Город пробужденный (ЛП) - Суйковский Богуслав
— Даже эти латинские мужланы онемели бы при виде моего тела. Знаешь, а это мысль! Я подплыву к их лагерю, выйду из пены морской, и они подумают, что это их Венера, а я прикажу им убираться прочь! Ха-ха-ха! Легкая победа!
— А если римляне уже знают? Если они схватят Этибель? — спрашивал Кадмос Гасдрубала.
— Что ж поделать. Она знает, на что идет. Если римские шпионы что-то уже пронюхали, они постараются выбраться из города именно этой ночью. Расставь сегодня по всем возможным проходам своих людей, Кадмос. Им я доверяю больше всего.
Этибель решила выплыть из порта с первыми сумерками. Это был совет Эоноса, который утверждал, что в это время у римлян солдаты ужинают, что они еще ничего не ожидают, а их галеры начинают кружить по заливу позже, когда наступает полная темнота.
— Особенно остерегайся каких-нибудь тихо стоящих и прислушивающихся лодок! — наставлял Эонос в последнюю минуту. — Это их новая выдумка. Когда такая лодка что-то услышит или заметит, она тут же дает сигнал огнем — у них есть зажженные, но тщательно прикрытые светильники — и галеры устремляются в ту сторону.
— Ох, меня они не услышат! Я плаваю тихо. И не увидят. Я нарочно взяла темную столу! — весело уверяла Этибель. Всю вылазку она по-прежнему воспринимала как интересное приключение, о котором потом можно будет рассказывать любовникам.
Она решила, что уже достаточно стемнело, и со смехом обратилась к сопровождавшему ее Эоносу. Несколько человек из стражи у цепи и от ближайших боевых машин окружили ее.
— Ну, теперь мне нужно раздеться и обмотать голову столой. Отвернитесь!
Но она не протестовала, когда никто этого не сделал, и, хихикая, обнажилась. Не спеша, нарочно растягивая эти волнующие мгновения, она обматывала тонкую столу как тюрбан вокруг головы и лишь затем, кокетливо выгибаясь и заботясь о самых соблазнительных позах и движениях, вошла в лодку, стоявшую у самой толстой, натянутой цепи. Она села на борт, опустила ноги в воду и весело ими заплескала.
— Хорошо, что сегодня вода теплая. У-у, но до чего же здесь грязно! Ну, что поделать! За портом будет чище. Принеси, Эонос, утром Мелькарту какую-нибудь добрую жертву, чтобы он был ко мне милостив! А богине Танит… Ха-ха-ха! Этой богине я и так постоянно приношу жертвы. Но зову я ее именем Астарта! Ох, могли бы вы так не пялиться! Будто нагую девицу не видели!
— Такой мы не видели! — с пылом бросил кто-то из солдат, и Этибель довольно рассмеялась, весело махнула рукой и ловко, смело соскользнула в воду.
Она не хвастала, говоря, что плавает хорошо и тихо, равно как и то, что темная стола, обмотанная вокруг головы, совершенно невидима. Лишь легкий фосфоресцирующий след оставался за ней на темной воде, но это было видно только сверху, да к тому же любая крупная рыба или медуза, подплывавшая в эту жаркую ночь к поверхности, вызывала такое же свечение, и море то и дело вспыхивало обманчиво, чарующе, весело.
Бог моря Мелькарт не принял жертвы — а может, она была принесена слишком поздно, — ибо в тот самый час, когда Эонос приносил в жертву барана, которого жрец по зрелом размышлении счел самым угодным даром владыке морей, Этибель уже умирала.
Сперва ее вылазка казалась легкой. Ласково качавшаяся теплая волна сама, казалось, несла отважную пловчиху, бережно поддерживая ее и расступаясь, чтобы облегчить ей путь. Вспышки света, озарявшие воду при каждом движении, лишь веселили и успокаивали.
Напротив пролива, ведущего в Тунесский залив, — так, по крайней мере, казалось девушке, — она миновала застывшую в тишине сторожевую лодку. И здесь ей помогло свечение морской воды, ибо как раз один из гребцов от скуки опускал руку в волны и стряхивал ее, лениво наблюдая за переливчатыми искрами.
— Говорят, так выглядят жемчужины, что есть у богачей! — завистливо пробормотал кто-то.
Другой зевнул:
— Да ты же знаешь, это всего лишь вода!
— Конечно. Но все равно диво! Обычная вода, темная, а ударишь веслом или хоть вот рукой — блестит и светится!
— О, здесь всегда так! Но весла не трогай, не велено! Смотри, как там блестит! Должно быть, большая рыба плывет!
— И что с того? Охотиться нельзя. Да и не рыба это. Слишком медленно плывет. Верно, медуза, осьминог или еще какая-нибудь гадость!
Этибель едва не рассмеялась вслух, еще больше замедлила движения и бесшумно миновала лодку. Потом она плыла еще долго, держась по звездам на юг, пока не решила, что пролив давно уже остался позади и можно поворачивать к берегу.
По обе стороны пролива тянулись низкие, плоские пляжи, песчаные наносы, созданные волнами и течениями, то разрываемые во время штормов, то нарастающие, когда ветер направлял течения вдоль берега. Растительность начиналась далеко, лишь у подножия холмов. Два этих полуострова — тот, что короче, со стороны города, и тот, что длиннее, с юга, от гор Хаменлаиф, — почти замыкали Тунесский залив, превращая его в подобие озера, в безопасную гавань даже для самого большого флота. Теперь там укрывалось несколько десятков римских галер, прикрытых со стороны пролива парой кораблей. Но на пустынных, безводных косах, верно, никого не было. Высадиться здесь было бы нелегко, так как из-за далеко и коварно простиравшихся мелей даже челн не смог бы подойти к берегу, а идти по зыбучему песку и дюнам было трудно и тяжело.
Этибель вскоре поняла, что плывет верно, ибо внезапно ударилась коленом о песчаную отмель и с облегчением, хотя и не чувствуя усталости, встала на твердое дно.
Спокойная, ленивая волна омывала пляж с однообразным ритмом, медленно нарастая, ломаясь крошечными гребешками, сонно лаская пески. В полной тишине пьянящей ночи этот едва уловимый плеск был слышен издалека, и Этибель уверенно и решительно побрела к берегу.
Еще дважды дно уходило у нее из-под ног, и ей приходилось плыть, чтобы через мгновение снова наткнуться на отмель. На самых мелких местах она брела едва ли по колено или по щиколотку, забавляясь как дитя и взбивая ногами богатые россыпи переливающихся капель.
«Как их Венера из жемчужной раковины, так и я выхожу из моря среди жемчужин, — весело думала она. — Жаль, что из них нельзя сделать ожерелье! Я была бы богаче Абигайли!» Она подумала: «И красивее», — но тут же отогнала эту мысль. Конечно — красивее! Для этого ей не нужны жемчуга! Красоту ей дала богиня, и слава ей за это! Очень разгневалась бы Астарта, покровительница любви, если бы такой ее дар был растрачен впустую или подарен лишь одному мужчине! Красоту богиня дает не для того! Ха-ха-ха! Нужно понимать волю богини, и тогда она дарует счастье и окружает свою верную почитательницу покровительством!
Этибель наконец вышла на сухой, приятно теплый песок и с минуту оглядывалась и прислушивалась. Но единственным звуком, который она улавливала, был сонный, тихий, размеренный плеск небольшой волны и тяжелое шлепанье о песок капель воды, стекавших с ее тела.
Она размотала тунику, обернутую вокруг головы, вздрогнула, надевая мокрую одежду, и быстро, желая согреться, двинулась вдоль пляжа к далеким горам. Там она должна была найти известное ей селение и помощь.
Не успела она пройти и двадцати шагов, как из-за небольшой дюны внезапно выскочило несколько человек и бросилось к ней. Она не успела даже испугаться — один уже отрезал ей путь к воде, другие обступили со всех сторон.
— Держи его! — скомандовал кто-то. — Живьем брать! Живьем!
— Девка! — взвизгнул тот, что подскочил к Этибель первым, и удивленно замер.
Этибель узнала римских солдат, разглядела тускло блестевшие доспехи и обнаженные, направленные на нее мечи. Взвизгнув от страха, она присела, сжавшись в комок и закрывшись руками.
— Девка, и правда!
— Из моря вылезла? Не трогай! Может, это какая нереида или сирена?
— Дурак! О, как она орет от страха!
— А вылезала голая! Я ночью вижу! Я сразу сказал, что голое вылезает и одевается! За это она по праву моя!
— Ты говорил «голое», а не «голая»! Теперь она наша! Эй, хоть развлечется человек!