать, господин! Марция погибла…

— Знаю.

— Ты все знаешь, господин! Моего раба, верзилу, забрали в кузницу, негритянка Малисса слишком глупа, молодой Бодесмун падок на золото, но трус…