Город пробужденный (ЛП) - Суйковский Богуслав
— За борт! — взвизгнул Сифакс, который не мог простить Зарксасу, что тот оказался сильнее.
— Так и есть! Все неудачи начались с той поры, как мы приняли этих троих! Нумидийская военная галера, римская — военная! Что это такое? Мы, свободные повелители морей, должны воевать со всеми? Это не наше дело! Наше дело — брать добычу! А тут, вот что, столько наших полегло! Все из-за Карфагена! Посему клянусь третьей пастью Цербера, что Карфаген мне за это заплатит! Не сдвинусь с этих морей, пока не наполню нашу галеру карфагенским золотом! Не притронусь к другой девке, кроме пунийки! Месть Карфагену!
Сифакс, опасаясь, что вождь в пылу забудет о Зарксасе, прервал его:
— Верно говоришь! Но пока что делать с этим, вот с этим? О, как дерзко смотрит! Силач, вы только поглядите!
— Этот? — Тридон обернулся, зловеще спокойный. — За борт!
— Стоять! — Кадмос протиснулся сквозь толпу, за ним — Идибаал, поигрывая ножом, за ним, после короткого колебания, — Магон, некогда гребец на захваченной нумидийской галере, который отличился сноровкой в обращении с катапультами и в бою с римской триремой заслужил всеобщее уважение. — Руки прочь от этого человека!
— О, за своего заступается! Псы всегда стаей!
— Вождь! Это бунт! Смотри, уже четверо пунийцев!
— Эй! — крикнул кто-то более рассудительный. — Кто говорит о пунийцах? На пиратских «мышах» нет различий! Нам дела нет, кто какой народности!
— Но не тогда, когда они бунтуют! Порядок должен быть!
— Постойте! — Кадмос быстро расспросил Зарксаса, из-за чего сыр-бор, и резко обратился к Тридону: — Ты клянешься отомстить Карфагену? Проклинаешь его? Дело твое, но мы тебе в этом помогать не станем!
— И ты отказываешься повиноваться? За это — смерть! Эй, товарищи!
— Стоять! Нас четверо, мы погибнем, но сколько погибнет ваших? Вы ведь нас знаете! Так что я вам говорю: отступитесь! Мы не хотим от вас даже положенной доли добычи! Мы уйдем добровольно!
— Это как же? Нам отвезти достопочтенных господ в порт? Прочь с палубы! Вот единственное, что я могу вам сказать! Прочь!
— Пусть будет так! Магон, прыгай!
Один за другим они срывали с себя пояса, хламиды, сандалии и без колебаний прыгали за борт. Последним прыгнул Идибаал, метнув со смехом свой нож так, что тот вонзился в палубу у самой левой ноги Тридона. Он вынырнул, фыркнул, разглядел в лунном свете три головы друзей и подплыл к ним.
На палубе галеры кто-то возбужденно кричал:
— О, плывут! Все! Эй, дай мне лук!
Но тут же бас Тридона, который уже пришел в себя, прогремел над шумом:
— Нет! Оставить их! Они были добрыми товарищами, только не годились для нашего братства.
— Эй, Кадмос! — пыхтел Зарксас. — Доплывем?
— Конечно! О, вон берег виден!
— Виден, и близко! — отфыркиваясь, проговорил Магон. — Доплыть-то легко! Только что дальше? Скала глаже стены и выше! Волна разобьет нас о камни, а на эту кручу не взобраться!
— О, я не боюсь! — беззаботно ответил Кадмос. — Какую-нибудь щель найдем!
— Нет там никаких щелей! Разве что у самого края утеса. Я знаю, мальчишкой часто здесь птичьи яйца собирал!
— Ох, не может быть все так плохо! Плывем к берегу!
Однако он скоро убедился, что Магон был прав. Ветер в тот день упрямо дул с севера, и хоть был несильным, его хватило, чтобы раскачать волну, ощутимую даже в открытом море, а здесь, у подножия отвесных утесов, она с силой билась о скалы, пенясь на многочисленных подводных камнях, и ревела. Утесы и впрямь были неприступны, отшлифованные тысячелетиями, скользкие; к тому же водовороты грозили смертью всякому пловцу, который неосторожно приблизился бы к ним.
— Плывем к заливу! Там… берег понижается! — выдохнул Магон.
Кадмос без раздумий согласился. Действительно, за мысом берег понижался, но… как это далеко? Хватит ли у них сил доплыть? Это может быть и несколько десятков стадиев. Сам он плавал хорошо, его друг тоже, но хватит ли сил у всех? К тому же постоянно угрожали подводные скалы, на которые волна могла швырнуть пловца. А гладь утеса не оставляла никакой надежды.
Отгоняя сомнения, он упрямо плыл вперед, порой покрикивая на товарищей, но надежды у него было все меньше. Этот Тридон, негодяй, верно, знал этот берег, раз не позволил лучнику стрелять в бунтовщиков. Но тут же ему пришла в голову другая мысль: почему Сихарб назначил место встречи именно здесь? Из города и даже с мыса Камарт этого отрезка берега не видно. Берег очень опасен из-за подводных скал, да и от порта далеко. От порта? Они ведь плыли из порта, плыли быстро, а Сихарб уже ждал их здесь. Лодка у него была большая, на двадцать гребцов, но невозможно, чтобы он мог так легко обогнать бирему. Откуда же он здесь взялся?
Он почувствовал усталость, перевернулся на спину и, широко раскинув руки, отдался на волю волн. Он старался дышать глубоко, спокойно, и лишь тогда, когда водяной вал перекатывался и не грозил залить ему рот. В какой-то миг он инстинктивно взглянул на берег, выругался, но в голосе его была радость. Он взглянул снова, более пристально.
Да, сомнений не было — скала здесь расступалась, трескалась глубоко, кажется, до самой поверхности воды. Если где-то и удастся взобраться на вершину утеса, то только здесь.
— К берегу! Расщелина! Эй, друзья, к берегу! — крикнул Кадмос, переворачиваясь в воде и направляясь к замеченной щели.
Волна, однако, снесла его, он потерял направление, и снова перед ним была лишь сплошная скала, но он упрямо плыл вперед. То ведь не было наваждением. Наконец он различил синеву неба низко, почти над самой водой. Там и была вожделенная расщелина.
Оказалось, что это была скорее узкая, извилистая бухточка, совершенно незаметная с моря. Лишь милость богов была с Кадмосом, что он взглянул на скалы именно в том месте, где ее существование выдал отблеск солнца.
Они вплыли в бухточку взволнованные, заинтригованные, радостные. Но их ждали новые сюрпризы. За вторым, довольно резким поворотом, в месте, где вода разливалась чуть шире, они увидели перед собой большую лодку, привязанную к валунам, а от нее — ведущую на вершину утеса крутую, узкую, но отчетливую тропу.
— На лодке, эй, на лодке! — хрипло крикнул Магон, теряя последние силы.
Никто не ответил, лишь эхо вернулось из глубины расщелины.
— Тихо, — прошипел Кадмос, сам не зная почему.
Он подплыл к лодке, ухватился за борт и помог товарищам поочередно взобраться. Все в один миг узнали лодку Сихарба. Моряки не могли ошибиться в таких вещах. Но почему этот богач, геронт, столь влиятельный человек, держит лодку в укрытии так далеко от города?
Первым понял Идибаал и выругался.
— Негодяй! Вор! Шакал с паршивой пастью! Не понимаете? Подходит на своей лодке к собственной галере, когда та возвращается с новым товаром, забирает все самое ценное и без пошлин ввозит в город. А в порту платит только за жалкие остатки!
— А как умеет высокопарно говорить! Других призывать! Стыдить!
— А с нас каждую рыбешку обсчитают и обложат поборами!
— Подлец!
— Все богачи такие!
— Постойте! — Идибаал остановил разгневанных друзей. — Посмотрим, нет ли чего на этой лодке. Я думаю об одежде. Не пойдем же мы в город голыми.
Они обыскали тайники на корме лодки и действительно нашли несколько старых, грубых плащей с капюшонами. Хоть и стояла жара и ничто не предвещало бури, им пришлось их надеть. Они вскарабкались на плато и двинулись к городу. Кадмос то и дело оглядывался, желая запомнить дорогу, чтобы суметь отыскать спуск к тайнику, но среди нагромождения валунов вскоре потерял ориентир.
Впрочем, он мало думал об этом, охваченный одним лишь желанием: вечером они дойдут до города, он поспешит в свою каморку, оденется и сразу — к Керизе. Все остальное не имело значения.
19
— Ты Кадмос? — с подозрением спросила Стратоника. — Ага, Керизу ищешь. А она тебя в порту высматривает. Кто-то ей сказал, что ты был там, куда-то спешил, а потом снова отплыл на челне. Девка с ума сошла, плачет, носится по порту, к людям пристает. Еще какая беда с ней приключится. Да разве такая послушает старших?
