Александр Мацкин - Орленев
дежи. Связь эта не оборвалась и когда в чине подпоручика он
поехал на Кавказ. В ноябре 1905 года он вывел из казарм в Ба-
туме минную роту, чтобы оградить группу бастующих рабочих
от преследований казаков. Это была неслыханная дерзость, за ко¬
торую его должны были немедленно предать военно-полевому
суду. Но очень влиятельный генерал Мгебров, ссылаясь на нерв¬
ную болезнь сына, впредь до выяснения обстоятельств взял его
па поруки и даже умудрился отправить за границу, хотя судеб¬
ное дело против него шло своим порядком.
В Норвегии Мгебров изучал философию в столичном универси¬
тете, пока в его жизнь бурно не ворвался Орленев. Поначалу Па¬
вел Николаевич попросил своего нового знакомого быть перевод¬
чиком и посредником в переговорах с норвежским Национальным
театром. Мгебров не верил в успех орленевской затеи, он знал,
что такого рода эксперименты (совместный русско-норвежский
спектакль) не в духе традиций этой сильной, но консервативной
труппы. Тем более что речь шла об Ибсене, в пьесах которого не
допускались никакие отступления от канона. Но уже на второй
день его знакомства с Орленевьтм от этого скептицизма не оста¬
лось и следа.
Существуют две версии истории триумфального для Орленева
спектакля «Привидения» в норвежском театре: одна — в мемуа¬
рах самого Орленева, другая — в мемуарах Мгеброва. Одна — бо¬
лее эффектная, другая — более достоверная. Орленев, например,
пишет, что знаменитая София Реймерс, игравшая фру Альвинг,
и молодая актриса, игравшая Регину, когда он пришел к ним
в назначенный час, ждали его в передней с серебряными подно¬
сами, уставленными музейной посудой, и одеты были в кокошники
и душегрейки, как на картинах Маковского. Тому, кто хоть что-
нибудь знает о Реймерс, такой маскарад покажется невероятным.
Может быть, потом, после двух недель репетиций, и было нечто
похожее на эту игру в боярскую Россию. Но первая встреча
Орленева с его норвежскими коллегами происходила совсем по-
иному — в строгой и скромной обстановке дома Реймерс, хорошо
описанного Мгебровым: маленькая комната с изящной мебелью,
книги и картины, кофе и печенье, приготовленное самой хозяй¬
кой, «милая домашность», простота и все-таки некоторая величе¬
ственность премьерши Национального театра.
Возможно, что фру Реймерс согласилась принять Орленева из
любопытства (кто этот русский актер, который осмелился при¬
коснуться к их национальной святыне?), любопытства профес¬
сионального; она была хорошей актрисой, и ее интересовало все
связанное с именем Ибсена и интерпретацией его идей. Орленев
назвал себя и заговорил; Реймерс сразу насторожилась, ее испу¬
гал возбужденный до экстаза тон актера, ей казалось, что в его
одержимости есть какая-то неприятная болезненность. Вполне ли
он здоров, этот красивый белокурый человек, которому па вид
было* лет двадцать шесть — двадцать семь, возраст Освальда из
«Привидений», не больше. И, прежде чем отказаться от предло¬
жения Орленева, она попросила его сыграть какую-либо сцену
пьесы на его выбор. Он согласился, начал с первого акта и сыграл
всю роль до конца.
Теперь его нельзя было узнать. Он замкнулся, ушел в себя,
лицо его исказила гримаса боли, и руки «словно умерли под гне¬
том давящей все существо несчастного Освальда мысли» 3.
Эти руки и поразили Реймерс, ведь орленевский Освальд был
необыкновенно привлекателен, и тем трагичней был неумолимый
процесс его деградации и умирания. И Реймерс сразу убедилась,
что основой этой роли у русского гастролера являлась не патоло¬
гия сама по себе, в ее нарастающих фазах, а гармония, образ со¬
вершенства, грубо задетый и искаженный патологией.
В игре Орленева были минуты экстаза и были минуты покоя,
и при такой структуре роли ни одна его реплика не осталась не¬
услышанной. И не только потому, что он строго следовал знако¬
мому тексту Ибсена, не допуская никаких купюр. Логика партнер¬
ства двух разноязычных актеров была не формальной, она была
внутренняя, психологическая, подсказывающая и вынуждающая
произносить те слова, которые были единственно необходимы и
единственно возможны в данный момент. Реймерс сказала, что
у нее и у Орленева один счет времени, и уже на первой читке,
повинуясь бессознательному ритму, уверенно и без запинки под¬
хватывала его реплики. Однако полного согласия у них еще не
было. Едва начались совместные репетиции, выяснилось, что
план игры русского актера отличается от принятого в норвеж¬
ском театре.
Те психологические детали, которые непосредственно относи¬
лись к роли Освальда (вроде нервного постукивания по окон¬
ному стеклу), не вызвали разногласий. Споры возникли из-за
портрета камергера; Орленев, волнуясь, доказывал, что без этого
зримого образа прошлого он играть не сможет, ведь по ходу дей¬
ствия он с портретом беседует, задает ему вопросы, злится на
него, угрожает ему (замахивается трубкой). Норвежские актеры
возражали: чего ради фру Альвинг станет вешать на самом вид¬
ном месте в своем доме портрет ненавистного ей человека, память
о котором так для нее обременительна? Находчивый Орленев
мгновенно ответил: «А зачем тогда она строит приют и дает ему
имя камергера и, более того, приглашает сына на торжество от¬
крытия этого приюта?» Нет, портрет камергера — очень важная
подробность, напоминающая о двойной жизни дома Альвингов:
одной — видимой и благообразной, и другой — скрытой и таящей
в себе ложь и фарисейство. Эти доводы возымели свое действие,
и «Привидения» с участием Орленева шли в Норвегии в его ре¬
жиссерской редакции.
Об успехе актера в этом спектакле я уже писал в одной из
предшествующих глав книги и ссылался на отзыв «Дагбладет».
Могу только добавить, что успех шел нарастающей волной и что
газеты единодушно писали о всечеловечности искусства Орле¬
нева: он был русский и прежде всего русский, и он был норвежец,
и он был француз. Тем интересней, что журнал «Театр и искус¬
ство», на страницах которого из номера в номер печатались сен¬
сационные заметки о неудаче орленевской гастрольной поездки
в Америку, о его банкротстве, о его аресте, о его спешном отъ¬
езде, так откликнулся на триумф актера в Норвегии: «П. Н. Ор¬
ленев выступил в Христиании в роли Освальда в «Привидениях» 4.
И ни слова больше. Хорошо, что корреспондент газеты «Русское
слово» оказался более объективным и русские читатели узнали
из его телеграммы правду о норвежских гастролях Орленева:
«Христиания. 5/18. Смелый опыт артиста Орленева играть роли
Ибсена на норвежской сцене увенчался полным успехом. Газеты
отзываются восторженно. «Verdens Gang» пишет: «Представле¬
ние долго не изгладится из памяти»; «Morgenbladet»: «Гений тол¬
ковал гения»; «Dagbladet» сожалеет о невозможности видеть Ор-
ленева в других пьесах Ибсена» 5. Долго-долго выходил Орленев
на вызовы, и к аплодисментам публики присоединилась и труппа.
Он был опьянен успехом и, чтобы продлить эти счастливые
минуты, отказался от участия в официальном ужине с его обяза¬
тельным ритуалом. Он не искал уединения, но ему нужны были
после потрясений этого дня слушатели, которые бы его поняли
с полуслова. Испытывал ли он когда-нибудь такое чувство пол¬
ного освобождения, как в тот норвежский вечер лета 1906 года?
Оп шел издалека к этой вершине, и вот он ее достиг. Теперь
у него было время жатвы, можно было перевести дух, дать себе
волю, погулять, покуражиться... А он боялся пауз в разбеге и,
если не был пьян, боялся эпикурейства, ему нужна была в работе
преемственность, непрерывность, одна волна, набегающая на дру¬
гую. И мог ли он в тот момент подъема для своей исповеди найти
