Александр Мацкин - Орленев
чем любого знаменитого актера, играющего Шекспира» 25. За год
пребывания в Америке Назимова в этом хорошо убедилась. И все-
таки она колебалась.
Она знала, чем обязана Орленсву: он вытащил ее из безвест¬
ности, он научил ее работать азартно и систематически, он позна¬
комил ее с Чеховым, которого она боготворила. И самое главное:
он разжег и поддержал ее веру в самое себя, в чем она нужда¬
лась, потому что критика в петербургских газетах была к ней
безжалостна. Знала Назимова и то, как много значили ее близость
и сотрудничество для Орленева, и гордилась тем влиянием, кото¬
рое оказала на его репертуар и образ мысли. И все это перечерк¬
нуть? Ради денег? При всей ее деловитости она не была натурой
меркантильной, торгашеской, для денег она ничем не пожерт¬
вовала бы. Ради славы? Ради респектабельности? Это другое дело:
тщеславие было в ее характере! И она не захотела упустить
шанс, который никогда больше не повторится.
Правда, она сделала попытку убедить Орленева тоже остаться
в Америке. Вот как передает репортер нью-йоркской газеты (уже
после отъезда Орленева) их диалог: «Изучи английский,— пла¬
кала она.— Им нравится наша игра. Только они нас не пони¬
мают!» «Слишком поздно!—отвечал он.— Язык можно выучить
в юности. Мы поедем обратно в Россию и будем играть для рус¬
ских, которые нас понимают!»26. Вначале Орленев, видимо, пред¬
полагал, что Назимова пошумит, поплачет, поскандалит и опом¬
нится, и не верил в бесповоротность ее решения. И потому тот
день, когда он получил ее письмо, не оставляющее никаких на¬
дежд, был одним из самых трагических в его жизни. В черновых
рукописях Орленева есть запись, относящаяся к этому дню: «Для
меня нет никакого просвета, ни одной звездочки на небе. Душа
моя надломилась» 27. Уход Назимовой был для него потрясением.
Но он ее не удерживал, понимая, что честолюбивая актриса не
откажется ради него от своих планов и амбиций.
Осенью 1906 года, чтобы взять реванш за все потери, он ре¬
шил вернуться в Америку с ибсеновским «Брандом». Собрал но¬
вую труппу, разучил пьесу, снял через своих агентов театр
в Нью-Йорке, заказал билеты на пароход, по пути заехал в Нор¬
вегию, где на этот раз помимо «Привидений» играл Достоевского
и Гауптмана. Сюда, в Христианию, за день до отъезда в Америку
пришла телеграмма от Назимовой. Точный ее текст нам неизве¬
стен. По свидетельству Мгеброва, он был спокойный: «Не приез¬
жай — боюсь, помешаешь» 28. Вариант Вронского гораздо более эмо¬
циональный: «Прошу тебя, оставь мне этот единственный уголок
в мире, а у тебя и без Америки много места!» Ни минуты не ко¬
леблясь, Орленев отменил поездку: планы его рухнули, деньги про¬
пали, он готов был подарить кому-нибудь пароходные билеты, но их
никто почему-то не брал. Не встретился Орленев с Назимовой и
спустя шесть лет, когда он во второй раз приехал на гастроли
в Америку. Она пришла, никого не предупредив, на его спектакль
в театр «Гарибальди» в середине второго акта «Привидений».
Он сразу ее заметил, удивился, растерялся, но профессиональная
привычка взяла верх и, выдержав паузу, продолжал сцену как ни
в чем не бывало. В антракте Орленев спросил у Вронского: «Ви¬
дел?» Тот ответил: «Видел», и больше никаких разговоров о На¬
зимовой у них не было до самого отъезда из Америки. А перед
отъездом по какому-то случайному поводу он сказал Вронскому:
«Ну, что же, она недурно устроилась в «американском уголке»,
который просила меня оставить ей! Наши пути разошлись в ту
памятную для меня ночь, когда, положив ей голову на колени,
я отрывал от своего сердца этот всасывающийся в него кусок,
а она медленно перебирала и гладила мои волосы. Так просидели
мы вою ночь...» 29.
Наутро после этой памятной ночи Орленев уехал из Америки.
Его дела в последние дни опять пошатнулись, отыскался новый
кредитор, который не желал вести переговоры и обратился в суд.
Орленеву снова грозил арест. 15 мая 1906 года газета «Нью-Йорк
телеграф» под громким заголовком «Павел Орленев уклоняется
от ареста. Русский актер уплывает в Европу в день, назначенный
для слушания его дела в суде» сообщила, что полиция, узнав об
отъезде актера, отправила детективов на пароход, они нашли его
имя в списке пассажиров и не нашли его самого. Со слов Орле-
нева мы знаем, что детективы обшарили все каюты, заглянули
в трюм и, кажется, даже в машинное отделение, не подозревая,
что он спокойно сидит в одном из салонов, смотрит в окно и ку¬
рит сигару. И еще подробность — капитан парохода был друже¬
ски расположен к знаменитому беглецу и дал второй звонок ми¬
нут за двадцать до срока. Не разыскав своей жертвы, полицей¬
ские сошли на берег. Путь Орленева лежал в Норвегию.
С Назимовой все было кончено. Прежде, чем и нам проститься
с ней, я хотел бы рассказать читателям о превратностях ее после¬
дующей артистической карьеры; она сыграла такую важную роль
в жизни Орленева и о ней было столько легенд, что просто необ¬
ходимо установить подлинные факты ее биографии.
Судьба актрисы сложилась вовсе не так счастливо, как об этом
твердила молва в двадцатые и тридцатые годы. После разрыва
с Орленевым она играла Ибсена и стала известной пропагандист¬
кой его драм. Во время одного из своих турне по Америке она
познакомилась с английским актером Чарлзом Брайантом, подви¬
завшимся в пьесах легкого жанра. В трехтомной истории миро¬
вого кинематографа, изданной в 1955 году в Париже30, говорится,
что эта встреча была для Назимовой роковой, «она дала увлечь
себя с пути, который избрала», и поддалась соблазну коммерче¬
ского успеха. Прошло целое десятилетие, она стала знамени¬
тостью, но репертуар ее не отличался той строгостью, о которой
она говорила в многочисленных интервью в год приезда в Аме¬
рику. В 1917 году вместе с Брайантом она играла в ничем не
примечательной пьесе «Невесты войны», и какой-то предприим¬
чивый продюсер предложил ей и ее мужу участвовать в экрани¬
зации этой пьесы. Это было начало ее кинематографической
карьеры. Театр на какое-то время отошел на второй план, хотя
она по-прежнему выступала на драматической сцене, играла
Ибсена, Чехова, Тургенева, из современных авторов — О’Нила *
и даже Чапека («Мать», 1939 год).
Не сразу «выдающаяся истолковательница идей Ибсена» об¬
наружила свою незаурядную индивидуальность в кино. Такой
случай представился, когда ее режиссером стал Альберт Коппе-
лани. Один за другим последовали три фильма, и третий— «Крас¬
ный фонарь» (в основу которого был взят эпизод из боксерского
восстания в Китае в 1900—1901 годах)—стал вершиной ее
успеха. Перед актрисой открылись заманчивые возможности, но
ее «злой дух» Брайант искал в искусстве только выгоды, и гордая
и умная женщина послушно участвовала в его доходных пред¬
приятиях. В следующем фильме — из жизни маленьких актрис
мюзик-холла — Назимова вернулась к ремеслу и банальности.
В ее репертуаре появились комедии, с точки зрения продюсера
это был успех, с точки зрения искусства — уступка за уступкой.
В последующие годы она создала свою студию, и опять рядом
с ней был ее муж — посредственный актер и еще более посред¬
ственный режиссер. Дела в студии шли далеко не блестяще;
в июле 1921 года в одном из американских журналов было ска¬
* С. М. Эйзенштейн в своих воспоминаниях о В. Э. Мейерхольде, пере¬
числяя всех знаменитостей, которых повидал на своем веку, рядом с Шоу
и Станиславским, Маяковским и Шаляпиным, Чаплином и Пиранделло,
Гретой Гарбо и Кэтрин Корнелл называет и Аллу Назимову в пьесах
О’Нила .
зано, что актрисе-звезде следует подумать о своем будущем, вре¬
