Бернард Корнуэлл - 1356
— А, понятно, мадам…
— Давай книгу сюда, — вполголоса приказала графиня Томасу, едва за дверью стихли шаги.
Фолиант был увесист, хотя и невелик, чуть больше ладони Томаса. Графиня развязала тесёмку и стянула покрывавший томик лоскут мягкой кожи:
— Манускрипт принадлежал моей свекрови. Хорошая была женщина, упокой Господь её душу. Ума не приложу, как у неё уродилось такое чудовище, как мой Анри. Наверно, звёзды в момент зачатия не благоприятствовали или Сатурн доминировал. От ребёнка, зачатого под Сатурном, ничего хорошего не жди. Мужчины этого понимать не желают, а зря. Красивая, правда?
Она бережно перелистнула страницы и подала книгу Томасу. Это был псалтырь. Такой же имелся у отца Томаса, не столь, впрочем, богато изукрашенный и без ярких, тронутых кое-где золотом, рисунков. Буквы в псалтыре графини были крупные, на странице помещалось всего два-три слова.
— Свекровь плохо видела, — пояснила старуха, — поэтому монахи-переписчики расстарались для неё.
Картинки изображали святых. Томас опознал Радегунду в короне на фоне строящейся церкви; святого Леодегара, которому выкалывал глаз злобный палач.
— Жутко, да? — спросила графиня, вытянув шею и рассматривая рисунки вместе с Томасом, — Они ему ещё и язык вырвали. Анри тоже всё грозился вырвать мой. А это Клементин.
— Он тоже мученик?
— А как же. Мучительная смерть — обязательное условие, без неё святым не стать.
На следующей иллюстрации Томас узрел святого Ремигия, крестящего голого человека в котле.
— Крестит Хлодвига, — подсказала старуха, — Первого французского короля.
Она перевернула лист. Святой Христофор нёс на плечах малолетнего Иисуса. На заднем плане избиватель младенцев со зверской физиономией стоял у груды детских трупиков.
— У Христофора такой растерянный вид, словно он вот-вот уронит маленького Христа. Наверно, Иисус его обписал. Мужчины всегда теряются, оставшись один на один с младенцем. Ох, бедняжка!
Восклицание относилось к святой Апполине. Её распиливали два солдата. Живот святой был разворочен, под ней натекла лужа крови, а из облаков на неё безмятежно взирали ангелы.
— Всегда удивлялась, почему ангелы не спустятся и не помогут ей? О, а этот меня раздражает.
Раздражал графиню святой Маврикий, на коленях молящийся среди перебитых воинов его легиона. Маврикий уговорил своих товарищей принять смерть, но не предавать мечу христианского города.
— Почему он не сражался? — кипятилась графиня, — У него было шесть тысяч солдат, а он вместо боя убедил их дать себя прикончить, как овец. Мне он всегда казался слишком глупым для святого.
Томас перевернул страницу с Маврикием и у него перехватило дыхание. Монах. В снегу. Тот самый.
Графиня хихикнула:
— Что, не понадобились учёные мужи? Оказалось, довольно одной старой перечницы?
Иллюстрация отличалась от авиньонского изображения. Монах с нимбом не стоял на коленях, а свернулся калачиком посреди окружённого снегом клочка травы. Глаза были закрыты. Он, видимо, спал. Святой Пётр отсутствовал, зато имелся в наличии и домик, и второй монах в окне. Над избушкой и спящим раскинулось звёздное ночное небо, с которого смотрел вниз одинокий ангел.
— Святой Жюньен, — прочёл вслух Томас имя угодника, вплетённое в затейливую вязь рамки, — Никогда о нём не слышал.
— О нём мало кто слышал.
— Жюньен, — задумчиво повторил лучник.
— Он был сыном благородных родителей, — просветила его графиня, — Очень благочестивым. Надумав напроситься в ученики к святому Аманду, он проделал долгий путь и постучал в дверь будущего наставника поздно ночью. Святой Аманд, тот ещё пентюх, побоявшись, что к нему нагрянули разбойники, не открыл. Почему Жюньен не растолковал ему, кто таков, почему Аманд сам не рассмотрел гостя — тайна за семью печатями. Как бы то ни было, недотёпа Жюньен прилёг на травку и заснул. Ночью повалил снег, однако Господь в милости своей не дал будущему святому замёрзнуть и, когда наутро Аманд выглянул из окошка, он узрел чудо — снег лежал всюду, только не вокруг мирно спящего Жюньена. Волнующая история, да?
— Как малоизвестный святой попал в эту книгу наряду с чередой знаменитых мучеников?
— Вернись к первой странице.
На первом листе красовалась эмблема: вздыбленный красный лев в белом поле.
— Мне незнаком этот герб, — сказал Томас.
— Это герб Пуатье. Свекровь моя родилась и выросла там. Не знаю, как связаны с городом прочие святые из книги, но Жюньен точно имеет отношение к Пуатье.
— А святой Пётр?
— В Пуатье святой Пётр не бывал.
— Может, святой Жюньен с ним встречался?
— Юноша, я могу поверить в то, что на небесах святые регулярно встречаются, сплетничают, играют в кости и меряются ранами, но земную юдоль святой Пётр покинул задолго до рождения Жюньена.
— Может, и так. Только какая-то связь между ними быть должна.
— Мне она неизвестна.
— Но она может быть известна жителям Пуатье. Надо ехать туда, — рассудил Томас.
— Чтобы ехать в Пуатье, — ехидно заметила графиня, — надо для начала выбраться из Монпелье.
— Обратно в монастырь через забор. Делов-то.
— Ты уверен, что тебя там не караулят? Есть способ проще. Тебе же всё равно надо дожидаться темноты?
— Если я вас не стесню… — расшаркался Томас.
— Не стеснишь. Стемнеет, выберешься из моей кельи и прокрадёшься по коридору до крайней двери слева. Она ведёт в комнату для раздачи подаяний, там выход на улицу, он никогда не запирается. Только до темноты ещё насколько часов, — старуха пожевала губами, затем хитро взглянула на лучника, — Ты в шахматы играешь?
— Немного.
— Я когда-то играла хорошо, но с тех пор прошло много лет. Да и ум потерял остроту… — она вздохнула, с грустью глянув на кота, — Николя сейчас, наверно, умнее меня. Так что мы с тобой на равных. Сыграем?
— Если вам игра доставит удовольствие.
— Доставит. Только предлагаю играть на деньги. Небольшие, исключительно ради острых ощущений. Не против?
— Не против.
— Скажем, по леопарду за игру?
— По леопарду?! — глаза у Томаса полезли на лоб.
Леопард соответствовал пяти английским шиллингам, недельному заработку искусного ремесленника.
— Только ради острых ощущений, — повторила графиня, — Сам посуди, юноша: я старая, мозги и так плохо работают, да ещё настойка их затуманивает. Соглашайся, леопард-другой у меня найдётся выигрыш заплатить. Тебе — прибыток, мне — забава.
— Ладно, по леопарду, так по леопарду, — уступил Томас.
